Эммануэль Арсан - Ванесса
— Это я и сам знаю. Но вот что было самым приятным во всей этой истории, кроме того, что увеличились субсидии дамы, которая тогда меня поддерживала: этот парень предложил мне в качестве премии женщину. И не какую-нибудь старую клячу. Он предложил мне жениться на юной наследнице.
— Поразительно! Твое явное пристрастие к наследствам должно было снова возвратить тебя в детство.
— Такова жизнь. Факт остается фактом — женщина, о которой идет речь, была не вдовой, а дочерью известного биржевика, и девственность ее гарантировалась контрактом. Ей было восемнадцать. Как видишь, я быстро возвращался ко второй молодости, но заметь, не до того уровня, на который ты вернула меня с Мидж.
— Существенное замечание! А как выглядел этот избалованный ребенок?
— Ты мне, наверное, не поверишь, но, клянусь, это правда. Она была такой же привлекательной, как Майка, но темноволосой. Лица у них были, конечно, совершенно разными. Но фигуры, как это ни удивительно, довольно похожи.
— Только не говори, что они похожи на меня, а то я тебя прогоню!
— Не хочу тебя раздражать, но у вас всех есть что-то общее. Во всяком случае, мне никогда не приходилось уговаривать Майку, чтобы она носила так же мало белья, как ты. А что касается Джулии, то когда нас познакомили, на ней была не только нижняя юбка, но и бюстгальтер. От одного воспоминания об этом я краснею от стыда.
— А ты раздевал ее для проверки в присутствии адвоката?
— В этом не было нужды. Такие вещи можно определить с одного взгляда, если это взгляд знатока.
— Но этот скрытый порок не возмутил тебя до такой степени, чтобы отказаться от брака?
— Ты должна понять, что моя вера в человеческие возможности намного сильнее стремления поставить на ком-то крест, даже если это оправданное стремление. И ты поймешь восхищение, испытанное мной, когда в день нашей роскошной и многолюдной свадьбы я увидел свою невесту среди шикарно разодетых родственников. Да, на ней было только плотно облегающее подвенечное платье, позволяющее мне и всем присутствующим сосчитать количество волос на ее девственном лоне.
— А она тогда еще оставалась девственницей?! Ты женился, не сделав вначале этого?
— Да. Я вел игру по всем правилам.
— Ты меня разочаровываешь. Но я по крайней мере надеюсь, что она, в отличие от твоей предыдущей супруги, не была столь скрупулезно моногамной? Я имею в виду, до тех пор, пока Майка не увидела свет в одном из кинотеатров моей родной Каталонии.
— Джулия сразу же показала себя такой же чувственно одаренной, как Майка. И, как и Майка, она оставалась полностью и безраздельно моей. Эта верность была скорее частью ее эротического таланта, чем проявлением чувства долга. Каждый день после того, как она появилась почти обнаженной перед сборищем своих родственников, знавших ее только в образе пуританки — выпускницы школы, Джулия продолжала бросать вызов традициям. Первое, о чем она меня попросила, — это взять ее с собой на нудистский пляж. И там, и повсюду, где у нее была возможность валяться обнаженной, раскинув руки и ноги (конечно, всегда вместе со мной), красота Джулии стала легендарной. От Сан-Тропеза до Таормины пол-Европы облизывалось, глядя на Джулию, но никто, кроме меня, даже пальцем ее не коснулся.
— И женщины тоже?
— Женщина была. Одна. Майка.
— Браво! Вы что, занимались любовью все вместе?
— Боюсь, что мне придется разочаровать тебя еще раз. Когда Майка приезжала в Милан, и я, и Джулия приходили к ней в номер, но поодиночке, не прячась друг от друга, а просто в разное время.
— Мне вас жаль! Вы ненормальные! Вы сумасшедшие!
— Если позволишь мне встречный вопрос, скажи: откуда у тебя такое фанатичное отношение к триаде?
— Это не фанатизм. Это предчувствие.
— Ты считаешь триаду формулой будущего?
— Да, если мир захочет идти по Пути эволюции. Вначале было одно существо, и оно, естественно, было одиноко, смертное или бессмертное, — и имя его было Яма, как сообщает Зеуд Авеста, или просто Я, как утверждают Упанишады, или жирный андрогин, или, как на заре истории Египта, бог Хнум. Первым шагом прогресса во всех древних историях было деление надвое этих создателей или их творений. Ева была взята из ребра Адама. В Ведах мы видим близнецов, Ями и Яма, в результате кровосмешения которых появились мы. Зевс рассек андрогинов надвое так, чтобы появились мужчина и женщина в том виде, в котором мы их более или менее хорошо себе представляем (по-моему, представления у нас не очень ясные). Хнум создал Шу и Тефнута, моих далеких предков. И все эти «половинки», воплотившись таким обозом, стремятся воссоединиться друг с другом. Хотя, как правило, в результате усугубляют свое одиночество. Такое состояние дел сохранялось достаточно долго. Нам следовало бы поучиться творить лучше, чем это делали старые боги, и вместо разделения себя на два пола изобрести три, четыре, пять, десять, шестьдесят девять — множество различий! И ожидая, пока биологи смогут вырастить в своих колбах таких мутантов, давайте пока хотя бы расширим концепцию пары. Давайте когда-нибудь дадим женщине двух мужчин. В другой раз предложим одному мужчине двух женщин. Но, конечно, не связывая себя этими комбинациями и ограничениями! Иначе трио начнет раздражать так же, как пара.
— Сколько эрудиции и выносливости в такое позднее время! К сожалению, мой собственный опыт не дает оснований для такого оптимизма. Я побывал в нескольких лабораториях, с которыми ты связываешь столь радужные надежды, но, увы, пока видел там только профессоров, столь же ревниво и собственнически относящихся к своим ретортам, как и к своим женам, и ассистентов, предпочитающих болтовню с приятелями решению нестандартных уравнений, которые ты кладешь в основу своих рассуждений. Да и сам я, — придется еще раз тебя разочаровать, хоть мне и стыдно тебе в этом признаться, — пока ты и Мидж не показали мне этого, я никогда не занимался любовью с двумя женщинами одновременно.
— Но ты, конечно, не сомневался в своих способностях?
— Я более сентиментален, чем ты думаешь. Я боялся, что внимание, которое я уделяю одной из любовниц, обидит другую. Если, конечно, она будет рядом.
— Это очень мило, но глупо. Удовольствие, которое ты доставляешь Мидж, — это и мое удовольствие. Особенно когда я наблюдаю.
— Ты не такая, как большинство людей.
— Но из того, что ты рассказал о твоих женах, они не кажутся ни ревнивыми, ни эгоистичными. Или их терпимость ограничена, как это принято в обществе, условием, что ты можешь делать все, что заблагорассудится, но так, чтобы они об этом не знали? Но мне трудно совместить это с тем удовольствием, которое испытывают Майка и Джулия, демонстрируя свое тело. Ты видишь, к чему я прихожу?
