Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц
— Нет, надо же! — рассмеялась Быстрые Глазки. — Это я-то скромный и милый юноша? Знаешь, что я с тобой за это сделаю?
С этими словами она вдруг поднялась со своего места и пересев на край кровати, где устроились мы с девицей, начала бесцеремонно развязывать шнуровку на груди Мисиного платья.
— Пожалуйста, — просительно пробормотала Миса, — господа пираты, не губите бедную девушку…
Но своей правой рукой, как раз сейчас, я и почувствовал, что начался прилив.
— Раз уж ты обидела нашу команду, сказав, что мы не похожи на пиратов, тебе придется дать всем нам удовлетворение, — одним рывком высвобождая из-под корсажа упругие Мисины груди, произнесла свой приговор Быстрые Глазки и, опробовав их крепость начала сдирать с девицы платье.
— Эй, Глазки! — восхитился я и начал ей помогать. — Там уже не прилив, а наводнение целое!
К кровати поспешно бросился Крикун, а за ним — наша милая маленькая Трина.
— Господа пираты!.. — задыхаясь пролепетала оставшаяся совершенно нагой Миса. — Господин капитан!..
— Капитан начинает первым. Не так ли, господа вольные мореплаватели? — обратилась к команде Глазки расстегивая свой пояс. — Крикун, отвернись! Будешь на меня глазеть, вообще ничего не получишь.
25
— Вы?.. Вы, правда, пиратский капитан? — прерывисто дыша спросила Миса, когда опустившая штаны Глазки втиснулась меж ее ног и начала изображать самое бесцеремонное изнасилование.
— Конечно, глупышка! — целиком отдаваясь творимому ей разврату сказала рыжеволосая. — Не далее, чем месяц назад, благодаря мне, с королевской каторги на Сапфировых островах бежало более трехсот узников.
— И это при том, что вы?.. — еще больше удивилась девица.
— Тихо, милая, тихо, это не мешает мне получать от тебя удовольствие, — рассмеялась моя соучастница по плутовству и пиратскому ремеслу. — А уж сегодня ночью ты будешь развлекать нас до рассвета.
— Ах, господа пираты! Пожалуйста! — еще крепче обвивая ногами бедра плутовки, вновь воззвала Миса.
— Теперь — Трина, а то она потом запачкается вашим семенем! — распорядилась Быстрые Глазки, уступая место моему маленькому дружку и подтягивая штаны.
— Только скорее! — потребовал я. Рядом нетерпеливо заныл, все еще уставившийся, по приказу сестры, в стену, Крикун.
Трина хихикнула и задрав подол своего платьица поспешно заняла поверх Мисы место нашего развратного капитана. Потом очередь дошла и до меня. Возможно, дело в том возбуждении, которое испытывала наша гостья, но лишить ее девственности оказалось гораздо проще, чем, в свое время, дочь трактирщицы.
— Эй, Крикун, давай, — разрешила Глазки и обратилась ко мне. — Знаешь, Бес, со времени того маленького приключения с баронессой Зубень, он стал просто несносен. В нем похоти еще больше, чем в тебе.
— Похоти много, да уж больно быстро он от нее избавляется, — ответствовал я, когда Крикун поднялся с постели. — Мы еще не все попробовали, не так ли?
— Еще так много можно успеть до утра, — усмехнулась Глазки. — Только сначала, давайте поедим сами и покормим пленницу.
— Давайте, — согласился я. — Вставай, Миса, и можешь не одеваться.
Так, перемежая застолье самым бесцеремонным развратом, мы развлекались с нашей гостьей до рассвета, причем, она получала удовольствие ничуть не меньшее, чем мы сами. Утром же я без сожаления вручил Мисе золотой из собственной доли в нашей пиратской добыче.
— Это много, — покраснела она. — За что?
— Эх, дорогая моя Миса, — улыбнулся я. — Легко пришло — легко ушло. Пиратская доля, она такая: трать, пока можешь, а завтра, глядишь, возможности уже не представится.
— Ты, Миса, в любом случае, потратишь эти деньги себе во благо, — поддержала меня Быстрые Глазки. — И о нас хорошую память сохранишь.
Тепло расставшись с Мисой, мы зажили той жизнью, которой всем вольным мореплавателям на берегу жить полагается.
В первый же вечер я сообщил владелице таверны-борделя, что готов хорошо заплатить, коль скоро она приведет ко мне девственниц. Особы, которых она тут же завела в нашу комнату девственницами, конечно же, не являлись. Через час она повторила попытку, приведя с собой еще пятерых в возрасте от десяти до пятидесяти, но и у них того, пробив что я мог бы приблизиться к числу, названному мне Инкубом, не оказалось.
Трактирщица долго со мной препиралась, доказывая, что все они девственницы, но я сразил ее на повал, сказав, как хорошо знаю, что на устроенном ею аукциона девственница была всего одна.
На следующий день с утра она притащила в нашу комнату сразу пятнадцать особ женского пола, но, когда я безошибочно распознал единственную среди них девицу — возрастом оная была около пятнадцати лет — и тут же увлек ее к кровати, трактирщица подняла шум, крича, что это ее племянница и приведена сюда единственно для того, чтобы определить, насколько верно я чувствую девство.
По крайности, в безошибочности моих суждений убедилась не только она, но и Быстрые Глазки. Уважения к магии и к потусторонним духам в нашем капитане после этого только прибавилось.
Утром третьего дня я встретил в районе порта, куда ходил проверять порядок на нашем судне, двух самых настоящих девственниц, которые весьма недвусмысленно предложили мне показать все, что у них есть за пару медных монет. Старшая, которой минуло уже одиннадцать, еще могла представлять для меня интерес. Однако, когда я объяснил им, за что именно они могли бы получить у меня не медяк, а целый серебряк, обе с дикими визгами бросились на утек. Мне оставалось только поспешно удалиться, коря себя за то, что не предложил золотую монету — уверен, это сразило бы их наповал.
Вечером того же дня Быстрые Глазки захотела побыть с нашей маленькой Триной и, поскольку, отправив под благовидным предлогом братца на корабль, она доказала, что ротик ее по прежнему быстр и хорош, я охотно уступил. Вместе с вернувшимся из гавани Крикуном, мы спустились на первый этаж таверны. Он — в тайной надежде найти шлюху подешевле, я, поскольку к шлюхам склонности не имею, — найти хорошего вина.
Вместо всего этого нашли десяток человек из нашей собственной команды и начались крики и объятия, как будто мы не виделись лет десять. Затем сдвинули пару столов, вытрясли у кого, что было в карманах — я до сих пор благодарен Глазкам, что она не дала мне забрать с собой всю мою долю, а часть оставила на хранение при себе, — и вино начало литься рекой.
26
Проснувшись, я долго не мог понять, где нахожусь: комната была достаточно уютной, но совершенно незнакомой. Еще более незнакомой оказалась пышнотелая особа не первой молодости, в голом виде возлежавшая на большей части постели. Девица лет семнадцати, с миловидным зареванным личиком хлопотала накрывая на стол завтрак. Девственницу в ней я определил с первого взгляда.
