Мой Февраль (СИ) - Ричмонд Беатрис

— Не смотри на меня так! Я не при смерти и даже травм серьезных у меня нет. Мне не нужна сиделка! Это уже чересчур! — насколько бы я не любила подругу, но ее постоянное присутствие начало выводить меня из себя практически в первый день моего пребывания дома. Когда меня отпустили домой, у меня было стойкое ощущение, что меня оставят в покое и дадут отлежаться, несмотря ни на что. Но не тут-то было. Эй Джей явилась уже через два часа, со словами: «Я не могу тебе дать умереть». С ней был огромный чемодан и переброшенная через плечо сумка с лэптопом. Я спорила, пыталась отправить ее домой вместе с пожитками, но подруга меня не слушала, и, вымыв руки, принялась готовить ужин, требуя при этом, чтобы я отправилась в постель. Она забирала у меня не только лэптоп, но и графический планшет, и даже телефон. Мне давалась возможность увидеть свои гаджеты только во время звонков родителей или сотрудников, и то, тогда, когда они звонили с целью узнать, как мое здоровье. Эй Джей требовала моего полного подчинения, и, пока я чувствовала себя не очень хорошо, я послушно выполняла ее требования, понимая, что самой мне было бы сложно. Но когда мне стало легче, пропала надобность ее круглосуточного присутствия. — Эй Джей, тебе самой уже нужно отдохнуть и заняться своими делами, да и помочь родителям не мешало бы.

— Ты поедешь к нам? — зная мой ответ, спросила подруга.

— Нет. И не нужно делать обиженное лицо, — сказала я. — Ты знала с самого начала, что я не смогу поехать к вам, как и не смогу посетить прием Александры.

— Ну ладно Алекс, но почему ты не хочешь… — я перебила ее.

— Не хочу. Будет шумно, я привлеку к себе слишком много внимания. Да и вообще, — видя, как Эй Джей пытается что-то сказать, я подняла руку в предупреждающем жесте, — и вообще, — повторила я, — если бы не происшествие, то я бы уже сегодня отправилась к родителям.

— Брук, я не хочу, чтобы ты грустила в праздники, — девушка села, поджав одну ногу. — Рождество ведь веселый праздник.

— Я не буду грустить, — сказала, обводя взглядом комнату. В углу мигала гирляндами ель, на окнах и стене тоже висели гирлянды с добавлением остролиста. Посреди стола стоял горшок с пуансетией, а над входом в гостиную висела веточка омелы. Веточка, под которой некому целоваться.

— Ну да, — Эй Джей поднялась и подошла к окну. — Если загрустишь, хоть его пригласи, — указала она подбородком на окно. За ним, на улице, недалеко от подъезда стояла очередная машина. Первой присутствие наблюдателей заметила подруга. Она собиралась сделать омлет, и, взбивая яйца, подошла к окну. Ей в глаза сразу бросился мужчина, который курил и смотрел на окна моей квартиры. Увидев, то за ним наблюдают, он тут же зашел в тень. Он думал, что от зорких глаз Эй Джей можно скрыться. Но нет. Моя подруга — самый зоркий сокол из всех зорких орлов. Она высчитала, что мужчины меняются с периодичностью в сутки, и иногда их бывает двое. В один из дней она даже подошла к ним и потребовала документы. Вместо этого они дали телефон, и ей пришлось общаться с мистером Фебом, который и рассказал ей то, что мне рассказали полицейские. Я, конечно, получила от нее хорошую взбучку за укрытие информации, но зато подруга успокоилась, по поводу присутствия любопытных чужаков.

— А вот и приглашу, — огрызнулась я, чувствуя, что подруга постепенно меняет свое отношение ко мне. — Мы с ним славно оторвемся.

— Ага. А потом твой Феб оторвет ему яйца, а тебе голову, — укоризненно сказала Эй Джей.

— Он не мой, — снова огрызнулась я.

— Точно? — подруга ухмыльнулась. — Ну-ну…

32

Как бы я не упрямилась, и не показывала, что меня не волнуют праздники — все же вечер двадцать четвертого декабря застал меня в унынии. С улицы были слышны смех, у соседей хлопали двери, у родителей рекой лился эггног, а я сидела перед телевизором в пижамных штанах и футболке, ела пиццу и в сотый раз смотрела «Чудо на 34-й улице». Только фильм да стоящая в углу елка с мигающей гирляндой напоминала о празднике.

Мама рвалась приехать, но я отговорила ее, обещая, что три раза в день буду отчитываться о своем самочувствии. Если бы родители приехали, мне бы пришлось выслушивать лекции о питании, работе, отдыхе и личной жизни. А я слишком нервничала, чтобы слушать и быть милой при этом. Эй Джей тоже пыталась уговорить меня изменить решение, но я была неприступной, хотя и чувствовала себя намного лучше, чем буквально несколько дней назад. Настолько лучше, что смогла бы сама приехать на встречу с мистером Фебом. О чем и написала ему, но ответа не получила.

Фильм закончился, и я принялась переключать каналы в поисках «чего бы посмотреть». Мне не часто удавалось посидеть перед телевизором, и я получала удовольствие от мелькания картинок перед глазами. Я бы еще долго так делала, если бы не знакомые аккорды. На одном из каналов показывали балет, и это был «Щелкунчик». Если раньше я считала это произведение волшебным и романтическим, то сейчас музыка показалась слишком эротичной.

— Господи, — я переключила канал. — Я сошла с ума, — в памяти всплыли моменты того вечера: мои фразы, его фразы, глаза, звуки, касания, ощущения. — Вот черт! — отбросив пульт дистанционного управления, я встала, и пошла на кухню. — Я не могу с ним встретиться, — сказала я сама себе. — Просто не могу!

Из холодильника была извлечена бутылка вина, и тут же откупорена. Опыта в работе со штопором у меня не было, и обычно я долго вожусь с пробкой. Но злость и возмущение сделали свое дело. Налив полный бокал, я выключила свет и подошла к окну. Машина все так же была припаркована напротив него. Мне захотелось последовать совету Эй Джей пригласив того, кто охранял меня. Но я быстро передумала — у человека могли бы быть проблемы. И я была абсолютно уверена, что не только у него. Приветственно махнув рукой, я долила вино в бокал и вернулась на диван в гостиной. Найдя канал с каким-то рождественским фильмом, я удобно устроилась, укутавшись в теплый плед. Вино в бокале заканчивалось, я захмелела, осмелела и решила, что пора написать письмо с отказом. В конце концов, я имею полное право отказаться от проекта, пусть даже ценой потери работы.

«Уважаемый мистер Феб, с прискорбием хочу сообщить вам, что прекращаю сотрудничество с вами в проектировании вашего дома. Все чертежи и планы вы сможете получить у мистера Редвика, как и все расчеты с учетом изменения рельефа. С уважением, Бруклин Ламберт», — высунув кончик языка, я старательно написала письмо и незамедлительно отправила, ощутив при этом легкость, словно сбросила с себя всю тяжесть прожитых лет. Но это ощущение было недолгим. Если на письмо о том, что я в состоянии не передвигаться сама ответа все еще не было, то на это письмо Феб ответил сразу.

«Дорогая Мисс Ламберт. Повторяю в последний раз. Послезавтра, в девять утра, моя машина заберет вас. Если вас не будет возле подъезда в это время, мои люди поднимутся и силой привезут вас на объект. Выбора у вас нет.

П.С. Брук, ложись спать. Уже поздно. И с Рождеством.».

Автоматически я посмотрела на часы в углу экрана. Было уже за полночь.

— Тиран, — прошептала я, почему-то улыбаясь. — Злобный гигант.

«С Рождеством, мистер Феб. У меня еще есть время принять правильное решение», — снова написала я.

«Нет у тебя никакого времени. А единственно правильно решение — это появиться у порога своей квартиры в девять ноль-ноль двадцать шестого декабря. Брук, иди спать».

Я покривлялась перед экраном, выключила лэптоп, и пошла в спальню, будучи уверенной в том, что никуда не поеду.

33

Наверное, только начался рассвет, когда в мою дверь позвонили. В этот момент мне приснилось, что мне десять, я еду на своем розовом велосипеде, и передергиваю язычок звонка, ленточки которого развиваются по ветру. Тому, кто был за дверью, удалось разбудить меня только с третьего раза. В комнате было еще темно, хотя темнота была уже не черной, а серой, рассеянной. Я замерла, укутавшись в одеяло, и надеясь, что мне показалось. Но после четвертого звонка, мне пришлось подняться.