Сьюзен Суон - Пределы страсти
Хейзл покраснела, вспомнив, как потом, в темноте, лежа в постели, она подняла ночную рубашку и пощупала себя между ног. Наружные губы ее «киски» раздулись, их покрывала влага. А когда она погладила маленькую пипочку над «дырочкой», то почувствовала, как импульсы наслаждения начали распространяться по всему телу. Сокрушенная чувством вины, она отдернула руку. Хорошие девушки таким не занимаются.
Хейзл вздрогнула, внезапно вспомнив, где находится. Все тело горело. Не хватает еще, подумала она, чтобы кто-то прочитал на ее лице столь греховные мысли. Продавщица в магазине уже вопросительно поглядывала на нее. Хейзл покраснела еще сильнее, но потом поняла, что причина внимания продавщицы проста: она слишком долго стояла перед витриной. «Автобус», — вспомнила она. Резко повернулась и чуть не столкнулась с американским солдатом, который направлялся к двери цветочного магазина.
— Извините, — пробормотала Хейзл, протискиваясь мимо. На солдата даже не посмотрела. Заметила лишь, что он высок ростом и у него черные волосы. Она тяжело дышала, встав в хвост очереди на автобусной остановке. А буквально через несколько секунд подкатил и автобус. Хейзл уже собралась подняться в салон.
— Извините, мэм, — раздался рядом мужской голос.
Хейзл обернулась. Высокий американский солдат держал в руке бутоньерку. — Вы не соблаговолите принять ее от меня? Я видел, что она вам очень понравилась. Только не сочтите мое поведение за дерзость. Я… ну… Дело в том, что мне очень нравится ваша страна. Англичане такие хорошие люди.
На лице Хейзл отразилось изумление. Солдат держал в руке белую камелию. Как он узнал, какую надо купить бутоньерку?
— Я… Нет. Я не могу… — Она схватилась за поручень, чтобы запрыгнуть в автобус.
Но его рука удержала ее.
— Пожалуйста, возьмите. На моем кителе она будет смотреться довольно глупо.
Женщина, вошедшая в автобус перед Хейзл, обернулась и посмотрела на ее, вскинув брови. Кондуктор переводила взгляд с Хейзл на американца.
— Так что, мисс? — спросила она. — Поднимаетесь в автобус или будете ждать следующего?
— Я… я еду, — пролепетала Хейзл, интуиция подсказывала ей, что от солдата надо держаться подальше. Ни к чему это. Все янки одинаковые. Сорят деньгами и считают, что девушки сами должны падать к ним в объятия. Что ж, она не из тех, у кого от подарков голова идет кругом.
Впервые она пристально посмотрела на солдата. Лицо приятное, черты правильные. Губы раздвинулись в улыбке. И глаза такие искренние. Она улыбнулась в ответ. Протянула руку за бутоньеркой.
— Благодарю вас. Вы очень добры.
Кондукторша театрально вздохнула, звякнула в колокольчик.
— Янки, — пробормотала она. — Закормленные, денег прорва, сексуально озабоченные. Куда ни глянь, они тут как тут.
Сидевшие рядом пассажиры рассмеялись. Когда автобус тронулся с места, Хейзл прошла к своему месту. Она понятия не имела, как зовут американца, увидит ли его снова. Но его подарок скрасил ей день. Она поднесла камелию к лицу, вдохнула сладковатый аромат. Такое обычно случается не в реальной жизни, а в фильмах. То-то Моника будет смеяться, когда она расскажет ей об этом американце.
Позднее, когда она и Моника вошли в дансинг-холл «Пале», оркестр играл мелодию Гленна Миллера[4] «В настроении».
— Как же мне нравится эта музыка! — воскликнула Моника. — А тебе? — И Моника повела плечами, чтобы те, кто хотел, полюбовались видом ее большой трясущейся груди.
— Мне тоже. — Ударные инструменты всегда заводили ее. Она начала приплясывать в такт музыке.
Народ на площадку все прибывал, воздух пропитался запахами разгоряченных тел, духов, сигаретного дыма. Хейзл оправила платье. Наклонилась к Монике.
— А если нас никто не пригласит? — прошептала она.
Моника закатила глаза.
— Быть такого не может. В округе столько войск, что на каждую девушку приходится по три солдата. Не торопи любовь. Скоро от них отбоя не будет.
И тут же рядом с ними возникли два поляка.
— Не желаете потанцевать? — спросили они.
— Отчего же. — Моника плотоядно улыбнулась. — Пошли, Хейзл.
И ее увлекли на танцплощадку. А потом, едва заканчивался один танец, кто-то из солдат приглашал их на следующий. Дансинг-холл, украшенный флагами союзных держав, гудел, как растревоженный улей. Они танцевали с англичанами и норвежцами, которые угощали их выпивкой и показывали фотографии своих близких. Но перед очередным танцем Хейзл не выдержала и с улыбкой покачала головой:
— Мне надо немного передохнуть. Ты иди, Моника.
— Я тоже посижу минутку-другую. — Моника подмигнула Хейзл, показывая, что не намерена проводить весь вечер с теми, кто первым обратил на них внимание. Когда солдаты отошли, она улыбнулась: — Рада, что пришла, не так ли? Ты слишком красива, чтобы все вечера торчать дома.
Хейзл кивнула, пригубила коктейль. Моника уже немного запьянела. Смех ее стал громким и пронзительным, но Хейзл ничего не имела против, потому что сама пребывала в превосходном настроении. Спиртное помогло ей забыть про тяготы воины, длящейся уже пятый год. Как и многие другие, она не могла вспомнить ночь, когда бы ее не будили сирены воздушной тревоги.
Внезапно она заметила высокого солдата, направляющегося к ней сквозь толпу. И едва не выронила стакан.
— Господи, — прошептала она. — Моника, это он!
— Что? Кто? — переспросила Моника.
В этот самый момент к ним подошел американец. Широко улыбнулся:
— О, какой сюрприз. Еще раз здравствуйте. Я вижу, вы прикололи цветок к платью. Он вам очень к лицу.
— Я… э… да, — пролепетала Хейзл. — Он такой красивый.
Моника ткнула локтем Хейзл, прошипела:
— Ты не говорила мне, что он такой красавчик. Он же может сойти за брата Роберта Тейлора[5]. Спроси, нет ли у него приятеля.
— Моника, прекрати! — Хейзл залилась румянцем.
Улыбка американца стала шире.
— Не волнуйтесь. Конечно же, у меня есть приятель. Эй, Барни, подойди сюда и познакомься с этой очаровательной дамой.
Моника скромно потупилась, когда Барни, здоровенный светловолосый веселый парень, плюхнулся на соседний стул.
— Привет, сладенькая, — поздоровался он. — Как жизнь? — И положил руку на спинку стула Моники.
Моника облизнула губки, пододвинулась к соседу, ткнула его локтем в бок.
— Привет, Барни. У твоего приятеля есть имя или оно ему ни к чему?
Высокий американец рассмеялся, облокотился на спинку стула Хейзл. Хотя обращался он к Монике, его глаза ловили взгляд Хейзл.
— Действительно, мы же еще не познакомились. Я — Анджело. Анджело Галлоне. А как зовут вас?
