Олег Болтогаев - Ликвидация безграмотности
Если честно, он боялся, что она в последний момент скажет «нет».
Но нет, этих ужасных слов в спину никто ему не сказал.
Он вышел к речке. Туда, где она впадала в море. Казалось, она, их тихая речка, никак не хотела вливаться в море, а потому совершала немыслимые петли уже по самому берегу. Словно хотела еще хоть немного побыть речкой.
Над Сашкиной головой пролетела сорока. Затрещала.
Вот и три сосны. А вон там, за теми кустиками, они с Наташей обнимались в прошлом году. Сейчас листвы почти не было, и все просматривалось насквозь.
«Неужели нас никто тогда не видел?» — подумал Сашка.
«Господи, а сейчас-то где прятаться?» — этот вопрос прямо обжег его.
Сашка спустился с террасы. Осмотрелся. Кажется, это место ниоткуда не просматривалось. Решил остаться здесь. Сбегал, принес пакет с покрывалом.
Сорока уселась неподалеку и делала вид, что занята своими делами.
Сашка знал, что теперь эта хитрая птица не отстанет и будет за ним следить.
Время шло и шло, а Наташи все не было и не было.
Полчаса.
Сорок минут.
Час.
«Неужели обманула? Или ей что-то помешало?» — размышлял Сашка.
Вдали мелькнула тонкая девичья фигурка в голубом платье.
«Черт побери. Все равно и тут кто-то шастает», — подумал Сашка.
«Ну что, Ромео, топай домой», — сказал Сашка себе.
Он понял, что ждет напрасно.
— Гражданин, почему Вы здесь прячетесь?
Сашка едва не подпрыгнул от неожиданности. Он повернул голову.
Позади него, на самом краю террасы стояла Наташа. В голубом платье.
Так это ее фигурку он видел! И не узнал.
Во балда!
Она, получается, переоделась!
Значит, она бегала домой, вот почему она так задержалась. Ну, дела!
А еще на плече у нее висела маленькая белая сумочка. Прямо как дама!
— Привет, — промямлил он.
— Здрастье, давно не виделись, — рассмеялась Наташа.
— Спускайся ко мне, — сказал Сашка.
— Мы вроде гулять собирались, — ответила она.
— Иди сюда. Потом погуляем, — хрипло сказал Сашка, подавая ей руку.
Наташа посмотрела по сторонам и, опершись на руку Сашки, соскользнула вниз. Теперь они стояли рядом. Сашка держал ее за руку. И что дальше?
— Сказала бы, что пойдешь переодеваться. Извелся весь, тебя ожидаючи.
— Да я и сама не думала. Уже было пошла. Потом смотрю на себя. Форма, фартук.
— А что? Это очень эротично.
— Что?
— Ну, форма, белый фартук, бантики.
— Ага. Как дурочка.
— Совсем не дурочка, — Сашка притянул ее к себе и поцеловал в губы.
— Нет, дурочка.
— Нет, не дурочка.
— Что пришла к тебе — дурочка.
— Я люблю тебя, Наташенька.
— Врешь, наверное?
— Нет. Это правда.
— Правда-правда?
— Правда-правда.
Он осторожно, словно впервые, положил ладонь на ее грудь. Слегка сжал.
Желание было невыносимым. Сашка погладил Наташину спину, потом его рука скользнула ниже, на талию, еще ниже. Он, задыхаясь от волнения, трогал, мял, ее упругую попку, он притягивал девушку к себе, плотнее, еще плотнее. Наташина сумочка мешала обниматься, и Сашка перебросил ее себе на плечо.
Поцелуй был долгим, страстным.
— Пойдем, — прошептал он хрипло.
— Куда? — ее голос дрожал.
— Сюда, — и он потянул ее под куст лоха.
— Но там сыро, — капризно произнесла Наташа.
— А вот, что у нас есть, — сказал Сашка и достал из пакета покрывало.
— Ничего себе — рояль в кустах, — удивилась Наташа.
— Давай, расстелим, — шептал Сашка.
Но он расстелил покрывало сам. Наташа стояла рядом и смотрела, как он это делает. Сашка уселся и протянул к девушке руки. Она не приближалась.
— Иди ко мне, — тихо сказал он. И положил рядом с собой ее сумочку.
Наташа шагнула к нему и присела на край покрывала.
— Иди сюда, Наташенька, иди ко мне, — повторял Сашка.
— Я уже пришла, я здесь, — выдохнула Наташа.
И Сашка обнял ее.
— А вдруг нас кто-нибудь увидит? — прошептала Наташа, оглядываясь вокруг.
— Никто нас не увидит, — Сашка торопливо расстегивал пуговки на ее груди.
Он был не прав.
Сорока все видела.
Потому что следила за ними.
Она все видела.
И то, как они целовались.
И то, как юноша медленно и осторожно стал заваливать девушку на покрывало.
Потом они долго целовались лежа.
И руки паренька не знали покоя.
Особенно правая. Сорока все видела.
Скользнув под подол платья, она, эта рука, так и оставалась там.
Потом юноша стал на колени. И это сорока хорошо видела.
Ноги девушки были теперь совершенно обнажены. А платье смято на животе.
А он, паренек, стал стаскивать с девичьих бедер маленькие белые трусики.
Потом он снова припал к своей подружке.
Сорока не упустила ничего. И то, что брюки паренька стали сползать вниз.
Потом сорока заметила какое-то новое движение, но особого значения этому не придала. Потому что оно было, по ее мнению, неопасно ни для нее, ни для ее гнезда. Она заволновалась гораздо позже, когда они встали.
А то, что происходило сейчас ее не волновало.
Она не понимала этих слов, которые слышала.
— Наташенька, тебе больно, Наташенька? — шептал Сашка, задыхаясь от страсти.
— Да, мне больно, больно, — словно откуда-то издалека доносились ее слова.
— Наташенька, миленькая, потерпи, потерпи, я сейчас, я сейчас.
Он толкал своего напряженного героя, но что-то препятствовало, Сашка явно ощущал это. И это ощущение, понимание того, что он все-таки добился своего, что он лишает Наташу девственности, от этого, казалось, его кровь вот-вот закипит. Его небольшой опыт с Катей говорил ему, что он на верном пути, что кончик его органа попал куда надо и теперь нужен лишь решающий толчок, и вот его-то он и не мог совершить. Ему хотелось, чтоб девушке не было сильно больно, но она громко вскрикивала и дергалась под ним. Получалось, что ей больно, но и отпустить он ее уже не мог.
Из какого-то отдаленного участка памяти вдруг всплыли наставления Кати.
Насчет того, как парень должен вести себя с девственницами.
И решившись, он крепко прижал Наташу и толкнул себя в нее. Сильно толкнул.
И проник в нее. Он преодолел это вожделенное препятствие.
Девушка дернулась и резко вскрикнула.
Он проталкивался вперед, вперед. Было туго, но преграды больше не было. И он вошел в нее полностью. Получилось!
