Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Жюстина
– О сударь, вот до чего довело вас ваше злодейство!
– До самой крайности, – с гордостью ответил Ролан. – Нет на свете ни одного извращения, которому бы я не предавался, ни одного преступления, которое бы я не совершил или которое было бы противно моим принципам. Я постоянно испытываю к пороку необъяснимое влечение, которое всегда оборачивается на пользу сладострастию. Преступление возбуждает мою похоть, чем оно серьезнее, тем сильнее воспламеняет меня, когда я его замышляю, у меня поднимается член, совершая его, я кончаю, сладостные воспоминания о нем вновь пробуждают мои чувства, и только при мысли о новом злодеянии начинает бродить сперма в моих яйцах. Погляди на мой член, Жюстина, и ты увидишь в нем твердое намерение убить тебя: вот о чем говорит его эрекция, будь уверена, что когда ты будешь корчиться в предсмертных судорогах, из него хлынет поток спермы, затем новые ужасы вернут ему потерянную энергию. Одно лишь злодейство способно возбудить распутника, все, что не преступно, лишено пряности, только в непристойности и мерзости рождается сладострастие.
– Ужасны ваши слова, – сказала Жюстина, – но к своему несчастью я видела немало примеров, подтверждающих этот прискорбный факт.
– Их бесчисленное множество, дитя моё. Не надо думать, будто сильнее всего волнует распутника женская красота, гражданские и религиозные законы считают обладание женщиной чем-то греховным, доказательством служит тот факт, что сила нашего возбуждения прямо зависит от степени греховности этого обладания. Человек, который сношает чужую жену, украденную у мужа, или дочь, похищенную у родителей, всегда получает больше удовольствия, нежели муж, который спит со своей женой; чем законнее узы, которые мы разрушаем, тем сильнее наша похоть. А когда речь идет о матери, сестре, сыне или дочери, к удовольствию прибавляются новые краски. Тот, кто испытал это, знает, как важно увеличить препятствия, чтобы получить дополнительное удовольствие, преодолевая их. Ну а если преступление питает наслаждение, то оно само по себе может быть наслаждением. Стало быть, в преступлении есть сладость, ведь то, что придает блюду вкусовые качества, не может быть лишено этих качеств. Таким образом, когда я похищаю девушку для себя, это доставляет мне живейшую радость, но, когда я делаю это для кого-то другого, моё удовольствие возрастает за счет удовольствия того, кто ею наслаждается. Кража часов, кошелька и так далее приятна в такой же мере, и если я приучил свои чувства волноваться при похищении девушки, такое же сладострастное ощущение я испытаю при краже часов, кошелька и т. д. Вот что объясняет фантазию многих добропорядочных людей, которые воруют без всякой необходимости. В этом нет ничего неестественного: люди получают громадное удовольствие от всего, что считается преступным, или благодаря воображению делают простые наслаждения настолько преступными, насколько это возможно. Таким путем они добавляют к своему наслаждению порцию соли, которой ему недоставало и которая необходима для полного счастья. Я понимаю, что такие рассуждения заводят очень далеко, быть может, я докажу это тебе очень скоро, Жюстина, но что из того? Самое главное – насладиться. Например, подумай, есть ли что-нибудь более естественное, чем утехи, которым я предаюсь в твоем обществе? Однако ты противишься этому, ты твердишь, что я злоупотребляю своими правами, что я проявляю самую черную неблагодарность, когда тебя насилую. Но мне на это наплевать, я разрываю все узы, которые сдерживают глупцов, я принуждаю тебя исполнять самые грязные мои желания и самое простое, самое монотонное удовольствие превращаю в неземное блаженство. Так покорись мне, шлюха, покорись! И если когда-нибудь ты придешь в этот мир в образе сильного существа, пользуйся всеми своими оравами и тогда узнаешь самое сладостное, самое живое из всех удовольствий. Закончив лекцию, Ролан накинул на шею Жюстины шелковую петлю и, вторгшись в её зад, затянул её настолько, что девушка потеряла сознание. И что же? Он испытал оргазм и, не думая о последствиях, преспокойно удалился. Прошло шесть месяцев с того дня, как наша героиня попала в этот замок и время от времени служила гнусным утехам хозяина, и вот однажды вечером он вошел в её темницу в сопровождении Сюзанны.
– Мне кажется, Жюстина, – начал монстр, – что я давно не водил тебя в ту пещеру, которая так напугала тебя, поэтому вы обе пойдете со мной, но вернется обратно только одна: кто это будет – решит жребий. Жюстина встала, бросила тревожный взгляд на подругу, увидела в её глазах слезы… Палач зашагал вперед, они пошли за ним. Как только они вошли в подземелье, Ролан некоторое время смотрел на них злобно прищуренными глазами, потом ещё раз с удовольствием повторил приговор, подчеркнув, что в живых останется только одна. Он уселся в кресло, поставил девушек на колени прямо перед собой и приказал:
– Теперь по очереди вы будете стараться разочаровать этот парализованный кусок мяса, и горе той, которая вдохнет в него энергию!
– Но это несправедливо, – возразила Сюзанна. – Пощаду должна получить та, которая сильнее возбудит его.
– Ничего подобного, – ответил Ролан, – ведь чем выше женщина поднимет мой член, тем сладостнее будет для меня её смерть: я стремлюсь только к тому, чтобы увеличить дозу своего сладострастия. К тому же, если я окажу милость той, которая скорее приведет меня в нужное состояние, вы обе возьметесь за это дело с таким жаром, что заставите меня извергнуться до того, как я успею задушить одну из вас, а этого я как раз и не хочу.
– Это значит вы творите зло ради самого зла, сударь, – заметила испуганная Жюстина. – Вы должны стремиться только к увенчанию своего экстаза, и если вы придете к этому без преступления, зачем осквернять себя им?
– Потому что только так я могу с наслаждением излить мою сперму, и для этого я спустился в этот подвал. Я знаю, что испытаю оргазм и без этого, но мне доставляет изощренное удовольствие поступать именно таким образом. Для начала он выбрал Жюстину; он заставил её одновременно ласкать себе член и задний проход, а сам гладил её прекрасное тело.
– Тебе ещё многое надо пережить, Жюстина, – говорил он, теребя её ягодицы, – чтобы эта сладкая плоть отвердела и превратилась в сплошную мозоль, как у Сюзанны: её задницу можно поджарить, и она ничего не почувствует. А у тебя, Жюстина, у тебя здесь ещё цветут розы и лилии… Но ничего, скоро мы дойдем до этого, непременно дойдем… Невозможно представить, насколько успокоила Жюстину эта угроза, Ролан, разумеется, не догадывался, какую надежду он вносит в её сердце этими словами. В самом деле, разве было не очевидно, что раз он собирался подвергнуть её новым жестокостям, у него не было желания расправиться с ней? Итак, фортуна начинала ей улыбаться, Жюстина несколько успокоилась. Еще один проблеск счастья: у неё ничего не получалось, и огромная масса плоти, безвольно отвисшая, никак не откликалась на её движения. После неё в ту же позу встала Сюзанна, и руки злодея начали обследовать те же самые места на её теле, но поскольку у неё была толстая продубленная кожа, Ролан с ней не церемонился; к тому же Сюзанна была моложе нашей героини.
