Защищенное сердце (ЛП) - Робертс Тиффани

— Да, босс.

— Оставь меня. Я не хочу, чтобы меня снова беспокоили, пока ты не узнаешь, где она.

Гроалтуун кивнул и поспешил выйти из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Ваунд занял прежнее положение, но беспокойный, возбужденный огонь пульсировал из его живота, распространяясь по конечностям. Он рассеянно сгибал и разгибал пальцы, когда громкость его респиратора увеличивалась.

За землянина заплатят высокую цену, и это пойдет на пользу Синдикату — Ваунд поднялся по служебной лестнице, максимизировав прибыль, которую приносил организации, но Аркантусу нужно было умереть ради блага Ваунда. Его подчиненные понятия не имели, кто такой Аркантус, никто из них не был на Калдориусе тогда, никто из них не знал о том, что там произошло.

Но в руководстве Синдиката было несколько человек, которые действительно знали.

И Ваунд подчинялся непосредственно некоторым из них.

Амбиции, безжалостность и холодное, расчетливое поведение завели Ваунда так далеко, но это мало что значило бы, если бы его начальство обнаружило, что он провалил работу, которая десять лет назад принесла ему место в организации. Это заставило бы их усомниться во всем, что он говорил и делал за прошедшие годы.

Все это ничего бы не значило, если бы они узнали, что Ваунд не смог убить Аркантуса.

Он схватился за подлокотники и дернул их вверх, оторвав от рамы и разорвав кожаное покрытие.

На этот раз, Аркантус, я отниму твою голову.

ВОСЕМЬ

Саманта опустила подбородок, прижимая покупки — одежду и еду, упакованные в разноцветные пакеты, к груди, шагая по улице к своему многоквартирному дому. Она была измотана по уважительной причине, Сараи дала ей сегодня несколько часов работы и, казалось, испытывала искушение позволить Сэм продолжать работать даже после того, как ненадежный брат борианки наконец появился. Работа приносила удовлетворение и занимала мысли Саманты.

Теперь, когда ей почти не на чем было сосредоточиться, кроме людей, толпящихся вокруг нее на улице, она поймала себя на том, что предается воспоминаниям.

Прошло два дня с тех пор, как Саманта в последний раз видела Алкорина. Несмотря на ее порыв позвонить ему, за это время они не разговаривали. Она чувствовала себя несчастной, растерянной и напуганной, но прежде всего сбитой с толку.

Она скучала по нему.

Днем седхи маячил на переднем плане ее сознания, а ночью преследовал во снах, заставляя просыпаться в горячем, потном состоянии, завернувшись в простыни. Она продолжала думать об ощущении его стройного, сильного тела рядом со своим, о его руках в ее волосах и на спине, о поцелуе.

О Боже, его поцелуй.

Она никогда не думала, что от поцелуя может перехватить дыхание, что он может завладеть ее разумом, телом и душой одновременно. Он заставил ее забыть все: прошлое, боль, потери, сомнения, оставив лишь трепет. Его губы оставили место внутри нее только для желания и потребности. Алкорин завел ее так сильно, что она могла сломаться от одного прикосновения.

Время, проведенное с ним, было чудесным, словно она плыла сквозь сон наяву. Он был игривым, очаровательным, защищающим и добрым. Хотя он относился к ней с заботой, Алкорин не вел себя так, будто она хрустальная ваза. Он знал, когда давить, а когда отступать, каждый раз, когда он отстранялся, Саманте хотелось дотянуться до него и притянуть ближе. Он заставил ее тосковать по вещам, которых она никогда не испытывала, заставил скучать по тому, чего, как она думала, у нее никогда не будет.

Она хотела его. Больше всего на свете в этой вселенной она хотела седхи, который воспламенял ее кровь.

Она просто не знала, как преодолеть свою неуверенность, прошлый опыт…

Не знала, как преодолеть себя.

Никчемная. Слабая.

Саманта стиснула зубы.

Ее отец умер, когда ей было восемнадцать. Потеря оставила ее в полном одиночестве и без ясной цели. Несколько месяцев она бесцельно скиталась по свету, засыпанная бесконечным потоком счетов и звонков от коллекторских агентств, требующих оплаты долгов ее отца, которые выросли из-за болезни ее бабушки и, в конечном итоге, ее смерти за пару лет до его.

И как только она поняла, что она на самом дне, Саманта была слишком наивной и доверилась первому же спасителю.

Но вместо объятий героя она попала в лапы монстра, который отнял у нее почти все: ее доверие, ценность, свободу, саму себя, прежде чем она сбежала.

Саманта больше не знала, кто она. Она чувствовала себя призраком, угасающим отголоском того, кем была, иллюзией девушки, которая когда-то смеялась и любила, несмотря на то, как мало у нее было. И хотя она была на расстоянии половины вселенной от Джеймса, она все еще чувствовала, как клочья ее души утекают сквозь пальцы, как песок, с каждым днем она теряла все больше себя.

Если так будет продолжаться, от нее скоро вообще ничего не останется.

Никчемная. Слабая.

Джеймс так часто бросал в нее эти слова за годы, проведенные вместе, что она начала им верить.

Сначала он проявил к ней доброту. Он был очарователен, был предан. Но как только они начали строить совместную жизнь, как только она переехала к нему и он понял, что ей больше некуда идти, он показал свое истинное лицо. Маска была снята, чтобы открыть монстра, который скрывался под ней.

Надежда, которую он вселил в нее, была ложью.

А теперь был Алкорин — Алкорин, которого многие люди на Земле сочли бы чудовищем внешне. Алкорин, который был добрым и преданным за то короткое время, что они провели вместе. Она так сильно хотела доверявть ему. Так сильно хотела верить, что он противоположность Джеймсу. Алкорин дал ей надежду, что все будет хорошо. Что она найдет здесь место.

Что она найдет себя.

Но как она могла знать? Как она могла знать, что надежда, которую давал Алкорин, была реальной, что он был настоящим? Откуда она могла знать, что не следует тем же путем, от которого сбежала? Она знала его всего несколько дней, этого было недостаточно, чтобы понять, что на самом деле живет в его сердце.

Кто-то толкнул ее в плечо, вырвав из раздумий, когда один из пакетов выскользнул у нее из рук. Она остановилась, но что-то привлекло ее внимание, прежде чем она смогла извиниться перед тем, с кем столкнулась. Перед ее жилым комплексом были припаркованы два больших ховеркара, хотя, возможно, более точным термином было бы «воздушные танки», их золотые корпуса с бирюзовыми акцентами соответствовали броне миротворцев Вечной Стражи, стоящих неподалеку.

Входные двери здания распахнулись. Вышли двое миротворцев, таща за собой связанного борианца — Раккоба.

— Пошел ты! — Раккоб бился в захвате с дикими глазами. — Это был не я, я этого не делал! Это был не я! Вы, блядь, подставили меня!

Один из миротворцев, стоявших рядом с машинами, поспешил вперед и ткнул Раккоба в грудь оружием, похожим на посох.

Раккоб забился в конвульсиях, его тело на пару секунд сжалось, прежде чем обмякнуть. Миротворцы не сбились с шага, они подтащили его к задней части одной из машин и бросили внутрь.

Легкое похлопывание по плечу едва не вырвало крик из горла Саманты. Она прыгнула вперед, прижимая свои покупки к груди, и развернулась лицом к инопланетянину, который прикоснулся к ней.

Мужчина-крен уставился на нее сверху вниз, его желтые радужки ярко выделялись на фоне черных склер. Он должен был быть по меньшей мере двухметрового роста, возможно, на несколько сантиметров выше Алкорина, если не считать рогов седхи. Нос крена был острым, как у ястреба, дополняя столь же четкие черты лица, которые переходили в сильный, но узкий подбородок. По обе стороны широкого рта торчали изогнутые бивни, а густые брови были сдвинуты к переносице, придавая дополнительную угрозу и без того устрашающему виду. Его уши были длинными и заостренными, украшенными многочисленным пирсингом. Голова по бокам была выбрита, а длинные темно-синие волосы на макушке, что на несколько тонов темнее сине-серой кожи, были собраны сзади в тугой хвост.