Виктория Крэйн - Палач
Снова старый сон. Мой «любимый» ночной кошмар. Когда мне было плохо, когда я болела, когда я думала, что хуже уже быть не может, он врывался в мои сны, чтобы мучить, лишать последней надежды, убивать меня. Иногда мне казалось, что кошмар насылает на меня какой-то старый могучий враг. Враг, о котором я знала, но забыла. И он напоминает о себе.
Я проснулась, дрожа. Я всегда просыпалась в поту, когда ко мне возвращалась одна и та же картина: окровавленное тело моего любимого. Израненное и избитое. Его отец приоткрывает покрывало, и я падаю на колени у ног высокой сереброволосой женщины. Его матери. И вою, вою. Ибо на то, что издает мое горло, не способен человек. Так рыдает ночами одинокая волчица.
— Люциан, — хрипло позвала я темноту. — Люциан!
Как всегда после такого сна. Снова и снова. Зная, что никто не откликнется на мою боль. Никто ее не уменьшит. Безысходность. Отчаяние. И я даже не могла шевельнуться. Так страшно!
Последний кошмар отличался от других. Во сне я чувствовала запахи. Тонкий и пряный аромат духов женщины, которая держала меня. Руки которой были такими добрыми, а взгляд полон боли и сострадания. А мужчина… От него исходил запах… Я никогда не могла понять, чем же от него пахло, но я боялась вдыхать глубоко. Инстинкт подсказывал — не дыши, это смерть, погибель, вечный сон. Хотя отец Люциана никогда не угрожал мне прямо, я прекрасно понимала, что я совсем не та, кого он выбрал бы для своего Наследника. И я погубила его. Не свяжись Люциан со мной, он бы жил… Именно это я читала по, казалось бы, бесстрастному лицу Владыки, когда он смотрел, как я бьюсь в истерике у тела его любимого сына.
В такие моменты мне всегда хотелось умереть. Чтобы соединиться со своей первой любовью. Единственной любовью.
Я всхлипнула. Бесполезно кричать. Никто не придет. Мной пройдена долгая дорога. Может, кто-то порой и скрашивал ее. На время. Но пустоту внутри заполнить не мог.
В этот раз все было иначе. Я не могла приподняться. Не было сил. И что-то мешало. Такое ощущение, будто я связана.
Я шевельнула кистью. Потом скосила глаза. Точно. Руки привязаны к скобам по бокам кровати. Ну и ну. Где это я?
Тяжело оглядываться, когда невозможно приподняться. Я лежала в какой-то комнате. Больница? Я попала в аварию? Заболела? Я продолжала рассматривать помещение. Напротив кровати, у плотно зашторенного окна, стол. Занавеска чуть колыхалась — приоткрыта форточка. На столе темнел погашенный монитор. Рядом включена настольная лампа с отвернутым от меня плафоном. Стопка бумаг. Чуть дальше журнальный столик. Кресло. У кресла в напряженной позе стояла какая-то женщина в легком комбинезоне медика. Она что-то быстро проговорила в переговорное устройство и шагнула ко мне. В руках она держала стакан с соломинкой.
— Мисс? Как вы себя чувствуете?
Я открыла рот, закрыла. Не знаю, как я себя чувствовала. Вроде ничего не болело, но двигаться я не могла. И не только из-за этой дурацкой привязи. Тело было каким-то… Чужим, что ли. Я медленно качнула головой. Сестра поднесла к моим губам соломинку, и я с благодарностью сделала несколько глотков. Вода оказалась сладковатой. Или сок. Я не поняла.
Утолив жажду, я прикрыла глаза.
Где-то за изголовьем кровати отворилась дверь. Потянуло сквозняком. Я не могла видеть, кто вошел. Терпеть не могу быть такой беспомощной! Медсестра шагнула мне за спину и что-то быстро зашептала. Включился яркий свет. Я зажмурилась. Глаза с непривычки резало.
— Милая?
Надо мной вдруг склонился тот, чье лицо я только что видела во сне. Его пальцы нежно коснулись моей шеи, считая пульс. Потом он нагнулся ниже, и его теплые губы прижались к моим.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я… я, — я растерялась. — Но… Люциан. Как же?
— Ты что-нибудь помнишь? — его длинные пальцы ласково поглаживали мой лоб.
— Не, — начала было я, но тут же умолкла.
Я вспомнила. Тело рефлекторно дернулось. Но Люциан, видимо, ожидал чего-то подобного, так как его руки твердо легли на мои плечи, удерживая меня, пока судорога не прошла.
— Ш-шш, — шептал он. — Успокойся. Все уже закончилось. Я сейчас освобожу твои руки. А потом снова поставлю капельницу.
Я следила, как он осторожно отрывает пластырь и вытаскивает из моей руки иглу, отсоединяет от стоящей у моей кровати аппаратуры какие-то провода. Снимает датчики с другой моей руки.
Потом Люциан откинул простыню и осмотрел меня. Придвинув к себе стойку с мониторами, начал нажимать на какие-то кнопки, снимая показания. Удовлетворенный результатом, он отсоединил датчики, прикрепленные над моим сердцем.
Его пальцы случайно задели сосок. Он мгновенно напрягся. А я жутко смутилась. Не то чтобы я его стеснялась. Господи, да я столько раз лежала перед ним нагая. Но… Не в этом теле. В этом теле я… Нет! Это потом! Да и врачей я никогда не стеснялась. Врачи есть врачи, они не имеют пола. Но это же не врач, черт побери!
Я не сводила с Люциана глаз. Я помнила все, до последней детали. Но реальность все еще не осознавалась. Я не знала, спала ли я, бредила или все это на самом деле происходило со мной. И вообще, что из моих воспоминаний — правда.
— Я, — я сделала очередную попытку заговорить. — Люциан…
Он оторвался от своего занятия и взглянул на меня. На его лице играла легкая улыбка. Улыбка, немного озорная, но в то же время несущая в себе какую-то тайну. Улыбка, которую я обожала.
— Ты жив… Господи, Боже мой! Это не сон. Ты жив!
Я не смогла сдержать слез. Они покатились по моим щекам, одна за другой, пока я не зарыдала во весь голос.
Люциан тут же уселся рядом. В руке его самым волшебным образом возникла салфетка. Он начал вытирать мне лицо. И столько нежности было в его движениях, во взгляде, что я не могла остановиться. И тогда он наклонился и осторожно обнял меня. А я уткнулась лицом в его плечо. Не знаю, сколько мы так пролежали. Мне было хорошо и тепло. Я была защищена от всего. От боли, от снов, от ночных кошмаров. Я хотела провести так целую вечность.
Почувствовав, что я перестала плакать, Люциан приподнялся надо мной. Его ладонь легла на мою щеку. Я повернулась и прижалась к ней губами.
— Я люблю тебя, — шептала я в его ладонь. — Люблю тебя. Так тебя люблю!
— Все хорошо, маленькая. Все хорошо. Я тоже тебя люблю, — его голос успокаивал. — А теперь я тебя оботру немного. А потом снова поставлю капельницу.
— Опять наркотики? — полюбопытствовала я, хотя в тот момент мне было все равно, пусть бы он ответил, что в капельнице смертельный яд.
— Немного. Ты должна спать и набираться сил. А когда ты немного окрепнешь… Тут очень красивый сад. Я тебя туда отвезу.
