Соблазни меня однажды (ЛП) - Уинтерс Уиллоу

Кивнув, она делает это, с нетерпением, но страх отчетливо виден в ее взгляде. Мой пульс не перестает стучать в ушах, хотя. Она кладет голову вниз, другой щекой опираясь на стол. Возвращается в положение, как хорошая девочка.

Я, не торопясь, застегиваю молнию на брюках и пуговицы на рубашке, предварительно вытерев ее и убрав беспорядок, который она устроила.

Все это время она молчит, изредка оглядываясь на меня и задавая вопросы.

О, мой маленький любимчик, определенно будут вопросы.

Засучив рукава, один за другим, я обхожу стол.

— Ты думала, что я тебя ударю, — говорю я, сосредоточившись на рубашке.

Она только поворачивает голову.

— Я просто… — она замолкает и громко сглатывает.

— Да. Ты это сделала, не так ли?

— Да, — шепчет она.

По коже ползет онемение. Больно и холодно, эти два слова мне уже не раз и не два называли.

Я думал, что она наслаждается этим. Мой разум возвращается к мысли, которую я решил проигнорировать: она могла делать это из скрытых мотивов.

— Почему ты так думаешь?

— Я не знаю, — бормочет она и отказывается смотреть на меня. Мне приходится наклониться, чтобы схватить ее за подбородок, а другой рукой я обхватываю себя. Ее широкие темные глаза смотрят на меня, умоляя о чем-то, и я не знаю о чем.

— Это из-за той первой ночи? Когда я ударил того ублюдка, который пытался переспать с тобой? — Связки на моей шее напрягаются. Это было чертовски глупо. — Я не…

— Дело не в тебе, — торопливо выкрикивает она, прерывая меня.

Отпустив ее, она откинулась назад, как ей и положено, и я делаю предположение.

— Кто-то другой тебя ударил?

Она только кивает, а затем шмыгает носом, словно вот-вот заплачет.

Мне ни черта не нравится во всем этом. Все будильники звонят, мое тело напряжено.

— Вот так? Как будто я наказываю тебя…

— Нет, не так.

— Тебе это не нравится? Ты хочешь остановиться?

Ее слова торопливы:

— Я не знаю, почему я… — Слезы наворачиваются на глаза, и я это чертовски ненавижу. — Я не знаю, почему я так отреагировала.

— Ты собираешься плакать? — Я не знаю, что заставляет меня спросить ее. Конечно, она собирается. Она уже плачет.

Я поднимаю руку к затылку и поднимаю ее, пока она качает головой так сильно, как только может, прежде чем сказать:

— Мне просто неловко.

Ее лицо краснеет еще сильнее, когда она пытается сдержать слезы.

Решив, что мне нужно сделать, я двигаюсь целеустремленно, обхватив ее талию рукой.

— Иди сюда. Ты можешь встать.

С ее маленьким телом, убаюканным на руках, я переношу ее в кресло. Она делает то, что делает всегда, прижимается ко мне, прячет голову, чтобы я не мог ее видеть. И я делаю то, что делаю, я держу ее.

Я готовлюсь к тому, что она заплачет, но она этого не делает.

— Расскажи мне, что случилось. — Я тихонько шепчу ей. Терпение не дается легко. Все время, пока мы сидим, я целую ее волосы и смотрю вперед на книжную полку, уставленную множеством тяжелых безделушек, которые я мог бы с легкостью разбить о череп мужчины.

— Я вышла замуж, когда мне было восемнадцать и не знала ничего лучшего. Мы развелись.

Каждое утверждение произносится тихо и осторожно.

Я уже знал, что она была замужем, но я предполагал, что это уже сделано и закончено. Мне не приходило в голову, что он испортил моего маленького питомца реакциями, которые я не могу контролировать.

— И он тебя ударил? — Это не столько вопрос, сколько утверждение.

Маневрируя у меня на коленях, она садится прямее, ни слезинки в поле зрения. Ее темные глаза ищут мои, и я ничего ей не даю. Мое выражение лица бесстрастно.

Она шепчет:

— Пару раз.

— Его имя? — спрашиваю я, желая убедиться, что это именно тот мужчина, который прикоснулся к ней так, что вселил в нее страх там, где я жажду лишь желания.

— Трэвис, — коротко кивнув, я завершаю разговор.

Прижавшись носом к ее волосам, я на мгновение вдыхаю ее, глядя вперед, чтобы успокоиться. С ровным и устойчивым дыханием я заставляю свое тело расслабиться, пока мой маленький питомец снова легко не ложится на меня, освобождаясь от тяжелого груза ее признания.

— Тебе нравится то, что мы делаем? — шепчу я, и она тут же отвечает:

— Да.

Это успокаивающий бальзам, но он может покрыть лишь часть проблем.

Когда я целую ее висок, она расслабляется еще больше. Я не уверен, что она уже осознает это, поэтому я говорю ей просто:

— Любая боль, которую я тебе причиню, будет усилена удовольствием в десять раз, и никогда из-за гнева, никогда, чтобы причинить тебе вред.

Мой взгляд все еще направлен прямо вперед, ее голова прижата к моей груди. Она шепчет мне понимание, ее теплое дыхание щекочет мое горло.

Хотя может показаться, что ситуация решена, это утверждение крайне далеко от истины.

Мой тон становится тверже, когда я говорю ей:

— Я должен наказать тебя, если ты будешь плохо себя вести. Ясно ли выражаюсь?

Ее тело слегка напрягается, но она достаточно быстро понимает, что я сказал.

— Да.

— Я не говорил тебе двигаться, но ты двигалась.

— Я знаю, — отвечает она теперь уже легче и более терпимо.

— Я позволю тебе самой выбрать наказание, — предлагаю я ей, пытаясь успокоить ее беспокойство.

— Мне жаль, — говорит она, когда я помогаю ей подняться на ноги.

— Не извиняйся, мне даже нравится наказывать тебя, — начинаю я говорить ей, но она меня перебивает.

— Нет, нет, — говорит она и смотрит на меня, но быстро отводит взгляд, прикусывая нижнюю губу, чтобы заставить себя замолчать. Я не скучаю по тому, как ее пальцы нервно переплетаются друг с другом, или как она нисколько не смотрит на меня, когда я веду ее к скрытой двери в книжной полке. Она открывается одним толчком.

Глава 14

Брейлинн

Ой, бля.

Передо мной висят кнуты и всевозможные орудия для траха. Дверца в книжной полке скрывает столько игрушек и инструментов, что я не знаю, куда смотреть в первую очередь. Свет отражается от металлических ручек, а приглушенная черная кожа приносит запах греха, который поглощает меня.

По крайней мере, дюжина кнутов. Чертова дюжина. Некоторые длиннее, некоторые с более тонкими полосками кожи, а некоторые вообще не кожаные. Я бы протянула руку и потрогала их, но это слишком шокирует.

Дрожь пробегает по моей спине. Некоторые из них пугающие. Более чем пугающие — они, честно говоря, выглядят как оружие, предназначенное для нанесения серьезного ущерба.

— Тебе кто-нибудь из них нравится? — спрашивает Деклан. Его глубокий баритон пугает меня, и я делаю шаг назад, прижимая руку к груди.

Я поворачиваюсь к нему лицом, мое сердце колотится в горле.

— Ты уже пользовался всем этим раньше?

Он прищурился, опустил взгляд на мою грудь, прежде чем ответить.

— Они новые.

— Нет, как… ты… — поправляюсь я. — Ты знаешь, как ими пользоваться.

— Да.

Между нами сохраняется напряжение. Это неловко и совсем не так, как обычно. Или, может быть, это только я. Не знаю. Я не могу выкинуть это из головы. Я искренне думала, что он может ударить меня на мгновение, не то чтобы он ударил. Не то чтобы Деклан ударил бы меня… но, когда я лежала, Трэвис обычно бил меня; он всегда ждал, пока я лягу. Я не могу избавиться от этого чувства. Это было слишком похоже на воспоминание.

— Тебе нравится кто-нибудь из них? — снова спрашивает Деклан. Глядя на него, я хотела бы сказать ему, но не хочу возвращаться назад. Вместо этого я сосредотачиваюсь на коллекции игрушек… если их вообще можно так назвать.

Я прижимаю руки к груди и согреваюсь, проводя руками вверх и вниз по открытой коже. Немного холодно. Или, может быть, это мои нервы.

— Некоторые из них меня пугают, — признаюсь я. Прямо на уровне глаз висит ремень с заклепками. — Это будет больно.

— Очень, — соглашается Деклан, — но это не повредит твоей коже.

Он всегда такой прозаичный? Это ощущается по-другому.