Сильвейн Рейнард - Вознесение Габриеля
На ферме близ Бёрлингтона, штат Вермонт, Пол Верджил Норрис стоял возле кухонного стола и занимался упаковкой рождественских подарков для сестры, родителей и, наконец, для женщины, покорившей его сердце.
Быть может, этот рослый и плечистый регбист весом в двести фунтов смотрелся несколько странно с рулонами упаковочной бумаги и скотчем. Прежде чем коснуться ножницами бумаги с рождественскими узорами, он тщательно измерял каждый предмет. Сейчас его внимание было сосредоточено на бутылке кленового сиропа, мягкой игрушечной корове голштинской породы и двух фигурках. Фигурки были редкостью. Полу удалось разыскать их в торонтском магазине, торгующем комиксами. Одна из них предположительно изображала Данте, наряженного средневековым крестоносцем, с крестом святого Георгия на кольчуге. Другая — синеглазая блондинка в одеянии принцессы — могла бы сойти за Беатриче (если забыть, что Беатриче не была ни синеглазой, ни светловолосой).
Печально, что среди действующих лиц не было фигурки Вергилия (очевидно, они не сочли его достойным быть включенным в это действие). Пол очень хотел исправить досадный недочет и решил написать в компанию, производящую игрушки, чтобы рассказать им о столь печальном упущении.
Каждый предмет Пол тщательно упаковал и уложил в картонную коробку, снабженную пузырчатой пленкой. Туда же он поместил и поздравительную открытку. Несколько нарочито легкомысленных фраз, скрывающих его крепнущее чувство. Потом он аккуратно заклеил коробку скотчем и столь же аккуратно написал адрес мисс Джулианны Митчелл.
* * *После очень приятного времяпрепровождения в джакузи Габриель приготовил умбрийский обед. Bruschetta con pomodoro е basilico,[8] тальятелле с оливковым маслом и черными трюфелями, выращенными на огороде виллы, а также разнообразные сыры местных сыроделов и хлеб. Обедали при свечах. Они ели сколько хотели, смеялись и пили изысканное белое вино из Орвьето. После обеда Габриель принес несколько одеял и подушек и устроил уютную лежанку в гостиной перед камином.
Он подключил свой айфон к стереосистеме, и они с Джулией смогли наслаждаться музыкой из составленного им сборника «Любовное приношение Джулианне». Габриель привлек Джулию к себе и обнял. Обнаженные и полностью раскрепощенные, они пили вино под средневековые песнопения.
— Какая прекрасная музыка. Что это? — Джулия закрыла глаза, вслушиваясь в женские голоса, звучавшие а капелла.
— Вещь называется «Gaudete», а поют «Медивал бебес». Это рождественское песнопение.
— Странное название для музыкальной группы.
— Они очень талантливы. Я был на их концерте, когда они приезжали в Торонто.
— Ты это серьезно?
— А вы ревнуете, мисс Митчелл? — усмехнулся он.
— У меня есть основания?
— Никаких. У меня уже есть девушка. И это серьезно.
Они замолчали, некоторое время слушая божественные голоса, потом принялись целоваться. Прошло совсем немного времени, и они, сбросив одеяла, легли перед огнем.
Камин бросал на них оранжевые отсветы. Джулия перевернула Габриеля на спину и раздвинула ему ноги. Он улыбнулся и позволил ей быть ведущей, радуясь ее недавно обретенной уверенности.
— Тебя не пугает оказаться наверху? — все-таки спросил он.
— Нет. Я чувствую себя увереннее, чем прежде. Наверное, «стенной секс» в отеле устранил мой комплекс.
Габриель подумал о том, какие еще ее комплексы можно устранить с помощью разных видов секса. Например, секса под душем. Или — любимейшего вида домашнего секса — секса на кухонном столе.
Голос Джулии прервал его размышления.
— Я хочу доставить тебе удовольствие.
— Ты уже доставляешь мне множество удовольствий.
Джулия отвела руку назад и слегка дотронулась до его паха.
— Я говорю про удовольствие, которое доставляют ртом. Мне очень неловко, что я не сумела отплатить за твою щедрость.
Его тело сразу же отреагировало на ее тихий шепот и робкую руку.
— Джулианна, в таких делах не существует понятия «услуга за услугу». Я ласкаю тебя разными способами, потому что мне этого хочется… Но раз уж ты предлагаешь, — добавил он, слегка улыбаясь.
— Я знаю, что мужчинам это нравится.
— Настоящий секс всегда лучше, — пожал плечами Габриель. — В сравнении с ним все остальное — не более чем amuse bouche.[9] — Он лукаво ей подмигнул и в подтверждение своих слов сжал ее бедро.
— А эта поза тебе нравится? Когда ты лежишь на спине? Или…
— Это замечательная поза, — прошептал он, и его глаза вдруг загорелись.
— Мне думается, так лучше, чем если бы я стояла на коленях, — сказала Джулия, краешком глаза следя за его реакцией.
— Ты права. Но с другой стороны, я счастлив встать на колени перед моей принцессой, чтобы доставить ей удовольствие. Я тебе это уже показывал.
Джулия негромко засмеялась, но потом ее улыбка исчезла.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать. — (Габриель внимательно на нее смотрел, ожидая дальнейших слов.) — У меня рвотный рефлекс.
— Меня бы насторожило, если бы его у тебя не было, — наморщил лоб Габриель.
Джулианна, не выдержав его взгляда, отвела глаза. Ее рука скользнула ниже.
— Но у меня он проявляется сильно.
Габриель накрыл ее руку своей.
— Darling, это не будет для нас проблемой. Обещаю, — сказал он.
Рука Джулии продолжала опускаться. Габриель принялся наматывать на палец ее локон, игриво дергая за волосы.
Джулия застыла на месте.
Какое-то время Габриель продолжать играть с ее длинными шелковистыми волосами, но потом заметил, что Джулия не двигается, словно превратилась в статую.
— Что случилось?
— Прошу тебя, не держи меня за голову.
— Я и не собирался этого делать, — ответил Габриель, но голос его звучал настороженно.
Джулия по-прежнему не шевелилась, чего-то ожидая. Но чего — Габриель не знал. Он отпустил ее волосы и слегка приподнял ей подбородок.
— Любимая, что с тобой?
— Все нормально. Просто не хочу, чтобы меня вывернуло прямо на тебя.
— О чем ты говоришь?
Джулия втянула голову в плечи:
— Меня… выворачивало… раньше.
Габриель недоверчиво поглядел на нее.
— После… этого?
— Ну… нет.
Несколько секунд Габриель молчал, потом его глаза превратились в щелочки.
— Скажи, тебя тошнило из-за рвотного рефлекса или потому что этот подонок пригибал твою голову?
Джулия вся съежилась и едва заметно кивнула.
Габриель выругался. Внутри у него бурлил гнев. Он быстро сел и принялся растирать лицо.
В прошлом он не был нежен со своими сексуальными партнершами, хотя гордился тем, что сохраняет видимость хороших манер. Кокаин делал его грубее. Ему приходилось участвовать в «вакханалиях» — оргиях, напоминавших древнеримские, времен упадка. Но даже тогда он не держал женщин за волосы и не пригибал им голову, вызывая рвоту. Такого не позволял себе никто. Даже наркоторговцы и наркота, с которой он тогда общался, не унижали женщин подобным образом, а у этой публики не было ни границ, ни угрызений совести. Только извращенец, больной на голову, женоненавистник и законченный ублюдок мог ловить кайф, так издеваясь над женщинами.
