Тайный ребёнок от Босса (СИ) - Лэнг Лили
Правильные вещи говорит. А я тут отлипнуть от неё не могу. Хочу. И она хочет, знаю, вижу, чувствую. Это её тихое «я согласна» прозвучало словно выстрел свинцом прямо в мозг. И к херам отключило последнее.
— Ну, Ро-оо-ом, — протяжно стонет, судорожно всхлипнув, когда груди касаюсь. Очень уж у неё чувствительная она. Жаль, что раздеть себя до конца не даёт, так бы ещё губами обхватил эту вишенку. Мне моё имя в её исполнении пиздец как нравится. Слух ласкает.
— Ночью не отвертишься, Ланская, — с шумом выдыхаю и нехотя перекатываюсь на спину.
— Ты можешь до Петербурга дотерпеть? — спрашивает, поправляя одежду, и, соскочив с кровати, уходит к дорожной сумке.
— Лер, что за детский сад начался? — раздражаюсь от внезапной стеснительности.
— Ты мне полную анонимность обещал. Что на работе никто не узнает о нас! И поволок знакомиться с семьёй!
Наш спор как-то в другое русло утекает. При чем тут одно с другим? Молчу, просто наблюдаю за тем, с какой агрессией Ланская переодевается и пыхтит.
— И теперь готов завалить прямо в родительском доме. Только членом и думаешь, Бессонов!
— Лер..
— Чего?! — вскидывает голову, злобно затягивая веревочки на поясе брюк. На лицо явный недотрах. Дала бы мне закончить, добрее была бы. А теперь сама злится.
Перехватываю за кисть, на колени сажаю и обнимаю. Упирается и пыхтит, взглядами свирепыми испепеляет.
— Мои родители прекрасно знают, что происходит за закрытыми дверьми между двумя людьми. Если тебе будет спокойнее, я перееду в соседнюю комнату. Будем, как подростки, бегать трахаться в сарай за домом.
— Ещё лучше! — фырчит, глаза закатывая, и вроде бы успокаивается. — Они ведь нас парой считают. Мне их обманывать совсем не хочется.
— Пусть считают, кем хотят, вопросы точно задавать не будут. Если что, весь удар возьму на себя. Никто тебя не будет осуждать и обижать. Хорошо?
Кивает, обнимает сама и носом в шею утыкается.
— Прости, не знаю, что на меня нашло. Гормоны эти чёртовы, — бубнит. Растираю спину. Ох уж эти перепады настроения. — Твоя мама, кстати, очень переживает за ваши взаимоотношения с отцом.
Отстраняю рыжую и хмурюсь. Женщина поднимается и собирает разбросанные вещи.
— Она что-то ещё говорила?
— Нет, ничего. Не переживай, я не лезла в ваши семейные тайны. Просто мы вас увидели в беседке, и у Натальи Юрьевны вырвалось. Она боится, что вы опять поругаетесь и Геннадию Викторовичу плохо станет.
— Не буду я с ним ругаться. Идём?
— Угу, только ты ширинку-то застегни, — хмыкает, стреляя глазами, и удаляется из комнаты.
Приведя себя в порядок, выхожу следом. Тут же меня атакуют близняшки. Утягивают к себе в комнату, дабы показать своё творчество и вообще обсудить наши маленькие тайны.
Отказать девчонкам не могу, кидаю взгляд на маму с Лерой. Женщины к ужину готовятся, шебуршат на кухне. Мои родители никого так радужно не принимали, как Ланскую. Я, конечно, девушек не приводил в гости, но тех, кого они знали, открыто игнорировали. Поля же вообще в выражениях не стеснялась. С Лерой пока молчит, очень надеюсь, свою стервозность запихнёт подальше и не полезет к рыжей.
— Ты женишься на Лере? — внезапно спрашивает Маша.
— Нет, не женюсь. С чего такой вопрос? — хмыкаю, падая на диван и принимая большой альбом с рисунками Даши.
— Просто так, — пожимает плечами девчонка. — Маме с папой она очень понравилась.
— Ну, это совершенно точно не повод, чтобы жениться.
— А какой должен быть повод? — спрашивает теперь Даша.
Так, ещё одна тема куда-то не туда свернула. Что сегодня с женщинами в этом доме?
— Ты как думаешь? — я ведь юрист, умею уходить от ответа.
— Любовь, — Машка взбирается на диван с ногами и наваливается на плечи.
Даша кривит носом и фыркает. Близняшки спорить начинают. Усмехаюсь детской непосредственности и слегка застреваю. После рисунков мне показывают видео с будущим танцем на Новый год в школе.
Выходим мы вместе, когда к нам заглядывает Поля и зовёт на ужин.
Валерия опять удивляет меня. Она весь вечер сглаживает углы, как делала это за обедом. Интересуется здоровьем отца, спрашивает о местности, о построенном доме. Родители и вправду к ней проникаются.
После плотного ужина отец достаёт наливку свою фирменную. Разливает по фужерам.
— Попробуй, Лера, сам настаивал из ягод собственного огорода. Натурпродукт! — очень папа гордится новым хобби.
Рыжая бросает на меня взгляд, мнётся, не знает, как поступить.
— Стой, не пей, — забираю из её рук фужер, замечаю, как хмурится отец. Ланская тоже удивляется. — У неё аллергия на клубнику.
— Ой, там есть клубника, да? — бодро подхватывает девушка. — Я лучше чаю с Натальей Юрьевной.
Родители вроде верят и больше Ланской ничего не предлагают. Остаток вечера проходит спокойно. Мама садится на любимого конька, рассказывает о прошлом. Альбом притаскивает. Поля с Лерой окружают родительницу.
Ланская так внимательно разглядывает детские фотографии. Расспрашивает, каким я был. Искренне и внимательно слушает. Будто ей и вправду интересно это всё. Да и мама совсем уж в раж входит, всё рассказывает и даже постыдные истории выдаёт, чем смешит рыжую до слёз.
Оставив женщин, ухожу во двор. Курить и дрова рубить. Хоть чем-то себя займу, вместо того чтобы залипать на рыжей.
Лера через минут двадцать сама меня находит. Кутается в тёплую шаль и с задумчивой улыбкой смотрит.
— Все истории послушала? — хмыкаю, замахиваясь топором.
— Угу, особенно мне понравилась та, где ты на голову горшок надел и важно вышагивал по дому, — хихикает рыжая коза.
— Неужто она лучше той, где я рисовал на стене собственной детской неожиданностью? — воткнув топор в полено, подбираюсь к ней.
— Ой да! Эта переплюнет все истории разом!
Ланская громче смеётся, голову запрокидывает. Притягиваю за талию малышку. Руки на плечи закидывает с широкой улыбкой.
— Я и не знала, какой вы художник, Роман Геннадьевич, — шепчет томно.
— Ещё какой! Пикассо отдыхает. Показать? — фыркаю прямо в губы.
— Пожалуй, я поверю на слово, — рыжая приподнимается на носочках, позволяет сгрести её крепче и с жадностью отвечает на поцелуй.
— В сарай пойдём? — в шутку спрашиваю, прикусывая её пухлую нижнюю губу.
— Нет! — возмущается женщина.
Усмехнувшись, целую в нос и, сжав ладонь, тяну в дом. Холодно уже совсем. Замерзнет ещё, заболеет. А мне она здоровая нужна.
Родня уже разошлась по комнатам. Поля только с мужем в гостиной о чём-то воркует. Мы поднимаемся на второй этаж в молчании. Пропускаю Леру вперёд и запираю дверь на ключ. Всё, птичка моя огненная, ты попала.
Рыжая разворачивается, губы облизывает. Глазами своими янтарными светит. Да так, что член в штанах крепнет. Обещал быть сдержаннее, придётся постараться. Шагнув, к себе прижимаю и накрываю губы.
Как же сильно меня торкает эта женщина. Каждый вздох, стон, всхлип бьёт по мне. Медленно раздеваю, оставляя цепочку поцелуев на коже. В свете полной луны разглядываю её веснушки на плечах, россыпь родинок на груди. Будто указывают, где именно целовать.
Ланская полностью расслабляется. Сама стягивает с меня одежду. Касается везде. По татуировкам пальцами ведет. Шрам на шее оглаживает и губами прижимается к нему.
Добираюсь до острых вершинок, вбираю в рот. Лера полузадушенно всхлипывает, выгибается, прижимаясь теснее ко мне. Красивая, возбужденная, доверчивая и раскрепощённая.
Пальцы уверенно смыкаются на члене. Нервы по швам трещат. Я на грани, а она меня убивает. Двигает кистью, выступившую смазку размазывает по головке.
Впиваюсь в ягодицы и вздёргиваю наверх. Вскрикнув, отпускает меня и за плечи перехватывает. Испуганно смотрит, дышит громко, но ногами торс оплетает.
Насаживаю её на себя одним толчком. Чувствую, как пульсируют её стенки вокруг моего члена. Очень тесная и горячая.
— Только… только, — шепчет, переводя дыхание. Не двигаюсь, жду. Вижу, важное что-то сказать хочет. Ланская за шею обнимает крепче, — будь нежнее.