Бетти Шарп - Эмбер
— А у тебя дар возвращать им хорошее расположение духа. Ты знаешь, что Сильви любила его?
— Я подозревала об этом. Я была с констеблем, когда священник приехал, чтобы доложить о ней как об оборотне. Я знаю, что Рауль не предавал ее.
— Ты никогда не говорила ей, что знаешь?
— Иногда нужно немножко солгать, чтобы сохранить свою гордость. — Она пригвоздила меня жестким взглядом. — А иногда необходима большая ложь, чтобы спасти свою душу.
Теперь Майнетт говорила не о Сильви.
— Думаешь, ложь убережет меня от принца?
— Все это время ты сопротивлялась ему, и это заставило его желать тебя. Но если бы ты кивала и улыбалась ему, соглашаясь с каждой его прихотью и желанием, то ничем бы не отличалась от остальных. Вскоре он бы устал от тебя.
— Хочешь сказать, я должна раздвигать перед ним ноги, даже при том, что люблю другого?
Я не хотела говорить это и разозлилась, когда мое сердце ёкнуло при мысли, что появился предлог поддаться чарам принца.
— Ты уже это сделала, сестренка. — Майнетт остановилась. Мы услышали, как по лестнице поднимаются две пары ног. Она улыбнулась. — Ты сможешь быть со своим любимым, только избавившись от принца. Считай это не изменой, а благородной жертвой.
Она ласково положила руку мне на плечо.
— На следующей неделе в новолуние пройдет бал куртизанок. Позволь нам нарядить тебя и отвезти во дворец. Это освободит нас от обещания, которое принц у нас вырвал, и я думаю, что его одержимость тобой и дня не продлится, если ты будешь в его присутствии такой же пустышкой, как все остальные.
* * *— Где Сильви? — спросила Дульси, размешивая ложку меда в своем утреннем чае. — Обычно она первая из нас нарушает диету.
— Она заперлась в своей спальне с любовником, — ответила Майнетт.
— Сильви завела любовника? — Дульси вытаращила глаза.
У моих сестер было что-то вроде личного кода для описания тех, с кем они трахались. Мужчины или женщины, которые платили, были «джентльменами» или «леди», но лишь те, кого сестры выбирали для удовольствия, были «любовниками».
— Но Сильви годами не заводила любовников. С тех пор как мы покинули Золотую Землю.
— После Рауля, — согласилась Майнетт. — И теперь он ее любовник.
— Не говори, что она его простила! Он собирался смотреть, как ее сожгут на костре.
Майнетт понадобилось несколько минут, чтобы объяснить Дульси ситуацию. Я обрадовалась, поняв, что она также не знала всего, как и я. Я не хотела думать, что сестры не доверяли мне свои тайны.
— Если он никогда не хотел ей вреда, я рада, что они воссоединились, — заключила Дульси.
Я нахмурилась:
— Вы двое такие всепрощающие.
— Мнение ведьмы, — рассмеялась Майнетт. — Вы никогда никого не прощаете.
— Я умею прощать.
— О? Тогда полагаю, ты перестала втыкать булавки в маленькую куклу, которую сделала после того, как Лорд Кампос подбил Сильви глаз?
Майнетт слишком хорошо меня знала. Колдовская кукла была для меня как для ребенка любимая игрушка. Я всегда держала ее при себе. Я тыкала ее булавками или поджигала каждый раз, когда скучала или злилась.
С тех пор как столкнулся со мной, Лорд Кампос превратился в развалину, но мне этого было недостаточно. Я намеревалась всю оставшуюся жизнь заставлять его страдать за то, что он ударил мою сестру. Можете считать меня жестокой, но я не чувствовала ни малейшего раскаяния.
— Вы забыли, что Рауль специально превратил Сильви в оборотня? — спросила я.
— Он рожден оборотнем, — возразила Майнетт. Хотя все цивилизованные люди рассматривают ликантропию как несчастье, на востоке есть племена, считающие это благословением, меткой богов. — Он, наверное, считал, что оказывает ей честь. И потом, он сделал это из любви к ней.
— Его намерения не отменяют ни последствий, ни того, что он предопределил ее судьбу.
— Верно, — согласилась Майнетт, — но Сильви простит его, потому что любит.
Я хотела возразить, но никто не разбирался в человеческой природе лучше Майнетт.
— Ты так считаешь?
— Конечно, она его любит, — ответила Майнетт. — Пять лет она предавалась меланхолии, грустно улыбаясь и тоскливо вздыхая. Уверена, Сильви решит, что лучше простить, чем прожить еще пять лет без него.
Я подумала о Риане: простит ли он меня за то, что я предала его с принцем, когда я признаюсь ему в этом? Он любил меня. Захотел бы он вернуть меня или решил бы, что проще обо мне забыть? Впервые с тех пор, как я сбежала из постели принца, я позволила себе надеяться, что все может закончиться хорошо.
8. Бал
Быстро приближались безлунные ночи, а с ними и бал куртизанок. Майнетт закрыла «Дом рассвета» для всех клиентов, чтобы подготовиться, и это было только к лучшему. Сильви отошла от дел и поразила нас, выйдя замуж за своего потерянного любовника на следующий же день после их воссоединения.
Рауль оказался молчаливым, высоким и костлявым мужчиной со светлыми волосами и диким взглядом. Разговаривая, он словно выплевывал короткие фразы, будто не мог переносить вид или вкус слов. Казалось, он чувствовал себя не в своей тарелке от людской болтовни и городского шума и ощетинивался, слыша стук колес по мостовой и эхо голосов, отражавшихся от стен и потолков.
Я вообще не могла понять, за что Сильви его любит, пока не увидела, как он на нее смотрит: словно она солнце, луна, и звезды, спустившиеся с небес и обретшие плоть. Рауль улыбался, когда она улыбалась, а когда грустила — делал все, чтобы ее развеселить.
Я хотела относиться к нему холодно, но его любила Сильви. Что за сестрой бы я была, ненавидя человека, который делает ее счастливой? Я не смогла возненавидеть его даже тогда, когда Сильви сказала нам, что собирается уехать с ним.
— Рауль не терпит города, — пояснила она. — Он рожден для жизни в другом месте.
— Месте, где люди не охотятся на волков? Я не верю, что такое существует.
— Мы найдем его, — твердо произнесла Сильви, затем смягчилась — я останусь, чтобы помочь тебе приготовиться к балу. Как только это дельце с принцем завершится, ты должна показаться своему любовнику. Как его зовут?
— Риан, — ответила я, ненавидя тоскливые нотки, прозвучавшие в моем голосе.
— Его назвали в честь принца? — прекрасные черты Сильви омрачились. — Как ужасно, что твой любовник должен носить столь ненавистное имя.
— Я не думаю об этом. Риан — это мой Риан, а принц просто незнакомец.
Я понимала, что лгу. Принц незнакомцем не был, вовсе нет. Я слишком хорошо его знала — не только потому, что мы обменялись секретами, но и потому, что были очень похожи. Длительное отчуждение ради магии помогало легко представить, как одиноко он, должно быть, чувствовал себя каждый день, сталкиваясь с фальшивыми улыбками и обожанием, вызванным чарами.
