Отем Грей - Разрушение (ЛП)
— У тебя есть братья или сестры? — спросила я Ремингтона.
— Два сводных брата. Надеюсь, у тебя будет шанс познакомиться с Люком и Домом.
Я быстро взглянула на него, услышав эту информацию, и постаралась не улыбнуться.
— Люк и Дом?
— Люсьен и Доминик. Когда мне было пятнадцать, моя мать вышла замуж за Бернарда, отца Люка и Дома. Он был мне отцом во всех смыслах этого слова.
— Был?
— Он умер два года назад, — я услышала сожаление в его голосе. Должно быть, у него с отчимом были хорошие отношения.
Я вложила свою руку в его, переплела наши пальцы и сжала их, предлагая ему утешение.
— Еще есть Калеб, мой родной брат по матери. Мы вместе учились в школе-пансионате в Хартфордшире.
Он замолчал, и уголки его губ опустились вниз. Я поборола желание спросить его, о чем он думает. Что угодно, что объяснило бы его отношения с Калебом. Серьезно, этот мужчина пережил многое в таком юном возрасте, и хотя мне очень сильно хотелось узнать больше о его прошлом, сейчас не время.
Я сделала мысленную пометку спросить его об этом позже. Сегодняшних признаний достаточно, чтобы утомить даже самого сильного мужчину.
Я встала на цыпочки, ухватилась за воротник его куртки и потянула вниз, пытаясь привлечь его внимание. Он обернулся посмотреть на меня и в его красивых глазах отразились миллионы вопросов. Моя рука скользнула ему на затылок и, чувствуя себя смелой, я поцеловала его, вбирая в себя губами его удивленный вздох. Когда он догадался, что я делаю, его руки обхватили мое лицо, и он вернул поцелуй.
— За что? — спросил он, когда мы прервали поцелуй.
Пальцами я отбросила его взъерошенные волосы со лба и сказала:
— Даже Суперменов иногда нужно целовать просто так.
Хмурое выражение исчезло с его лица, сменившись улыбкой, и клянусь, тучи разошлись, и выглянуло солнце. С другой стороны, может быть, только я нежилась в лучах этой сексуальной улыбки.
— Любишь прогулки под дождем? — спросил он меня, посмотрев на мои волосы, а затем обратно на мое лицо. — То есть, если ты не против промокнуть. Хотя должен сказать, что ты мне нравишься мокренькая, — последние слова он прошептал мне в ухо, и я чуть не сгорела прямо там.
Я кивнула, предвкушение струилось по моим венам, как наркотик распространяется по организму. Не помню, когда последний раз гуляла под дождем.
Он забрал у меня сумку и повесил ремешок себе на плечо. Я взяла его за руку и, смеясь, потянула вперед под моросящий дождь. Мне хотелось бежать, держа его руку в своей, и ощущать, как сердце грохочет в груди, пока вокруг нас падают прохладные капли дождя. У него длинные ноги, но он не спешил, подстроившись под мои шаги.
Мы остановились возле фонтана, чтобы перевести дыхание, и рассмеялись. Когда мелкий дождик перерос в ливень, я обхватила его за шею и прижалась губами к его рту. В этот раз он был готов.
В конце концов, мы добрались до мотоцикла, как раз когда перестало лить как из ведра. Пока мы ехали к его дому, Ремингтон был осторожен на поворотах. Моя грудь прижималась к его спине, и тепло его тела просачивалось в меня.
— Я сейчас такая мокрая для тебя, — прошептала я ему на ухо. Его спина завибрировала от рычания. — Помнишь то запретное, что ты делал в мастерской? То, что должно быть запрещено во всех странах? Я хочу этого, Ремингтон.
— Ты убиваешь меня, Селена. Ты ведь понимаешь, что это означает, правда? — спросил он, останавливаясь на перекрестке, когда загорелся красный свет.
Я поцеловала его спину, прежде чем прошептать:
— Скажи мне.
Он бросил взгляд на светофор, а затем через плечо на меня.
— Когда мы доберемся домой, я сорву с тебя всю одежду, а затем буду целовать, сосать, кусать и облизывать все части твоего тела. Дождаться не могу, когда попробую тебя на вкус. Боже. Не могу насытиться тобой, — он ухватился за мою руку, лежащую на его талии, и притянул ее к своей промежности. — Чувствуешь это? Это для тебя, ma belle. Ты готова к этому, Селена?
— Да! — я почти кричала, так как мое сердце бешено стучало, а дыхание стало прерывистым под стать его дыханию.
— Отлично, ma chérie (фр. дорогая), — от возбуждения его акцент стал заметнее. Он выпустил мою руку и сжал мою коленку. Я почти спрыгнула с мотоцикла от этого прикосновения. Он рассмеялся низким и хриплым голосом, и мы сорвались с места, когда зажегся зеленый свет.
Он заехал на подъездную дорожку, небрежно припарковал мотоцикл, перед тем как спрыгнуть с него, и снял меня с моего сиденья. После того как мы быстро сняли наши куртки и шлемы, он сгреб меня на руки и направился к двери.
— Боже, я люблю твои руки. Такие сильные, — сказала я, прижимаясь крепче к его груди. Никто никогда не пытался носить меня вот так, так что я собиралась наслаждаться тем, что меня балуют, пока я здесь.
Он рассмеялся, прижался губами к моему лбу и остановился перед дверью.
— Ключи у меня в штанах. Правый боковой карман.
Я слегка переместилась, и сделала, как он велел. Боже, какие у этого мужчины крепкие бедра. И, ох, мой Бог! Это что его…
— Нашла там что-нибудь, что тебе понравилось? — ухмыльнулся он мне.
— Да, нашла, — я распахнула дверь и как только мы вошли внутрь, он захлопнул ее, опустил меня вдоль своего тела на пол и прижал к двери.
— Ну вот, — он резко прижался бедрами ко мне, толкаясь именно туда, где я хотела его. — Значит, у меня есть лицензия делать с тобой очень грязные штучки.
И прежде чем я успела ответить, его рот обрушился на мой, целуя страстно и отчаянно, будто он не мог насытиться мной, будто мысль, что его губы не будут на моих губах, сводила его с ума. И мне нравилось это. Захватив в кулак его волосы, я сильно потянула. Из его груди вырвался стон, его язык коснулся моих губ и ворвался в мой рот, так же резко, как и его бедра. Он отстранился, тяжело дыша, пока его дрожащие пальцы возились с молнией на моих джинсах, и в какой-то момент я подумала, что он сорвет их с меня, как и обещал. Ремингтон удовлетворенно зарычал, когда, наконец, расстегнул молнию, и я подняла свои дрожащие ноги, чтобы он стащил с меня джинсы. Он отшвырнул их куда-то себе за спину, и его глаза заблестели от желания, когда он понял, что я говорила ему правду. На мне не было нижнего белья. Он засунул руки под мой фиолетовый кружевной лифчик и сорвал его с меня.
— Святой Боже! Так горячо, хотя это был мой любимый лифчик. Боже, Ремингтон, — выкрикнула я его имя, когда он сорвал с меня блузку. Его губы целовали, сосали, кусали, и снова крепко целовали меня, как он и обещал.
Затем я вспомнила, что у него есть сын, и он может ходить по дому.
