Вероника Мелан - Ассасин
Мы смотрели друг на друга в течение нескольких секунд. Он — напряженно и задумчиво (убить меня теперь или нет?), я — широко распахнув глаза и не моргая.
Секунда, две, три. Отсутствие движения, сковывающий страх и непонятно отчего примешивающаяся ко всему доля любопытства.
«Какое любопытство, Элли?! Очнись!»
А ведь он знал. Он все это время знал, что за ним наблюдали. Откуда пришло это четкое понимание, я не догадывалась, но сей факт почувствовала со всей очевидностью — «убийца» совершенно точно осознавал, что из-за угла за ним наблюдают, но предпочел временно оставить этот мелкий момент без внимания. И теперь просто наблюдал за моей реакцией.
Моей реакцией? И она — чуть хмельная, бурлящая адреналином после увиденного — не замедлила проявиться. Вместо того чтобы, поджав хвост, улепетывать, я медленно вытянула вперед трясущуюся от волнения руку и оттопырила вверх от кулака большой палец.
«Твоя победа, — говорил этот жест, — это твоя победа. Чистая и достойная».
Пытаясь понять, не сбрендила ли я, выражая одобрение человеку, который только что дрался насколько красиво, настолько же и жестоко, я начала медленно отступать назад.
«Я просто посмотрела, — говорили мои глаза, — битва была завораживающей. Теперь я ухожу. Отпусти… Отпусти».
Шаг назад. Еще один. Руку вниз, ремень перехватить, медленно развернуться.
Если незнакомец решит убрать меня как свидетеля, то, наверное, сделает это быстро — например, выстрелит в спину.
«Или метнет нож».
От напряжения мои лопатки жалобно заныли; под тонкой блузкой по спине потек пот.
«Отпусти, отпусти… Я ничего не видела и не помню, я уже все забыла. Отпусти».
Десять метров. Двадцать. Полдома пройдено.
Если не догнал сейчас, то, возможно, не догонит никогда.
«Не пей больше, Элли, ты не умеешь. И не ходи домой по пустынным улицам».
Не буду, не буду, не буду.
Впереди еще два здания, за ними аллея и парк. Через парк не пойду, пойду в тени тополей вдоль дороги: главное — быстрее, главное — уйти Главное — пройти еще триста метров, а там рукой подать до светлого проспекта, там поворот на знакомую улицу…
Пятьдесят метров. Сто. Сзади тишина — ни шорохов, ни тихих шагов, ни топота бегущих ног.
Лишь обогнув по периметру последнюю высотку, я сумела выдохнуть с облегчением и только теперь осознала со всей четкостью, как близко стояла к пропасти.
«Мог бы убить. Запихнуть в машину, увезти куда угодно или же просто пристрелить. И лежала бы я там вместе с этими бедолагами, разбавив мужскую компанию трупов одним женским…»
Паника заставляла сердце колотиться молотом, виски пульсировать, а ладони и колени дрожать.
Отпустил.
И хорошо.
Красивый или нет, не стоило так рисковать.
«Не рискуй больше, Элли, не рискуй…»
Не буду, не буду, не буду.
Сказал бы мне кто-то, что гораздо сильнее, чем только что, я рискну уже через пять минут, я бы никогда и ни за что в это не поверила.
То, что произошло дальше, явилось не столько странной случайностью, сколько рядом, состоящим из тончайших совпадений, в котором немаловажную роль сыграли выпитое за час до этого спиртное, яркое впечатление от недавней драки и бурлящий в крови адреналин. Вдоль парка я почти бежала: торопилась, радовалась тому, что ушла «без потерь», прокручивала в голове моменты битвы и с удивлением ловила себя на том, что продолжаю ею восхищаться.
«Тебе точно не хватает приключений, да?»
Возможно. Наверное. Не знаю. Мне всего хватает… Нет, наверное, чего-то не хватает.
«Не знаю, уймись».
Да, я восхищалась этим незнакомцем — трудно не признать.
Почему? Потому что далеко не каждый мужчина способен постоять за себя. А не каждый из тех, кто способен, может отбиться, когда нападает сразу несколько человек. И почти никто не может справиться с семью противниками. А если к героическому облику, умению двигаться стремительно и плавно прибавить исключительное брутально-красивое мужское лицо, можно вообще остаток жизни провздыхать в мечтах.
Я шла, радовалась собственной удачливости, «свободе» и странным образом одновременно испытывала разочарование.
«Это все алкоголь и его легкомысленные последствия».
Все-таки жаль, что все кончилось. Что теперь я знаю, что такие мужчины существуют — они есть в реальной жизни, действуют по ночам, уезжают в неизвестном направлении и растворяются в ночи еще до восхода солнца. Но они есть, есть на самом деле, вот что главное.
Внутри восторженно, страшно и грустно одновременно.
И может, однажды я встречу такого для себя. Для отношений, для встреч, для… хотя бы для одной встречи, чтобы узнать, каково это — быть с таким человеком? Провести с ним час или ночь? Поговорить с ним?
«Бред. Наверное, для общения даже общих тем не найдется: такие люди — бойцы-профессионалы, а ты дизайнер по витражам. О чем говорить?»
Да, не о чем.
А спустя пару минут выяснилось, что разговаривать требуется далеко не всегда.
Шум подъезжающего сзади автомобиля я услышала не сразу — его скрыло мое собственное хриплое дыхание, цокот длинных каблуков и все еще грохочущий в ушах пульс. Я занималась самобичеванием, я радовалась, я испытывала крайне смешанные чувства, как будто только что едва не соприкоснулась с чем-то запретным и прекрасным, но все-таки не соприкоснулась, я рвалась домой.
А когда за всем этим все-таки услышала автомобиль, бросаться прочь от обочины в тень древесных стволов стало поздно. Тихий гул мотора, плавно вползающий в поле зрения хромированный черный капот, крыло, водительская дверца. Стекло опущено. А из-за стекла…
А из-за стекла на меня смотрело уже знакомое лицо. Красивое и спокойное брутальное лицо: прямой нос, темные брови, широкие губы, квадратный подбородок, чуть прищуренные серо-голубые глаза.
Те самые глаза — глаза человека, который недавно дрался на улице.
«Убить? Он решил меня убить?»
То была первая и самая страшная мысль, которая скользнула в голову и моментально встрепенула начавший было улегаться страх.
Ведь он мог убить меня раньше… Зачем?
От нахлынувшей паники ноги сделались ватными, и я остановилась — мы вновь смотрели друг на друга в тишине. Я старалась не выказать того, насколько напугана, а он внимательно и довольно откровенно изучал меня с ног до головы: лицо, фигуру, одежду, ноги и даже обувь.
Осмотрел. Лицом не изменился. Не выказал ни довольства, ни недовольства, лишь отвернулся и обронил одну-единственную фразу:
— Я скучаю сегодня ночью.
Что? Что?.. Скучает? Что он имеет…
