Роузи Кукла - С милой рай и в шалаше
Так или не так, а вот когда мать поняла, то не стала отцу карьеру портить и тихонечко из дома, раз — и ушла под каким–то предлогом. Мать ее в это время уже жила в новой семье, дед пил, ему не до нее. Вот так я и начала свою борьбу, можно сказать, в чреве еще у матери за свое выживание. Надо отдать ей должное, мать не пыталась меня ни травить, не удалять, а выносила и родила. Вот так я появилась на свет, можно сказать, с детства обреченная на борьбу и скитания. Пока росла, мама назад к деду вернулась. Он уже сильно болел, бабка его презирала, так что матери моей пришлось нелегко с нами двумя управляться. К тому же, я шкодой была и вечно с дедом, который во мне души не чаял, мы что–то проделывали. Меня не били, боже упаси, а только в назидание ставили несколько раз в угол. Вот и все мое наказание!
Потом я подросла, дед нас оставил, не вынес одиночества, видимо жену свою сильно любил, и вот мы с мамкой вдвоем зажили. А как в таких семьях? Мать в поисках пропитания, ей некогда. Вот потому я и стала по квартирам ребят соседских кочевать.
Там после школы обедаю, там уроки у кого–то, домой ведь не охота, скучно. Вот так я и дошла до встречи одной примечательной.
Была у нас в классе девочка одна умненькая и такая же, как и я, непоседа. Но я, в отличие от нее, все больше на книги, где о путешествиях, плаваньях, а она о любви. Маленькая, но уже во всю подкованная была именно в этих вопросах. Мать у нее врач, просвещала свою девочку, как сама считала нужным. Так вот, я впервые, можно сказать, из первоисточников узнала секрет своего появления на свет. Оказывается, моя мама и отец, они, это первые я от Марианны, так девочку звали, услышали это слово загадочное — коитус! И потом словно меня подменили.
Я только об этом и думаю. И в школе и везде. Потом меня потянуло к дому…. Ну, вы поняли? Причина появилась весомая… Как это я такая вот, да где я там и как? Стала себя разглядывать, да изучать, и кончилась эта анатомия не как в учебниках и атласах, страничка моих познаний не перевернулась, а, наоборот, расширилась. Вот так!
Первые открытия в своем теле! Какая из девочек такое забудет! Еще бы!
Оказывается, у нас есть точно такое же, как у всех женщин! А это же, ну даже трудно поверить, что природа в нас устроила для продолжения рода! Да! Я, оказывается, такое же имею и ношу в себе, словно родовое гнездо для своего потомства. Вот это да!
Сказала Марианне по секрету на переменке. А она даже ухом не повела. Вот думаю, какая она?
Думаю, а сама стала присматриваться. Эге, что–то в ней не так как у всех. Во–первых, она взрослая, упитанная, и фигурка уже у нее округлилась и, где следует обозначилась, по–женски.
На физкультуре вижу на ней лифчик! Это надо же? Ни у кого нет, а у ней надет. Потом вижу трусики красивые, потом туфли не такие, как у всех, а потом уже и ножки ее. Потом всю ее словно впервые вижу и где? В кино!
Как сейчас помню, мы смотрели Фанфан — Тюльпан. Мне бы на экран, а я все на нее кошусь и рассматриваю. Она смеется и, забываясь, ножками своими перебирает, руками хлопает по груди. Я на нее смотрю в полумраке, во вспышках экрана и все не могу отделаться от желания ее… поцеловать! Вот как!
В то время о таких желаниях или даже поползновениях нельзя было, то было табу! И какое табу, что никому ни гу–гу!
Еле–еле я досидела, вся измучалась. Потом мы домой идем, и она мне все о фильме и о женщинах… Говорит и все мне о красотках и их проделках. А потом вдруг остановилась.
— А ты что молчишь? Тебе что, фильм не понравился? Там же сам Жерар Филипп…
— Да знаю я, знаю. Только мне больше всего понравилась его женщина Джина Лоллобриджида. А тебе?
— И мне! Такая красавица и потом они так красиво целуются…
— А ты? — Спрашиваю ее, а у самой по спине, словно мурашки по коже пошли.
— Что я? Что ты хочешь сказать, что я,… я… целовалась. Вот!
— Как, когда? — И не давая ей опомнится, тут же ее засыпаю вопросами: как это делать, приятно ли и как надо губами, что ртом и что потом? Я хоть и смотрела, как они в кино, но вот самой как–то…
Она пытается отвечать, рассказать как, но я ее перебиваю, не даю сказать. И так минута за минутой пристаю настойчиво. Сама почему–то горю, щеки мои пылают, пальцы трясутся. А тут и она, желая приударить своими познаниями мне говорит:
— А давай я тебя научу!
— Как? — Только и выдавила из себя.
А у самой голова закружилась… И внутренний голос впервые во мне: соглашайся, ну же, смелей! Я с ней за руку держусь, и мы с ней рядом идем домой. Она мне снова:
— Ну что ты молчишь? Ты что, не хочешь научиться или ты брезгуешь мной?
— Тобой? Да ты что? Я тобой просто горжусь!
— Ну, тогда давай зайдем в этот подъезд, и я тебя научу. — Говорит мне спокойненько так, а я слышу это, как в бреду. В голове мысли: она, слышишь сама,… сама тебе хочет и показать, как… Ну что же ты, соглашайся! Не теряйся, это твой шанс ее поцеловать!
Как? Я и она? Я не могу, не согласна и потом я боюсь!
Дура ты, я посмотрю, и только в мыслях своих смелая, а как дошло до…
— Я согласна! А где? Тут?
Открываем тяжелую дверь, и она первая в подъезд, я за ней… Шагнула следом за ней, а сердце, как ненормальное, стучит….Она за руку меня взяла и потянула под лестницу.
— Тут. — Шепчет тихо. — Можно тут. Ну теперь вот что, ты зубы почистила?
— Да, утром! А ты?
— А я вот нет! Не думала, что буду тебя целовать, вот… Ну, ты прости…
И полезла ко мне, потянула за руку к себе, прижала, стала дышать в лицо горячо. Я с непривычки отвернула лицо. Почему — то ужаснулась от самой такой мысли…
— Что? От меня неприятно пахнет? Нехорошо? А давай, знаешь что?
Я хотела ответить и уже не успела отвернуться, как она меня в губы… Что?!!! Как?!!!
— Ну что? — Говорит и смотрит мне в глаза.
А я стою, окаменела вся. А тут еще слышу, как кто–то по лестнице… Я сдуру почему–то выскочила. Вижу женщину, она спускается по лестнице, я разворачиваюсь и к двери. Слышу как Марианна, не поняв, не услышав про женщину мне вслед:
— Погоди! Ну, ты поняла, как я поцеловала тебя? — Орет ведь!
Как я вылетела на улицу и куда мчалась, не помню. Наконец, я запыхалась так, что встала, склонилась, не могу отдышаться… А тут оказывается, она следом подбегает, смеется:
— Ну как? Не наделала в штаны?
Я ей в ответ только мычу. Все не могу отдышаться. А она:
— Я представляю, что та тетка подумала о нас? — Смеется. — Она, наверное, подумала, что мы лесбиянки?
— Кто, кто? — Спрашиваю недоуменно. Слов таких ведь еще не слышала и не знала даже.
— А ты что, не знала? — Я мотаю головой.
— Даже не слышала? — Я все так же, но еще сильнее замотала.
