Вадим Смиян - Месма
- Врешь, - усмехнулась Августа. – Не думал об этом! Ты думаешь об этом каждый день, каждый час… порой ночей не спишь от этих мыслей! Ты неустанно думаешь о спасении своей жалкой жизни и не видишь пути к этому спасению! Ты можешь его получить, Прохор, но только - через меня! Хотя мне это не нужно… но, если так получится, то я буду не против! А потому – не перечь мне и лучше не зли меня понапрасну! Становись к своему аппарату и делай, что я говорю.
Прохор Михайлович ошеломленно глядел вытаращенными глазами на женщину, рассуждавшую на какие-то малопонятные темы и при этом державшую в своей руке отрубленную человеческую голову… За свою бурную жизнь он повидал немало, но такого – никогда!
« Нет, - подумал он как-то отрешенно, - она все-таки явно сумасшедшая, а с сумасшедшими спорить бесполезно и опасно. Что же до этого несчастного
горе-лейтенанта, то ему уже все равно…»
- Ну хорошо, - сказал он угрюмо. – Тогда сейчас и приступим… Садись на стул.
- Не нужен мне стул. Я стоять буду…
- Ну, как тебе угодно.
Прохор Михайлович подошел к своему аппарату, водруженному на штатив-треногу, внимательно осмотрел его, что-то потрогал, что-то подкрутил… Аппаратура была в полной готовности.
Между тем Августа пододвинула к себе тяжелую тумбочку – одним рывком, без видимого усилия (Прохор Михайлович передвигал эту тумбочку мелкими «шажками», чтобы не стрельнуло в спине), крышка которой была на уровне ее бедер. На эту крышку она водрузила голову Гущина, положила ей на темя свою левую руку, а в правую руку взяла длинный нож – тот самый, которым она убила лейтенанта и который принесла с собой в свертке.
- А это еще зачем? – насторожился фотомастер. – Нож для чего?
- Увидишь, - улыбнулась Августа мрачно.
Прохор Михайлович счел благоразумным промолчать. Он приступил к работе.
- Так… Августа, голову немного наклони! Чуть-чуть. Вот так! Плечи развернуть… Пожалуйста, смотри сейчас в объектив… Так… Снимаю!
Сделав снимок, Прохор Михайлович хотел было по своему обыкновению сказать «Хорошо!» или что-то в этом роде, однако язык у него не повернулся.
- Все… - буркнул он неопределенно. – Ты довольна?
- Погоди… Еще не все, - сказала людоедка. – Я хочу еще! Теперь сделаем вот так…
Августа занесла нож над мертвой головой жертвы и слегка погрузила кончик лезвия в бледный гладкий лоб. Из пореза показалась кровь, которая медленно начала выступать, выползая на лоб и потянувшись к глазной впадине. Это была мертвая кровь. Она выглядела почти черной и ее нехотя растягивающаяся по бледно-неподвижному лицу мертвой головы полоска все больше напоминала большого ползущего дождевого червя. Августа повернула свое безупречно правильное лицо к фотографу.
- Ну, чего застыл? – спросила она резко. – Снимай.
Прохор Михайлович послушно щелкнул фотоаппаратом.
На лбу у него обильно выступил холодный пот, и он, вынув из кармана платок, судорожно обтер лоб и виски.
Августа повернула голову Гущина лицом к объективу. Теперь она положила свои длинные пальцы на лоб мертвой головы, придавив ее к крышке тумбочки, а нож, зажатый в правой руке, воткнула голове в затылок. Стальное лезвие пронизало голову насквозь и вылезло изо рта, звякнув по зубам и раздвинув мертвые посиневшие губы. Нож торчал теперь изо рта убитого лейтенанта, будто блестящий острый язык.
- Снимай! – приказала Августа остолбеневшему от ужаса фотографу.
- Августа… - пролепетал Прохор Михайлович. – Что ты делаешь… Августа…
- Играюсь, Прохор! – весело воскликнула она. – Не видишь, что ли? Я играюсь со своей жертвой, и никто не сможет помешать моей забаве – правда, Прохор? Ты тоже не можешь...Снимай!
Прохор Михайлович снова безропотно выполнил ее команду. Августа еще немного побаловалась мертвой головой, вонзая в нее нож то с одной стороны, то с другой, то спереди, то сзади.В результате лицо лейтенанта оказалось истыканным и изрезанным ее ножом до полной неузнаваемости. Крови однако было очень мало, ибо принесенная Августой голова уже оказалась практически обескровленной. Когда же все эти жуткие манипуляции с куском мертвой плоти наконец-то наскучили Августе, Прохор Михайлович пребывал уже в предобморочном состоянии. И вообще к концу этой дьявольской фотосессии он был ни жив, ни мертв.
Наконец Августа засунула изуродованную голову лейтенанта в принесенный ею холщовый мешок и небрежно бросила его на пол возле подвальной двери.
- Ну довольно, - благодушно заметила она при этом. – Где тут у тебя рукомойник?
Прохор Михайлович только кивнул в сторону комнаты, служившей ему спальней.
Августа вошла туда, и вскоре послышался звук льющейся воды.
Она вышла из комнаты, вытирая свои длинные пальцы Прохоровым полотенцем как своим собственным. Но фотомастеру было не до таких пустяков. Он еле-еле держался на ногах. Августа остановилась и внимательно посмотрела на него.
- Ты что-то очень уж бледен, Прохор! – сказала она озабоченно. – Прямо как неживой! Тебе, видать, нехорошо?
- Ну что ты, Августа! – отозвался фотограф с ядовитой иронией. – С какой это стати? Мне чудо как хорошо… Давно уже так хорошо не было.
Августа только усмехнулась в ответ на его слова. Она скомкала в своих сильных пальцах полотенце и небрежно бросила его на спинку стоявшего у двери стула.
- А вот это ты точно заметил: и мне давно уже не было так чудесно! – она взглянула на Прохора Михайловича с какой-то странным выражением, словно размышляя – стоит или не стоит воплощать в реальность внезапно пришедшую ей мысль. – Ну ладно. Попробуем, пожалуй, тебя немного взбодрить, Прохор…
Она медленно стала приближаться к нему.
Прохор Михайлович не сразу сообразил, а что, собственно, должно сейчас произойти… Между тем, Августа продолжала медленно, но неотступно надвигаться на него. Прохор Михайлович невольно попятился от нее в глубину своей комнаты-спальни.
- Ты что задумала… Августа? – выдохнул он, нервно облизнув пересохшие губы.
Августа в ответ только рассмеялась, показав ему крепкие, ровные и белые зубы. Темные глаза ее при этом сощурились, и оттого смеющийся рот ее приобрел вид звериного оскала, заставивший Прохора Михайловича оцепенеть.
- Господи, испугался-то как! – воскликнула она со смехом. – Да не пужайся, Прохор: убивать и есть я тебя сейчас не стану… Я с тобой лучше другим делом займусь. Ты не против? Или есть возражения?
Прохор Михайлович продолжал неловко пятиться от нее, пока не наткнулся на край своей собственной кровати. Это вынудило его остановиться, и тогда Августа со смехом ткнула его растопыренной ладонью в грудь, и толчок ее был столь резким и сильным, что Прохор завалился спиной на кровать.
