Михаил Окунь - Нганасанка
После холоднющей воды извлеченная на свет плоть моя словно обратилась в шагреневую кожу на ее последней стадии, но уже через несколько секунд животворящие губы и язык юной волшебницы совершили чудо. Я накрепко притянул к себе ручку двери.
Родные мои, милые нганасаны, не вымирайте столь окончательно и бесповоротно! Или хотя бы оставьте на этом безумном ковчеге, именуемом планета Земля и несущемся неведомо куда, своею последней представительницей Зою, на худой конец (Впрочем, двусмысленность неуместная!).
В дверь требовательно постучали. Пальцы мои на ручке окаменели. Зоя утроила усилия. Еще чуть-чуть! Камлай, шаман!! Взорвись, северное сияние!!!
…Через минуту я отпустил дверь. Молодой человек с жидкой бородкой и хвостиком на затылке подозрительно оглядел нас. Зоя старательно замывала последние следы ликера. Пятен иного происхождения, к ее чести, на брюках не наблюдалось. Но выглядели они уже так, будто я в них купался.
Юноша оказался Зоиным женихом. Прежде я его как-то не приметил, хотя за столом он сидел по другую сторону от нее. Художник-авангардист, из народа отнюдь не северного, а скорее даже южного — того, что базируется в районе Стены Плача. Молодец! Экзотическая красавица-невеста, она же, вероятно, бесплатная натурщица, если таковые еще потребны авангардистам. Он, однако, уже успел смекнуть, что за нею нужен глаз да глаз, и бдительности более не терял, пас ее крепко.
Мы вернулись за стол. Зоя что-то оправдательно-горячо втолковывала жениху, кося на меня узким черным глазом, наливавшимся, как слезой, явно демонстративным негодованием. Впрочем, все завершилось мирно, и тогда-то нганасанка поведала мне свою немудреную историю. Живописец, уже наверняка слышавший этот рассказ, сидел рядом, сокрушенно качая головой. В конце концов, почему бы троим интеллигентным людям и не поговорить по пьянке о мерзостях жизни?…
И все же я вконец огорчился наличию у Зои жениха. Славик мой снова куда-то сгинул. Принесли еще водки. Пожилая соседка справа уже мирно спала, словно это не из-за нее разгорелся сыр-бор. Хотя, действительно, сон — лучшее средство забыться от всех бед и огорчений. А уж бронебойный алкогольный сон — куда как лучшее…
…Проснулся я в чуме в обнимку с дочками старика-эвенка, который сидел тут же, уставившись на меня и раздумчиво посасывая трубочку. Спросил у него, как пройти к нганасанам, но он неодобрительно промолчал, покосившись на старинное длинноствольное ружьишко. Уж не покусился ли я на честь дочерей опытного охотника? Прямо-таки маньяком по части юных северянок сделался. Что ж, поделом мне! Хорошо еще, что не завалился на ночевку к грузинскому князю — тот наверняка пришел бы в сильнейшее негодование.
Мимо ошалевшей билетерши, только-только в десять утра занявшей свой пост, я выскочил на Площадь Искусств. Пояснил мимоходом, что я из новой экспозиции «Писатели постсоветского мезозоя» и за примерное поведение получил увольнительную до вечера.
После угрюмой полярной ночи яркое апрельское солнце резануло глаза. Этот , слава Богу, на месте. Сейчас скажу ему…
Здравствуй, Пушкин! Да, Александр Сергеич, да! Все верно! Все мы здесь! И гордый до невозможности внук славян, и финн (этими-то вообще все кругом завалено), и ныне по-прежнему дикой тунгус со своим метеоритом под мышкой, и друг степей мультимиллионер-президент-калмык, и нганасанка Зоя…
Кстати, как разыскать ее? Обойти все деканаты и кафедры пединститута? Но я не знаю даже фамилии… Ежедневно с утра до вечера дежурить у дверей общежития? А если она вообще там не живет?
Толкаться по вернисажам в надежде встретить Зоиного авангардиста? И о чем я его спрошу?
Пустые хлопоты, казенные дома… Мало на Земле нганасанов, а в Питере и вовсе одна. Так ее больше и не встретил.
Прошло шесть лет. Да было ли все это?! Жгла ли та ласка так, как потом не жгла никакая и ничья другая — у черной облупленной трубы, рядом со щербатой раковиной, под аккомпанемент пьяного гвалта?
Было. Жгла. Вот и брюки с ликерными родимыми пятнами не совсем еще истрепались.
А бывая в Музее этнографии и проходя мимо чума старого эвенка — хозяин по-прежнему крепок, а девчонки его совсем не взрослеют — всегда мысленно извиняюсь за причиненное когда-то беспокойство. Заговаривать же вслух не решаюсь — согласитесь, это может быть неверно истолковано другими посетителями.
© 2007, Институт соитологии
