Фанфикс.ру Friyana - По другую сторону надежды
К холодному, как лед, безжизненному плечу Драко.
Лежать, прижавшись к нему щекой, положив ладонь на неподвижную грудь, лежать, закрывшись с головой одеялом, уже который день, почти не поддаваясь на жалобные уговоры Луны и сдержанные угрозы Панси — Гарри и сам толком не мог объяснить — даже себе — какой в этом смысл. Малфой не подавал признаков жизни больше недели, и его слабые выдохи, которые все же удавалось почувствовать раз в несколько минут, были той последней ниточкой, за которую цеплялся Гарри.
Почему-то упорно хотелось думать, что, держа Драко в объятиях, он не позволяет ему уйти. Уйти — окончательно.
Что бы ни случилось, что бы ни привело Малфоя — к этому, что бы ни происходило с ним сейчас, Гарри твердо знал только одно — ни черта они, все трое, не понимают, что бы там ни кричали девочки и о чем бы ни твердили его собственные скомканные ощущения.
И что бы ни утверждала все это время Панси — которая первым делом, увидев, что происходит с Драко, рванулась к связующему амулету — впрочем, она и так держала его в руках. После чего, с удивлением констатировав, что Малфой жив, успокоилась и с завидным самообладанием заявила, что он «отлежится».
Пожалуй, это был второй раз в жизни — и за прошедшие сутки — когда Гарри отчетливо захотелось ударить ее. Сдержаться удалось, лишь до ломоты в челюстях стиснув зубы и вцепившись в плечи мгновенно рванувшейся к нему, намертво повисшей на шее и умоляющей обоих не ссориться Луны. И повторяя себе слова Малфоя — она просто так мыслит, Поттер. Ей так удобнее. Она не назло… она просто по-другому не может. Она — такая.
Успокоили в итоге, наверное, даже не сами слова, а проговаривающий их, звучащий в голове мягкий голос Драко. Его насмешливо-протяжные интонации, и едва ощутимые искорки тепла в них — они всегда были там, всегда, даже когда он не улыбался, даже когда не получалось договориться о чем-то важном и они начинали препираться и давить друг на друга, что случалось уж и вовсе нечасто…
Думать о Драко было невыносимо, не думать о нем не получалось вообще. Гарри проклял все на свете и сам себя в первую голову, лежа рядом с холодным, бесчувственным телом, уткнувшись в него носом и сжимая в объятиях. Он понимал, что должен был пойти к Снейпу — но, наверное, оставлять Малфоя было тоже неправильно. Как можно было не понять, не заметить, что тот едва балансирует на грани, не узнать безжизненную, засасывающе тусклую пустоту на дне его глаз — что-то подобное появлялось в них и раньше, после их первой вылазки в Малфой-Менор, после памятной битвы в бывшем здании Министерства Магии. После возвращения Гарри — ранней весной, под проливным дождем — когда он нашел бледную тень своей любви на террасе поместья.
Что-то, что однозначно утверждало — Драко выложился сильнее, чем мог позволить себе, не расплачиваясь чувствами и рассудком.
Гарри не знал, изменило ли бы что-нибудь его присутствие, не знал, мог ли помочь Малфою сразу — или удержать его в этом мире стало невозможно, когда он только переместился в сырой мрак ирландских прибрежных пещер. Он знал только, что не позволит никому — вообще никому — заставить его оторваться от Драко, пока его выдохи можно почувствовать хотя бы раз в несколько минут.
И неважно, что пульс не прощупывается уже давно — Малфой жив, потому что он дышит. В конце концов, пульс может попросту быть слишком слабым, чтобы удавалось его ощутить. И то, что никак не получалось отогреть дыханием ледяную кожу, всего лишь напоминало Гарри — Драко всегда замерзал, когда меня не было рядом. Когда он слишком выматывался, сдаваясь и позволяя его чертову вихрю запускать в него свои щупальца, вымораживая все, превращая глаза в застывшие осколками льдинки.
Он очнется. Однажды я проснусь среди ночи — и увижу, как трепещут его ресницы, и буду пялиться, как идиот, пока он не повернет голову и не посмотрит на меня, и тогда я увижу, что в его взгляде больше не осталось холода. И он улыбнется мне — так, как умеет один он, и шепнет — Поттер, ты почему не спишь? Ночь на дворе… А я вцеплюсь в него и буду целовать его руки, плечи, виски, пока он не отогреется, пока лед не исчезнет — весь, и буду остаток жизни сам холодеть в страшных снах, просыпаясь от мысли, что он мог не вернуться ко мне.
Что он мог оставить нас здесь.
Дни проходили, и реальность существовала, только пока Гарри прижимался к плечу Драко — короткие периоды, когда Луне все же удавалось ненадолго вытащить его из постели, на время занимая его место, становились кошмаром. Отрываться от Малфоя казалось чудовищно неправильным, и не помогали ни доводы Панси, ни попытки Луны расшевелить его разговорами.
Не помог даже демонстративно проведенный Ритуал Поиска, ясно подтвердивший — Драко находится в Хогвартсе. А на все логичные доказательства, что кристалл ищет не тело, а самого мага, то, что заменяет ему душу — ведь связь-то осуществляется, по сути, именно с ней, а не с телом, хотелось только поплотнее натянуть на уши одеяло.
Гарри и сам был уверен, что Малфой все еще находится здесь. Просто потому, что продолжал ощущать его — все так же, как тогда, в пещерах. Такое же заторможенное, апатичное, отстраненное, без единой мысли, присутствие — даже просто налет его, а не оно само. Но этого хватало, чтобы игнорировать весь окружающий мир и всю логику.
Этого было достаточно, чтобы продолжать надеяться — Драко вернется.
Однажды, когда Луна, как всегда, будет сидеть, уткнувшись носом в трансфигурированный в каплю связующий амулет — они давным-давно перестали выяснять, кто именно из них удерживает Малфоя, ведь это было неважно — кто, важным было только то, что он не отдалялся от них, или отдалялся слишком медленно, чтобы потерять веру. Однажды — когда Гарри будет лежать, поглаживая ладонью безучастное, ледяное плечо, он вдруг вздохнет и, не обращая внимания на подскочившего и вглядывающегося в его лицо Гарри, хмыкнет хрипловатым от долгого молчания голосом — Поттер?.. Я так и знал, что это — ты…
Что это я не даю тебе бросить нас? — цепляясь за него трясущимися руками, выпалит Гарри. Да я тебя сам прибил бы, если бы ты и впрямь хотел… мог… если бы ты действительно — сдался. Это был бы не ты, Малфой.
И в глубоких, полуприкрытых темно-золотыми ресницами глазах Драко мелькнет — я бы никогда не ушел от тебя, Поттер. Только не от тебя. Не от вас, придурок.
Вечера сменялись ночами, рассветы — днями, и назойливо возвращающийся глухой голос Панси уже почти не раздражал. Гарри уже научился не слышать, о чем именно она говорит с Лавгуд, что рассказывает, чем отвлекает. Он почти научился не злиться на нее за то, что она — единственная из них всех — может заниматься сейчас чем-то, что не имеет отношения к Драко.
