Шахразада - Коварная любовь Джабиры
Считалось, что новенькие уже умеют вышивать, а также читать и писать. Однако в действительности ни одна из троих не умела писать, хоть уже без запинки говорили на новом для себя языке. Тогда в ода появилась мудрая старуха по имени Фатима, которой было дано задание научить новеньких чтению и письму.
Тяжелее всего пришлось Василике. Она выросла в свободолюбивой холодной стране, где действительно ничто не ограничивало ее свободу. Поэтому строгий распорядок гаремной жизни поначалу сильно досаждал ей. Мир сузился до пределов ода, бани рядом с ней, женской мечети и сада. Кажется, она все отдала бы за то, чтобы получить коня и пустить его галопом по открытому полю. Да, она находила в себе силы мириться с новым положением, но бывали минуты, когда ей казалось, что она сходит с ума.
Это не могло укрыться от госпожи Мамлакат, и она постаралась сделать все, чтобы облегчить девушке новую жизнь. К примеру, она приставила к Василике специального евнуха, который сопровождал ее во время прогулок по саду. Конечно, выходить в сад можно было, лишь соответственно одевшись.
Эта одежда называлась феридже и представляла собой длинную робу из шелка с ниспадающими рукавами, для Василике бледно-зеленого цвета. Она тянулась от головы до плеч, а сзади к ней еще пристегивалась большая прямоугольная накидка до самой земли. Кроме того, Василике должна была надевать ясмак, то есть особую вуаль, состоящую из двух частей. Первая половинка закрывала нижнюю часть лица девушки и падала на грудь, а другая закрывала лоб и волосы. Когда Василике наряжалась подобным образом, никому не дано было угадать, молодая она или старая, красавица или уродина.
Однажды костюм этот спас Василике. Зато какого страху натерпелся приставленный к ней евнух! Они гуляли, как обычно, в саду, как вдруг из‑за живой изгороди вышел сам император, блистательный Алексей Комнин со своей свитой. Лицо евнуха посерело, он едва не лишился чувств. Ведь кизляр-ага строго-настрого предупредил его, что повелитель ни в коем случае не должен узнать о том, что в его гареме появилась эта девушка. Не наложницей должна была стать Василике, а потому следовало быть вдвойне осторожным.
Василике не растерялась. Она низко поклонилась базилевсу, и тот прошел мимо, не останавливаясь.
Девушка потом не раз вспоминала этот случай, шаг за шагом восстанавливала его в памяти. До того момента власть базилевса казалась ей мифическим, отвлеченным понятием, просто громкими пустопорожними словами. Но хватило одного взгляда на пораженного ужасом евнуха. «Я должна провести всю оставшуюся жизнь в этом странном мире, – повторяла она себе. – Выбор невелик. Или я стану таким же пугливым, беспомощным существом, как этот несчастный евнух. Или… или изменю свой взгляд на все, что происходит вокруг, смирюсь, позволю себе назвать этот мир своим, попытаюсь увидеть в своей жизни хоть что-то хорошее…»
После той встречи приступы хандры у Василике прекратились, и она стала проявлять больше интереса к новой жизни и усердия в занятиях.
– Откуда эта перемена? – удивлялась госпожа Мамлакат.
– Даже не знаю, – отвечал ей Хаджи‑бей. – Но ясно одно: наша юная Василике умеет наблюдать и делать выводы. Полагаю, какой‑то случай заставил ее трезво оценить истинное положение дел. Я рад, что это произошло. Мы кровно заинтересованы в ее помощи, ибо именно Василике я вижу в роли первой икбал принца.
– Ты забыл, ага, что дикарка предназначена для принцессы. Феодоре необходима компаньонка куда более, чем ее брату – наложница. Хорошо было бы, если бы девочки смогли подружиться. Ведь и нашу принцессу ждет расставание с родным домом. Пусть уж она узнает, каково это – и пусть будет сильнее.
Свиток одиннадцатый
После того разговора минуло долгих две недели. И вот наконец пришел день, когда госпожа Мамлакат решила, что час Василике настал, что пора ей предстать перед принцессой Феодорой, старшей из дочерей императора.
– Девочка, – вполголоса наставляла Мамлакат юную Василике, пока они шли к покоям принцессы, – Феодора столь же юна, как и ты. И, думаю, столь же одинока…
– Ей нужна новая игрушка, госпожа? – Василике, конечно, уже сотню раз слышала о том, что ее ждет. Она даже смирилась со своим положением. Вернее, она начала находить в нем свои преимущества. Однако острый язык и неуживчивый характер прятать умела еще не всегда.
– Нет, колючка, – госпожа Мамлакат улыбнулась. – Ей нужен друг, нужен собеседник…
– Но я же рабыня… Купленная на невольничьем рынке раба, которую предназначали для гарема… Для гарема самого императора или наследного принца.
Мамлакат вздохнула – да, это была правда. Но не вся – ибо не для чувственных наслаждений императора покупали Василике. Сад Наслаждений, место, где жили одалиски, должен был стать для нее наказанием за строптивый характер. Однако девушке удалось смирить свой буйный нрав – и отсрочить, возможно, навсегда, заточение в запретном Саду.
– Скажу тебе по секрету, красавица, принцесса ведь тоже рабыня. Рабыня своего положения, рабыня от самого мига рождения и до самой своей смерти. Ибо она рождена не в любви и не для любви. Она рождена из династических соображений и предназначена для укрепления границ или возвышения славы страны.
Василике нечего было возразить. Ей, рожденной свободной в далеких холодных землях и выросшей в любви и ласке, было трудно вообразить, как же должна себя чувствовать девушка, не знавшая материнского тепла и видящая вокруг лишь холодную заботу о троне, а не о ней самой.
– Полагаю, госпожа моя, она рабыня куда больше, чем я… Ибо я, прости мне такую дерзость в словах, могу решиться на побег. Или, если будет милостив Аллах всесильный, могу превратиться в икбал или кадину… Быть может, даже стану любимой наложницей, рожу наследника престола… А вот принцесса, на что бы ни решилась, так и не увидит любящей улыбки матери и не услышит ободряющих слов отца.
– Увы, малышка, это так. В определенном смысле она воистину рабыня куда больше, чем ты…
Негодование Василике, говоря по чести, давно уже сменилось сочувствием к неведомой пока принцессе Феодоре. Она заранее жалела ее, хотя с трудом могла себе представить, что значит быть компаньонкой наследницы.
– Госпожа моя, ответь на еще один вопрос. В чем именно состоит моя служба великой принцессе? Должна ли я ухаживать за ее платьем? Или ее волосами? Мне следует помогать ей в бане? Или я буду делать ей массаж?
Мамлакат рассмеялась.
– Воистину, нет больших страхов, чем страх неведомого… Все это преотлично умеют делать обученные рабыни. Ты же, да, тоже несвободная, но предназначена для куда более возвышенных занятий. Да и причесать принцессу ты не сможешь.
