Шахразада - Избранницы Рахмана
Лишь Сверре-лазутчик не решался взобраться на своего высокого скакуна. Он должен был из уст самого Рахмана услышать каждое слово о беседе с магараджей. И Рахману пришлось слово в слово повторить все, о чем он рассказал властелину, и каждое слово из повелений магараджи.
– Да будет свет над разумом великого магараджи! Да благословят его боги мира выздоровлением и процветанием!
Спутники недоуменно посмотрели на Сверре.
– Не удивляйтесь, братья. Я же готовился к короткому пути. Но незадолго до того, как караван выступил, меня нашел посыльный магараджи и передал мне серебряную байзу. К ней была приложена записка. Наш повелитель видел сон, который повествовал о нашем длительном странствии. И дабы путь наш был легок, а расходы не заставили голодать, он передавал серебряную байзу. Теперь мы столь же уважаемое посольство, как и любое посольство магараджи. Почести, кои нам следует оказывать, сравнимы с почестями дипломатическими, а расходы наши есть расходы самого магараджи…
– Да, мой друг, – Сейид не мог не согласиться со Сверре, – следовало бы благодарить и сон магараджи, и его предусмотрительность…
Наконец караван вышел за ворота. Путникам предстояло преодолеть сотни фарсахов, взойти на нагорье, кое венчает высочайший горный кряж мира, добраться до Поднебесной империи, найти там знахаря Чжан Каня и пасть к его ногам, дабы согласился он найти травы, что спасут Раджсингха, магараджу Райпура. Воистину, это должен был быть подвиг, сравнимый с деяниями древних героев. И хорошо, что об этом не ведали посланники магараджи. Они просто шли вперед, ибо так велел долг.
Потекли дни пути. Были они легки и быстры. Ибо им помогал некто, чья сила была непомерно велика. Быть может, это был прорицатель ШаррКан, а быть может, и сам Аллах милосердный не оставил вниманием своих детей. Мудрость и опыт Сверре и Тора позволили каравану выбрать маршрут, который, хоть и пролегал в стороне от нахоженных троп и был и не самым коротким, но оказался легким для странников менее выносливых, к которым они почему-то отнесли Сейида и Рахмана. Должно быть, лазутчик забыл о том, что некогда Аллах милосердный привел тех в Кордову – средоточие мудрости, – а потом под сень дворца магараджи.
Караван все шел и шел. Горная страна по-прежнему оставалась на полночь от тропы. Наконец был достигнут пункт, от которого странникам следовало бы повернуть к северу. Здесь тропа пересекала прекрасную полноводную Иравади и уходила к восходу солнца.
Караван же повернул на полночь и вышел на тракт, что пролегал по берегу реки. Жаркое лето иссушило склоны холмов, травы сгорели и превратились в темно-бурые пятна. Зной терзал путников, привыкших к прохладе, доставалось и верблюдам, всегда выносливым и невозмутимым, словно старые скалы. Лишь свежее дуновение от реки слегка скрашивало тяготы пути. На привалах были рассказаны, казалось, все истории, но цель не становилась ближе. Да и проводники, коих сменилось уже немало, честно говорили, что цель, избранная путниками, почти недостижима. Ибо о великом знахаре знали все, от мала до велика, но указать, где же его найти, могли немногие. Известно было лишь, что его прибежище в горах, у подножия Шамбалы… Вот туда, почти неизвестно куда, и шел сейчас караван.
К вечеру перед путниками предстал Паган. Основанный, должно быть, многие сотни лет назад, он некогда был столицей великого Паганского царства. Почти триста лет высились его стены и кипела жизнь. Но увы, удары войск, что пришли с полуночи, разрушили прекрасное царство, и город, опустошенный и сожженный, был оставлен жителями.
Сгнили и рассыпались в прах деревянные дворцы и дома, заросли травами улицы, высохли пруды и водоемы, но храмы и пагоды города, удивительные, ни на что не похожие, числом около пяти тысяч, устояли.
Достойный Хла Шве, нынешний проводник каравана, рассказывал:
– Боги были к городу снисходительны. Его не скрыли непроходимые заросли, не засыпали пески пустынь. Сотни лет прошли с того дня, как Паган перестал быть столицей древнего царства, но со слов «это случилось в Пагане» и по сей день начинается каждая вторая наша сказка.
На постоялый двор опустилась глубокая ночь, и его слова тоже отдавали давней сказкой. Лишь на следующее утро Рахман увидел необыкновенную красоту тех заповедных мест.
Солнце еще не встало, и воздух был густого голубого цвета. К постоялому двору, располагавшемуся посреди города, казалось, сбежались все храмы Пагана. Они стояли куда ни кинь взгляд, голубые и фиолетовые, с отблесками наступающего дня на вершинах. Совсем рядом поднимался к розовеющему небу, к едва заметным перистым облакам, шпиль Табиннью. От земли до его верхушки было, самое меньшее, сто пятьдесят локтей, но эта громада, словно дворец из сказки, казалась легкой, сложенной проворными джинами всего за одну ночь
– Аллах милосердный, как прекрасны создания рук человеческих! – вздохнул Рахман.
– О да, почтеннейший, наш древний город прекрасен как сон. Честь и слава его – не военные трофеи, не колдуны или маги. Его имя – это имя всех мастеров, что сотни лет создавали его красу столь же усердно и неторопливо, как ювелир шлифует драгоценный камень.
– Расскажи мне об этом, уважаемый.
В глазах проводника Рахман разглядел радость и гордость за свою страну. Как видно, путники не часто просили уважаемого Хла Шве рассказать о тех местах, где они путешествовали. Поняв это, Рахман приготовился слушать. Повесть, как он и ожидал, оказалась длинной, но захватывающе интересной.
– Первый властелин Пагана, Анируда, свез в свою новую столицу мастеров со всех концов царства. Паган должен был превзойти города всех известных Анируде земель. С этого дня каждый царь, что приходил на смену первому властителю, дабы возвеличить свое имя, строил большой храм и несколько малых. От царей старались не отставать вельможи, царедворцы, полководцы и богачи. Так стал Паган одним из крупнейших городов, что привечал музыкантов и книгочеев, магов и ученых. Соорудили здесь и великолепный университет, прибежище мудрости. Быть может, с далекой и блистательной Кордовой, средоточием знаний, он сравниться и не мог, но вокруг на многие тысячи миль слыл он единственным местом, куда мог направить свои стопы достойный школяр или неизвестный ученый, дабы припасть к животворному источнику знаний. Здесь учились ланкийские и тамильские принцы, бонзы из Тьямпы и пилигримы из Поднебесной империи. Вон там, видишь, достойнейший, между двумя шпилями, это здание библиотеки. По примеру блистательных светочей мудрости всего мира сюда может войти даже пастух. Если, конечно, сначала умоется…
