Приручить дракона (ЛП) - Робертс Тиффани

Эллия съежилась, задаваясь вопросом, что заставило ее спросить об этом, зная, что это только напомнит ему о том, что она взяла — что было противоположностью тому, чего она хотела, не так ли?

Фальтирис тоже вздохнул, медленно и мягко. Его тело немного расслабилось, и одна из его рук осторожно скользнула вверх по ее спине.

— Это было похоже на то, чтобы быть самим собой. Это был… я. Даже сейчас какая-то часть меня все еще чувствует, что изменился мир, а не мое тело. Как будто все остальное больше, чем должно быть. Это не я был большим, но все остальное было маленьким. Я чувствовал себя сильным, грациозным, быстрым. Я получал удовлетворение от того, как земля дрожала подо мной, или от того, как мои крылья могли разгонять воздух. Мой рев мог заставить эти горы содрогнуться. Я чувствовал себя… выше всего.

Эллия испытала эту силу на короткое время, почувствовала, как земля содрогнулась от его рева, почувствовала волну ужаса, которую он, казалось, излучал в этой форме.

— А как же твоя мать и отец?

— Что с ними? — ответил он с почти ядовитой горечью в голосе.

Его когти согнулись, прокалывая ее кожу достаточно сильно, чтобы заставить ее поморщиться. Фальтирис зашипел сквозь зубы и резко убрал руки. Когда он вернул их на ее кожу, его прикосновение снова было нежным, и он успокоил места, которым причинил боль.

Его тон был более нейтральным, когда он продолжил говорить.

— Я вылупился почти две тысячи лет назад. Мои воспоминания о времени до появления кометы… туманны. Я помню свою мать и своего отца, но эти воспоминания очень далеки. Он был тем, кто научил меня, что драконы сродни богам. Что мы выше всех существ, что этот мир принадлежит нам. Уроки, которые я с готовностью брал.

Две тысячи лет? Это казалось невозможным отрезком времени, непостижимым с ее точки зрения. Самому старшему члену ее племени едва исполнилось шестьдесят лет. Но она не позволила себе зациклиться на этом; Эллия приняла это за то, чем оно было, за правду, и переключила свое внимание на свой первоначальный вопрос.

— Это все, что ты помнишь о них? Те уроки, которые он тебе преподал? — спросила она, поднимая голову, чтобы посмотреть на него сверху вниз.

Фальтирис покачал головой, выражение его лица напряглось.

— Нет. Была… привязанность. Какое-то время, я думаю, мы были счастливы. Но это было, когда я был молод. Моим самым ясным воспоминанием о них остается ночь, когда они умерли. Это единственное воспоминание, которое отказывается исчезать. Это запечатлелось в моем сознании, словно выжженное огнем сердце.

Что-то сжалось в груди Эллии, мешая ей втянуть воздух. Она могла сказать, что Фальтирис изо всех сил старался скрыть это, но под поверхностью его слов скрывались сильные эмоции.

— Я не хочу совать нос в твои дела, если тебе неудобно, — сказала она, — но… что с ними случилось?

Фальтирис глубоко вздохнул через ноздри, его взгляд внезапно стал отстраненным, как будто он оглядывался назад на все те годы, о которых упоминал.

— Как я уже сказал, я принял уроки моего отца близко к сердцу. Я жил ими веками, совершая поступки, которые гарантировали бы, что смертные и бессмертные одинаково не смогут произнести мое имя без почтения или страха. Люди назвали меня Стеклодувом, потому что мой огонь мог растопить пески пустыни до стекла, они назвали меня Огненной бурей, потому что я мог поджечь ночное небо, и драконы пришли, чтобы назвать меня Бичом песков.

— И ты делал это… убивал людей?

Фальтирис кивнул.

— Время от времени. Через некоторое время я обнаружил, что моя репутация прошла долгий путь в общении с людьми, и еще больше опирался на свою дурную славу. Большинство из них были слишком напуганы, чтобы противостоять мне, и было мало награды за то, что они приложили усилия, чтобы сразиться с ними.

— Я не знаю, должна ли я быть расстроена или радоваться.

Эллия снова опустила голову, когда это чувство в ее груди скрутило и скрутило узлом.

— Так было заведено в этом мире. Люди убивали людей, драконы убивали драконов, и иногда эти два вида пересекались, и наши виды убивали друг друга. Конечно, люди всегда платили гораздо более высокую цену жизнями.

Неверие временно отодвинуло в сторону другие ее эмоции, и она нахмурилась.

— Я видела тебя в твоем естественном облике, дракон. Я не верю, что люди когда-либо могли убить такое существо, как ты.

Фальтирис издал короткий горький смешок.

— В те времена у твоего народа было очень много оружия, кроме палок и камней, человек. Но я отвлекся. Как уже сказал, я принял учение моего отца близко к сердцу и решил стать образцом драконьего рода. Король среди королей. Я бросал вызов старейшим, самым могущественным из моего рода, повелителям драконов, одному за другим. Я победил всех, с кем сталкивался, объявил их территорию своей и прогнал их с позором.

— Так вот почему ты назвал себя Повелителем Мерцающих вершин? — тихо спросила Эллия.

— Да. Это был не титул, на который претендовали из гордыни, но который он заслужил. И я инициировал аналогичное завоевание Заброшенных песков. Оставался только один дракон лорд, которому предстояло принять мой вызов, и еще одно препятствие, которое нужно было преодолеть. Мой отец. Несмотря на его возражения, несмотря на протесты моей матери, я бросил ему вызов, и он не мог отказаться — драконы нелегко расстаются со своей гордостью, как я уверен, ты уже поняла. Несколько представителей нашего вида пришли, чтобы засвидетельствовать это. Я сражался со всем опытом и силой, которые приобрел за эти годы, подпитываемый немалой долей высокомерия — ибо я был Фальтирисом Золотым, Фальтирисом Завоевателем, Повелителем Мерцающих вершин и вскоре должен был стать правителем Заброшенных песков. И несмотря на мою доблесть, несмотря на мой напор… он превзошел меня. Это стоило ему очень дорого, но он заставил меня уступить. Я не осознавал серьезности ран, которые он получил во время нашей битвы; моя уязвленная гордость ослепила меня.

В его груди раздался низкий, рокочущий звук, похожий на рычание, и его тело напряглось под ней.

— Это было через несколько мгновений после завершения нашего сражения, когда впервые появилась драконья погибель. Мы и раньше видели кометы в небе, но ни одной такой, как эта, — и ее последствия были мгновенными. Мы не были готовы. Ее влияние обрушилось на нас, красный жар поглотил нескольких из нас, и хаос разразился на песке пустыни. Обезумев от похоти, собравшиеся мужчины напали на мою мать. Она, я и мой отец яростно сражались с ними, но мы с ним устали от нашей битвы, и нас было меньше. Наших усилий оказалось недостаточно. Луна была запятнана кровью, как и песок. И хотя мы убили всех остальных, они разорвали мою мать, убили ее, и мой отец скончался от ран вскоре после того, как мы обнаружили ее безжизненное тело.

Эллия никогда не думала, что в его голосе может быть такая боль, такая печаль — это было намного больше, чем ярость и горечь, которые он проявлял до сих пор, больше, чем нежность и доброта, которые он начал проявлять к ней сегодня.

Она нахмурилась и подняла голову, встретившись взглядом с Фальтирисом.

— Должно быть, это было ужасно наблюдать.

Он убрал волосы с ее лица, заправил их за ухо и провел по нему подушечкой пальца.

— Это был всего лишь один ужас в мире многих, и все же я полагаю, что это было первое, что повлияло на меня. До той ночи я был силой, наводящей ужас на всю пустыню. Чего мне было бояться? И все же потом… Я не мог отделить свой страх от своего гнева. Они были слишком тесно переплетены. Я был в ярости, увидев, что драконье племя низвергнуто. В ярости оттого, что за одну ночь я потерял все, чего добивался веками. И я боялся, что тоже поддамся силе драконьей погибели. На это ушли сотни лет, но на этот раз это наконец одолело меня. Она, наконец, победила.

Эллия нахмурилась. В глубине души ее воображение разыгралось, пробуждая глубокие, сильные эмоции — представляя, что будет, если ее мать может умереть. Она никогда не думала об этом раньше. Телани всегда присутствовала в жизни Эллии, всегда была постоянной. Телани во многих отношениях была основой племени. Горе, которое почувствует Эллия, когда ее матери не станет…