Эмма Беккер - Вкус любви
— Я сделаю с тобой все, что в моей власти, за минимум времени и без твоего согласия, если потребуется.
— Прошу тебя, остановись!
— Замолчи, лучше расслабься немного! Совсем немного!
Эта сцена длилась максимум десять секунд, но я тихо молюсь, чтобы никто не заметил эрекции именитого хирурга, которую без труда можно отнести на счет маленькой блондиночки в маске, идущей рядом с ним.
Когда двери открываются, я узнаю нескольких санитаров и целую орду анестезиологов, которых могу назвать по имени, не слишком напрягая память. Меня сводят с ума элегантность и достоинство, с которым он идет по коридорам операционного блока, и дело здесь не только в его обычной способности заполнять собой пространство. Это связано, скорее, с его манерой передвигаться, рассекая воздух и оставляя повсюду свой аромат, который не под силу затмить даже запаху эфира. Есть нечто чарующее в походке Месье. Заходя в тот или иной кабинет, сразу чувствуешь, был он здесь или нет.
Я нахожу себе место, на котором, надеюсь, никому не буду мешать, пока он представляет меня как студентку филологического факультета, которая пришла готовить материалы для доклада (хорошо себе представляю беседу наедине с Месье в его кабинете, запертом на ключ). Меня поражают все эти женщины, готовые инстинктивно служить этому мужчине, завязывать ему блузу, раскладывать его инструменты, произносить его авторитетное имя, чтобы успокоить первого пациента. Меня также поражает доброжелательность без малейших признаков высокомерия, с которой Месье обращается к пациенту, лежащему на операционном столе: ведь я знала его только как циника. Возможны ли подобные перемены в столь надменной персоне? Сейчас, раздавая указания, Месье выглядит таким ласковым, что я уже почти хочу, чтобы мой нос разлетелся на тысячу кусочков.
— Можем приступать, доктор? — спрашивает медсестра, подготовив все необходимое.
И после этого начинается балет. Месье из-под своей маски напоминает мне, почти поддразнивая:
— Если почувствуешь себя плохо, можешь выйти и посидеть в коридоре.
— Не беспокойся, — отвечаю я, стараясь смотреть на него таким же медовым взглядом. — От этого я в обморок не упаду.
Поскольку он не отводит от меня взгляда, я тихо добавляю:
— Несколько лет назад я даже подумывала стать судмедэкспертом.
— Судмедэкспертом?
Его глаза — словно пальцы, щиплющие меня везде под блузой, — кажется, откровенно смеются над тем, что эта маленькая блондинка с розовой попкой и фривольными речами могла всерьез подумывать о том, чтобы посвятить свою жизнь мертвым и глухим телам.
— Какая странная идея, — добавляет Месье насмешливым тоном, выждав несколько секунд, во время которых я заливаюсь краской. Затем он склоняется со скальпелем над уснувшим мужчиной. Вот так, не раздумывая ни секунды и словно немного предавая нас — совсем чуть-чуть. Этот звук вызывает в моей груди одновременно страх и восхищение. Точность его движений невероятна. Теперь, когда я это знаю, буду внимательнее наблюдать, как он обращается со мной, чтобы понять, сохраняются ли его хирургические навыки во время наших тайных встреч.
— Потому что, если ты потеряешь сознание, — продолжает Месье, не глядя на меня, — у нас есть все необходимое, чтобы привести тебя в чувство.
— Я хорошо себя знаю: я не грохаюсь в обморок при виде крови.
— О, но сознание можно потерять по многим причинам. От боли, например, или от голода…
Не глядя на меня, он заносит свою широкую руку над столиком, колеблется между несколькими инструментами, затем продолжает свой пикантный список, и я уже догадываюсь, чем это закончится:
— От страха…
Я быстро опускаю взгляд, зардевшись под своей маской. Осмелится ли он? Или не осмелится?
— От удовольствия…
Я с силой кусаю изнутри щеки, и во рту тут же появляется привкус крови.
— От сильного волнения тоже.
Большие серые глаза ощупывают мое тело и бесстыдно впиваются в мои глаза.
— Но априори четких различий между потерей сознания и обмороком нет.
Я с трудом вырываюсь из этих безмолвных объятий, завороженная риском, на который идет Месье, используя извращенные слова из моих сообщений. Подозреваю, что он улыбается под маской, затем возвращается к своей работе, тогда как мое сердце продолжает бешено колотиться. За это утро я уже раз двадцать была на грани инфаркта.
Он не доверяет медсестрам накладывать швы из стремления к совершенству и делает это сам, словно шьет кружева, с той же женской сосредоточенностью и суровостью.
— Только представь, насколько важен на лице нос. До какой степени он подчеркивает его. Размер и эстетичность шрама имеют огромное значение.
Месье употребил слово «эстетичность» там, где другие сказали бы «вид»: этот нюанс возвращает меня на день назад, в маленькую голубую комнату. Он ласкал мои бедра, и несколько минут спустя я заметила, что на мою обнаженную кожу упал солнечный луч, сделав видимыми все изъяны. Но, как ни странно, меня это совершенно не волновало. Мне было так хорошо. Я улыбнулась.
— Смотришь на мои растяжки?
И Месье на полном серьезе прошептал мне в шею:
— Так красиво, у тебя есть полоски. Как у тигренка.
Когда он кладет инструменты, медсестра напоминает ему о предстоящем обходе больных этажом ниже. Мы снова идем в лифт, напряжение становится нестерпимым. Он еще даже не дотронулся до меня, а я уже чувствую, какой он твердый рядом со мной, и это желание станет настоятельным лишь через несколько часов, когда я уйду и начну посылать ему сообщения, подобно мерзкой маленькой соблазнительнице. Я пьянею от его теплого дыхания с ароматом кофе. На первом этаже, когда еще прижимаюсь к нему, Месье приходит в отчаяние: «Ну и как я буду работать, можешь мне сказать?».
Риторический вопрос, на который он отвечает долгим вздохом, глядя на меня ласкающим взглядом.
Я жду его, сидя в раздевалке, уставившись в пустоту, когда начинает вибрировать мой мобильный. Сообщение от Месье: «Ты мне нравишься!»
(Дело в том, что, хотя та одежда мне совершенно не идет, под ней я абсолютно голая. Когда Месье это понял, он чуть с ума не сошел.)
Воодушевившись мыслью «в клинике он со мной ничего не сделает, что бы я ни сказала», я отвечаю нечто непристойное — и тут же об этом жалею. Я боюсь увидеть Месье, однако он появляется с невозмутимым видом доктора, вернувшегося после обхода больных. Но на самом деле внутри тлеет огонь: этот мужчина спокойно оперирует или занимается другими делами, требующими концентрации внимания, думая о чудовищных вещах (к которым я имею прямое отношение). Я даже боюсь себе представить, что со мной было бы, если бы вдруг, словно по мановению волшебной палочки, исчезли все эти люди из клиники. В последнем сообщении я назвала его старым развратником. В лифте Месье делает вид, что сердится, не увидев нежности в моих псевдоругательствах.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
