Неустановленный автор - Рандиана, или Похотиада
Выше в своем повествовании я уже упоминал о женщине, убиравшей мои апартаменты. Она была бывшей любовницей одного старого судебного чиновника, которую тот в конце концов бросил, при этом, правда, пожизненно обеспечив ее работой служанки в богатых домах. К тому жалованью, которое она получала, он добавлял небольшое вспомоществование, позволявшее ей жить в относительном довольстве.
Две ее незаконнорожденные дочери были уже замужем, а третья, младшенькая, «красавица моя», как называла ее мать, недавно вернулась домой из школы-интерната, куда старуха устроила ее, экономя буквально на всем.
Красавице едва исполнилось шестнадцать лет. Она была стройна, как тростинка, ее личико с пухленькими щечками было довольно румяным, а формы – настолько женственными, что я сомневался, будто ей только шестнадцать, как утверждала ее мать. Старуха была ужасно болтливой особой, что иногда меня несказанно раздражало, но, когда она заводила речь о своей дорогой доченьке, я ее не останавливал, сколько бы она ни трещала.
– Она у меня девушка рослая, сэр, какой я и сама была в ее годы, хотя она пополнее меня будет.
– Уж это точно! – сорвалось у меня с языка. Да и как было удержаться, когда перед моими глазами была эта старая высохшая карга!
– Ох, прямо и не знаю, что с ней делать, – бормотала старуха. – Видимо, придется послать ее в услужение. Здесь нам вдвоем не прокормиться. Даже и не в этом дело, сэр. Я думаю, такая работа не для хорошенькой девушки, когда вокруг сплошь такие джентльмены, как вы, сэр.
Конечно, старушка явно имела в виду собственную горькую участь и ту давнюю историю с судебным чиновником, но я сделал вид, что не понял ее намеков, и просто заметил, что удивлен таким ее мыслям. Про себя же я решил, что во что бы то ни стало выясню, насколько лоно шестнадцатилетней девушки соответствует ее хорошенькому личику.
Приметив однажды, что девушке нравится крутиться перед зеркалом, я накупил целую коробку всяких лент и отправил с посыльным ей домой, не сообщив, от кого подарок. На следующее утро я встретил ее на лестнице разодетой в пух и прах и спросил, куда она направляется.
– Никуда, просто прогуляться, – ответила она. – Знаете, у меня есть кавалер, сэр. Я, правда, не знаю, кто он такой, но он прислал мне все эти красивые ленты и еще много всяких штучек. Вот я и подумала: пойду-ка я прогуляюсь в этом наряде, он и поймет, как я благодарна ему. Если только, конечно, меня увидит, – добавила она с глуповатой улыбкой.
– Ты права, моя девочка. Возможно, он пришлет тебе еще что-нибудь. Кстати, как тебя зовут?
– Герти, – сказала девица, улыбаясь.
– Милая Герти, ты уж извини меня за мои слова, но эта замечательная лента, которой ты украсила свою шляпку, портит внешний вид твоей шляпки – она выглядит слишком поношенной.
– Увы, сэр. Я это знаю. Но моя мать бедна, а мне новая шляпка пока не по карману.
– Если ты пообещаешь, что не скажешь матери ни слова – только поклянись, ни за что на свете не станешь говорить ей, – я схожу с тобой в магазин, где вчера видел замечательную шляпку, которая, как мне кажется, будет тебе очень к лицу… Поверь, я буду просто счастлив купить ее тебе.
– Ах, сэр, вы так добры ко мне, но я не могу…
– Успокойся, дитя мое. Не говори так. Лучше выйди из дома, дойди до угла Грейт-Тернстайл и жди там меня. Через три минуты я присоединюсь к тебе.
Разумеется, я попросил ее об этом, чтобы никому не попасться на глаза. Вскоре я присоединился к ней и повел в магазинчик, где покупал ленты.
– Доброе утро, сэр. Сегодня у меня ленты того самого цвета, что вы спрашивали вчера.
Кот был выпущен из мешка. Герти бросила на меня недвусмысленный взгляд, красноречивее всяких слов говоривший о том, что она догадалась, кто этот неизвестный кавалер.
– Значит, вы он и есть, – прошептала она. – Я удивлена.
– А я надеюсь, что ты еще и довольна.
– Даже не знаю, – сказала она. – Так как насчет шляпки?
Чтобы не занимать долго ваше внимание, скажу, что я одел ее с ног до головы, потратив на покупки почти двадцать фунтов.
– Как же я объясню все это моей матери?
– А мы сделаем вот что: мы пошлем все это так же, как я вчера послал тебе ленты. Ты, конечно, и понятия не будешь иметь, откуда все это взялось. А обратного адреса мы не вложим.
Так мы и порешили. Я дал продавцу все необходимые указания, пожал руку Гертруде и на прощание пожелал ей приятно провести этот день.
Вечером в мою дверь робко постучали, и ко мне вошла Герти. Неслышно закрыв дверь за собой, она сказала:
– Все покупки были доставлены, сэр, и маме все очень понравилось. Я же поклялась, что знать не знаю, кто все это прислал. Тогда она сказала, что я должна бы возблагодарить Бога за этот подарок и забыть обо всем.
– Она права, – сказал я, разглядывая ее большую круглую грудь, удивительную красоту которой не могло скрыть облегающее ее фигуру платье.
– Только боюсь, сэр, – сказала она, – что я не поблагодарила вас как следует сегодня утром, поэтому, когда мать ушла навестить брата, я решила зайти к вам и от души поблагодарить.
– Моя дорогая Гертруда, – сказал я, – у тебя есть только один способ отблагодарить меня. Но я думаю, что ты еще слишком молода и мало что смыслишь в этом. Подойди ко мне.
Я сидел у горящего камина, и хотя газ я не включал, в комнате было достаточно света. Она подошла поближе, и мне показалось, что она чувствует себя очень неуверенно.
– Моя дорогая Герти, – сказал я, обнимая ее за талию, – я с удовольствием потрачу на тебя столько, сколько мне по карману. Что же касается тех вещичек, которые я купил утром, то один поцелуй твоих полных губок тысячекратно возместит все мои расходы, – с этими словами я усадил ее себе на колени и несколько раз поцеловал.
Поначалу она пыталась освободиться, но вскоре я почувствовал, что мои ласки ей приятны. Когда же я принялся расстегивать пуговицы на ее платье, она начала было сопротивляться, но постепенно ее сопротивление делалось все слабее и слабее, и когда наконец моему взору открылись ее спелые грудки, я не мог сдержать своего восторга.
– Ах, мистер Сминтон, вы погубите меня. Я знаю, что погубите. Пожалуйста, остановитесь, не заходите дальше.
В мерцающем свете пламени камина ее груди казались белоснежными; на их фоне маленькие прекрасные сосочки походили на две спелые вишенки, и прежде чем она успела что-либо предпринять, чтобы остановить меня, как мои губы схватили одну из этих вишенок и принялись жадно ее обсасывать.
– Ах, мистер Сминтон, я сейчас потеряю сознание. Отпустите меня. Я такого еще в жизни не чувствовала.
– Моя дорогая, – сказал я, неожиданно втиснув свой член ей в руку, – а такое ты чувствовала?
