Коллектив авторов - Сборник коротких эротических рассказов

Спиридон Мартыныч Кторов
Был директором конторы
Главзаготснабсбытзерно
Стал он им не так давно.
Не высокий, средних лет,
Крупный лоб, красив брюнет.
Вечно выбрит и отглажен,
А в плечах —  косая сажень.
Кабинет его рабочий
Был обставлен ладно очень:
Стулья, стол довольно скромный,
Книжный шкаф, диван огромный.
В коже дверь, на ней запоры,
На окне глухие шторы.
Письменный прибор дородный
И сифон с водой холодной.
А в приёмной —  секретарша,
Лет семнадцать или старше…
Месяц —  два они старались
И с почётом увольнялись.
День от силы проходил,
Новый ангел приходил.
Было так и в этот раз,
О котором мой рассказ…
* * *
Сам из отпуска вернулся,
В дверь вошёл и улыбнулся:
Дева дивная сидит,
На него в упор глядит.
Взгляд прямой, открытый, чистый.
«Как зовут, тебя?» —  «Фелистой.
У Тамары —  бюллетень,
Я сегодня —  первый день.»
«Так, прекрасно!» Спиридон,
Встал и сделал ей поклон.
«Спиридон Мартыныч Кторов
Я, директор той конторы.
Тоже первый день в работе.
Ну. Потом ко мне зайдёте.
Я введу Вас в курс всех дел.»
Кторов снова поглядел,
Улыбнулся, поклонился
И в пенаты удалился.
А Фелиста вся зарделась
Ей сейчас к нему хотелось.
Чтоб был точный дан приказ,
Чтоб потом, а не сейчас.
Здесь прерву я нить рассказа,
Потому, что надо сразу
О Фелисте рассказать
И её Вам описать
Высока, с приятным взглядом,
С очень крупным круглым задом,
С головой —  не без идей,
С пятым номером грудей.
С узкой талией притом,
С пышным, нежным, алым ртом.
Волос —  цвета апельсина,
До сосков —  довольно длинный.
Голос томный и певучий.
Взгляд предельно злоебучий.
Здесь замечу непременно,
Что еблась он отменно.
Знала сотню разных поз,
Обожала пантероз.
Сладко делала минет.
Всё узнала в десять лет.
В те года с соседней дачи
Помогал решать задачи
Ей один артиллерист
В ебле дядя был не чист.
Доставал он хуй тихонько,
Гладить заставлял легонько.
Сам сидел, решал задачи,
Объясняя, что, где значит.
Это было не понятно,
Но волнующе приятно:
И упругий хуй в руке,
И ладошка в молоке.
Арифметика кончалась,
Платье с девочки снималось.
И язык большой и гибкий
Залезал Фелисте в пипку.
По началу было больно,
Рот шептал: «Прошу! Давольно!»
Но потом привычно стало.
Целки в скорости не стало.
И за место языка
Хуй ввела её рука.
А примерно через год
Научилась брать хуй в рот.
Месяцы бежали скопом.
Набухали груди, жопа.
Над пиздой пушились дебри.
Набирался опыт в ебле.
А к шестнадцати годам
Переплюнула всех дам.
Сутками могла ебаться.
Ёрзать, ползать, извиваться.
По-чапаевски и раком, стоя,
Лёжа, в рот и в сраку.
С четырьмя, с пятью, со взводом.
Девочка была с заводом.
И сейчас она сидела,
Мерно на часы глядела.
А в пизде рождалась буря,
Буря! Скоро грянет буря!
Ведь Тамара ей сказала:
«Спиридон —  лихой вонзала.»
Сердце билось сладко-сладко
И пищало где-то в матке.
Руки гладили лобок.
Ну, звони, скорей, звонок.
И звонок приятной лаской
Позвонил, как будто в сказке.
Захлебнулся, залился.
Время же терять нельзя.
Трель звонка слышна нигде.
Что-то ёкнуло в пизде.
И Фелиста воспылав
К двери бросилась стремглав.
Ворволась. Закрыла шторы.
Повернула все запоры.
Жадно на диван взглянула.
Резко молнию рванула.
И в мгновение была
Втом, в чём мама родила.
Спиридон как бык вскочил
И к Фелисте подскочил,
Доставая бодро член,
Что кончался у колен.
А зате он также быстро
На ковёр свалил Фелисту.
И чтоб знала кто такой
Ей в пизду залез рукой.
Но Фелииста промолчала
Ей понравилось начало.
Улыбнулась как-то скупо
И схватила ртом залупу.
Стала втягивать тот член,
Что кончался у колен.
Вот исчезло пол-конца,
Вот ушли и два яйца.
И залупа где-то ей
Щекотала меж грудей.
Спиридон кричал: «Ах, сладко!»
И сжимал рукою матку.
Цвета белого стекла
Сперма на ковёр стекла.
А глаза её горели,
Хуй ломал чего-то в теле.
Кисть руки пизда сжимала,
Так, что чуть не поломала.
Приутихли, раскатились.
Отдохнули, вновь сцепились.
Вот Фелиста встала раком.
Он свой хуй ей вставил в сраку.
А пизду двумя руками
Молотить стал кулаками.
А она за яйца —  хвать
И желает оторвать.
Снова отдых, снова вспышка.
У него уже отдышка.
А она его ебёт,
И кусает, и скребёт.
И визжит, и веселится,
И пиздой на рот садиться.
Он вонзает ей язык,
Что могуч так и велик,
И твердит: «Подохну тут».
А часы двенадцать бьют.
Кровь и сперма —  всё смешалось,
А Фелиста помешалась.
Удалось в конце концов
Оторвать одно яйцо.
А потом с улыбкой глупой
Отжевать кусок залупы.
Он орёт: «Кончаюсь, детка!»
А она ему минетку,
Чтоб заставить хуй стоять.
И ебать, ебать, ебать…
Утром, труп его остывший
Осмотрел я, как прибывший
Из Москвы криминалист.
Так закончил журналист свой рассказ
Печальный очень, и добавил:
«Между прочим с нами следователь был,
Очень юн и очень мил.»
Побледнел он, покраснел.
На девицу не глядел.
Так неглядя к ней склонился,
Перед этим извинился.
Изо рта её извлёк
Хуя —  жёваный кусок.
И изрёк один вопрос:
«Заебли его. За что-с?»
И ответила Фелиста:
«Этот был —  артиллеристом.
Рядом с нами жил на даче
И умел решать задачи.»
Время шло, прошло лет пять.
Мой попутчик мне опять,
Как-то встретился под Сочи.
Мы обрадовались очень нашей встрече
И всю ночь —  пили всё отбросив причь.
А когда бледна полна
Над землёй взошла Луна,
Звёзды на небе застыли. Он спросил:
«Вы не забыли мой рассказ,
Когда Фелиста заебла артиллериста?»
В миг с меня сошла усталость,
Я спросил: «А что с ней сталось?»
«Значит помните гляжу,
Что ж, хотите расскажу!»
Затаив своё дыханье
Я в момент обрёл вниманье,
И сонливость спала сразу
В ожидании рассказа.
И второй его рассказ
Я поведаю сейчас…
* * *
Если помните, там был
Следователь —  юн и мил.
Он с неё там снял допрос
А потом в Москву увёз.
Сдал в «Бутырку» под расписку
И зачал писать записку
О своей командировке
В кабинете на Петровке.
Только всё терял он суть,
То в глазах всплывала грудь,
То большие ягодицы
Арестованной девицы.
То огромные сосочки.
Встал отчёт на мёртвой точке.
Хуй дрожал мешая мысли,
А его сомненья грызли.
Всё ли сделал для отчёта,
Нет в допросе ли просчёта,
И за ту держусь я нить.
Надо передопросить.
Так решив, отчёт схватил
И в «Бурырку» покатил.
А Фелиста будто знала,
Молча с табурета встала.
Также молча подошла
И дыханьем обожгла.
«Умоляю, помогите.
Всё отдам, коль захотите.
Лишь спасите от тюрьмы.
Я боялась с детства тьмы.
Я пугалась скрипов, стуков»,
А рука ползла по брюкам.
Жадно хуй его искала,
По щеке слеза стекала.
Вдруг присела. Нежный рот
Из ширинки хуй берёт.
И засасывает славно,
Чуть. слегка качая плавно.
Следователь вмиг вспотел.
Видит Бог —  он не хотел.
Против воли вышло это,
Для познания минета.
А она его прижала,
Всё в юристе задрожало
И бурлящие потоки потекли в пищепротоки.
Две недели шли допросы.
Он худел, давая кроссы
От «Бутырки» и назад.
Шли дела её на лад.
Он худел, она добрела.
Им вертела, как хотела.
Он доопросов снял не мало,
А она трусы снимала.
От допросов заводилась
И верхом на хуй садилась,
Или делала отсос,
Отвечая на вопрос.
День за днём чредою шли.
В скорости её ебли
Адвокат и прокурор
И тюремный спецнадзор.
Утром, вечером и в ночь
Все хотели ей помочь.
А Фелиста как могла
Им взаимно помогала.
Бодро делала минет
С переходом на обед.
Так наш суд на этот раз
От тюрьмы Фелисту спас.
Предложив за еблю, в дар
Выехать под Краснодар.
У кого-то там приятель
Был колхозный председатель.
Для Фелисты зтот кто-то
У него просил работу.
Все девицу провожали,
Наставляли, руку жали.
А простившись, как пижоны
Все разъехались по жёнам.
С шиком ехала Фелиста
Поезд мчиться очень быстро.
Проводник разносит чай.
Пару раз он невзначай
Жопы девицы коснулся,
А на третий оглянулся,
Взгляд на бёдрах задержал
И к себе её прижал.
А она сказала тихо:
«Как Вы сразу, это лихо.
Что у Вас здесь? Ну и ну.
Я попозже загляну!»
Ровно в полночь, дверь открыв,
И её к себе впустив,
Он под чайных ложек звон
До утра качал вагон.
А она под стук колёс
Исполняла «Хайдеросс».
Утром поезд сбавил ход.
Вот перрон, стоит народ.
Много солнца, небо чисто.
Тут должна сойти Фелиста.
Вышла, робко оглянулась
И невольно улыбнулась.
Ей букет суёт мужик,
Из толпы несётся крик.
Под оркестр отдают
Пионеры ей салют.
Кто-то вышел к ней вперёд,
Нежно под руку берёт,
И под звучный барабан
Приглашает в шарабан.
«Трогай!» —  кучеру кричит
И загадочно молчит.
В миг с лица сошла улыбка.
«Здесь какая-то ошибка.
Объясните, эта встреча,
Барабан, цветы и речи,
Тот кому это —  не я»
«Что, ты, рыбонька моя.
Из Москвы вчера как раз
Мне прислал мой друг наказ
Встретить пятого, в субботу
И доставить на работу.
Ты возглавишь конный двор.»
Это был мой прокурор.
Он всё это объясняет,
Сам за жопу обнимает,
Нежно за руку берёт
И себе на член кладёт.
Шепчет ей: «А ну —  сожми!»
Кучеру орёт: «Нажми!»
Эх трясучие дороги.
«Хошь, садись ко мне на ноги!»
Что Фелисте объяснять.
Та давай трусы снимать.
Хуй достала, встала раком,
На него насела сракой.
И пошла работать задом,
Помогая всем ухабам.
Кони резвые несутся,
Конюх чувствует —  ебутся.
И хотя мальчонка мал,
Тоже свой хуёк достал.
Сжал в кулак и быстро водит
Ебля всякого заводит.
Конь учуял это блядство.
Мчал сначала без оглядства.
А потом мгновенно встал,
Доставать свой кабель стал.
Ржёт подлец и не идёт.
Лошадиный член растёт.
Как Фелиста увидала,
Мужиков пораскидала,
Подползла под рысака,
Обхватила за бока,
Пятками упёрлась к крупу
И давай сосать залупу.
Пыль столбом, рысак дрожит,
Вдруг с кишки как побежит.
Баба чуть не захлебнулась,
Тело конское взметнулось,
Конюх тихо заорал,
Председатель дёру дал.
Конь хрипит, она елду
Конскую суёт в пизду,
И вертится как волчок.
А в степи поёт сверчок.
Час в желании своём
Измывалась над конём.
Племенной рысак свалился,
Охнул и пиздой накрылся.
А Фелиста отряхнулась
И на станцию вернулась.
Ночью тихо села в поезд
И отправилась на поиск
Новых жертв своей пизды.
Через семь часов езды
Где-то вышла и пропала.
С той поры её не стало.
Но я верю, уж она-то
Где-то выплывет когда-то.
И пока живём и дышим
Мы о ней ещё услышим.