Анастасия Эльберг - Последняя клятва
— Завтра на рассвете я буду ждать тебя у подножья горы, — сказала мне Дана. — Мы выберем лошадей, а потом я дам тебе первый урок. В твоих же интересах быть прилежным учеником.
К конюшне храма я подошел тогда, когда небо только начало светлеть, но Дана уже ждала меня возле больших деревянных дверей, на которых можно было разглядеть кованый узор — комок из двух тесно сплетенных змей, символ Ордена.
— Хорошо, что ты пришел так рано, — сказала мне она. — Если ты поторопишься с выбором коня, то мы сможем встретить рассвет в пути. Это прекрасное зрелище.
Сегодня моя наставница была одета иначе: на замену мантии и черной ритуальной ткани пришло белое платье из легкого материала. Такое короткое, что было бы верхом наглости не опустить глаза при взгляде на нее, что я и сделал в следующую секунду. Заметив мое смущение, Дана улыбнулась.
— Ну, брось, — сказала она. — Мы теперь будем вместе почти двадцать четыре часа в сутки, так что тебе следует избавиться от этой смертной привычки смущаться при виде нескромных нарядов. А пока — возьми. Это подарок наставника.
Дана сняла с пояса небольшой кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, и протянула его мне. Я извлек его из ножен и обнаружил, что оружие сделано… из храмового серебра. На одной из граней лезвия тонкой, почти незаметной вязью была выгравирована тайная клятва, которую разрешалось произносить вслух только членам Темного Совета: «Только Великая Тьма вездесуща, и только она рождает свет». Такую же надпись я видел вчера на одной из стен храма, те же слова были вышиты на мантиях членов Ордена. Эта фраза была написана и на камнях перстней, которые носили уже посвященные каратели. Для того чтобы какой-нибудь особо любопытный смертный не прочитал эти слова, для них использовался особый язык: считалось, что такой когда-то использовали вампиры-служители одного из давно умерших культов.
— Когда-нибудь этим кинжалом ты убьешь своего первого Незнакомца, — сказала мне Дана.
— Спасибо, — поблагодарил я, возвращая кинжал в ножны. — Думаю, мне на самом деле нужно поторопиться с выбором коня. А то до рассвета мы не успеем.
Смертные конюхи, которым, в отличие от нас, требовался регулярный ночной сон, до сих пор зевали и протирали глаза. Когда Дана окликнула их, они заторопились, отпирая замок, и впустили нас в конюшню. Лошади оказались великолепными — остановить выбор на одной из них не представлялось возможным. Я пару раз прошел по конюшне взад-вперед, изучая «ассортимент». Дана терпеливо ждала, а потом решила прийти мне на помощь. Она кивнула на одного из коней, черного, как ночь в пустыне.
— Советую тебе выбрать этого, — заговорила она. — Он, как и ты, родом из Сирии. Уверена, что вы поймете друг друга без слов.
Конь, будто подтверждая сказанное, нетерпеливо переставил длинные точеные ноги и тряхнул головой.
— Да, пожалуй, я так и сделаю. Как его зовут?
— Васиф. — Дана потрепала коня по холке. — Ты долго ждал своего нового хозяина, и, наконец, дождался. Сейчас проверим, не разлюбил ли ты быструю езду!
Мы выехали на равнину как раз тогда, когда солнце начало подниматься над линией горизонта. Дана ничуть не преувеличила — зрелище на самом деле было прекрасным. Лошади, почувствовав, что горные тропы остались позади, и сменили степенный шаг на стремительную рысь. Хотя стремительной рысью она была только для нас — если бы на нашем месте были смертные, то на такой скорости они вряд ли удержались бы в седле. Я и сам с трудом сохранял равновесие, чего нельзя было сказать о Дане: она уверенной рукой держала поводья. С развевающимися по ветру волосами и сосредоточенным выражением лица, сейчас она больше всего напоминала амазонку. Ей не хватало только доспехов и лука со стрелами.
— Впервые вижу, чтобы женщина так уверенно держалась в седле, — сделал я ей комплимент, когда мы поравнялись.
— Невеликая наука, — ответила Дана. — Я впервые села на лошадь, когда мне было три года, а оружие взяла в руки тогда, когда мне было четыре. А остальное — это только опытный наставник и тренировка. Так что, как тебе Ливан? Он, наверное, мало чем отличается от твоей родной Сирии?
— Почти все восточные страны похожи друг на друга. Разве что люди тут более доброжелательные. Но я делаю скидку на то, что Дамаск — это не крошечная деревушка, в которой поселились мы с Руфусом. Как долго мы здесь пробудем?
Равнина закончилась — теперь мы ехали по лесистой местности, и лошади снова перешли на шаг.
— Еще несколько дней. Магистр попросил меня остаться и помочь: вампиры в очередной раз не могут поделить еду. Они повадились нападать на смертных, которые живут на чужой территории. Мне нужно выяснить, кто это делает, и, конечно же, покарать виновных. Точнее, нам. Со вчерашнего дня «я» и «ты» превратилось в «мы».
— У вампиров есть свои территории?
— Среди вампиров существует такое понятие, как единоличное право на кормление. Предположим, я — вампир, а ты — смертный, которым я регулярно кормлюсь. По темным законам, я имею на тебя единоличное право — никто, кроме меня, не может к тебе прикасаться. Если же другой вампир нарушает запрет, то это считается нарушением законов и карается развоплощением.
— И что мы будем делать сейчас?
Дана осмотрелась и принюхалась.
— Мы будем кататься на лошадях по территории, находящейся под нашей юрисдикцией, и ждать. А также смотреть, наблюдать, пытаться уловить запахи — проще говоря, искать следы нарушителей. Ночью на вампиров лучше не охотиться — это их время, и они заметают следы. Но когда-нибудь один из них решит перекусить прямо перед рассветом, увлечется и забудет о мерах предосторожности. И такие ошибки обычно стоят им жизни.
Я тоже втянул носом воздух, но ничего, кроме обычных лесных запахов, не почувствовал.
— Как же я пойму, что это именно тот запах?
— На первых порах тебе будет сложно это понять. Но пройдет месяц-другой — и ты научишься выделять из миллиона других запахов главный, а потом находить след.
— Сейчас я ничего не чувствую.
— Верно. Потому что тут нет запахов. В такой час ночные существа уже спят, а дневные еще не проснулись. У нас есть время для того, чтобы искупаться. Тут неподалеку горное озерцо — я часто купаюсь в нем по утрам.
Прежде чем я успел сказать хотя бы слово, Дана испустила боевой клич, и ее конь бросился вперед. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
Горное озерцо оказалось крошечным и больше всего напоминало неглубокую яму в полу, выложенную камнем: в таких обычно принимали ванну состоятельные горожане. От ванны озерцо отличалось только тем, что вода в нем была не горячей и даже не холодной — она была ледяной, именно такой, какой и полагается быть воде горных источников. Мы с Даной оставили коней в лесу и спустились к озеру. Я потрогал воду и пришел к выводу, что купаться мне не хочется хотя бы потому, что после такого купания я долго не смогу согреться. Дана холода не боялась, а поэтому повернулась ко мне спиной, сбросила платье и спустилась в воду по каменным «ступеням». Я аккуратно сложил платье рядом с поясом, который она сняла секунду назад, и присел на один из щедро поросших мхом камней. Найденное нами место было тихим и спокойным — райский уголок, спрятанный от чужих глаз.
