Александра Соколова - Просто мы разучились мечтать.
Кать… Я же её ищу. Постоянно. Иногда вижу в толпе похожий силуэт или волосы – и несусь за ничего не понимающим человеком, а когда догоняю, я этого человека убить готова только за то, что он – не она. Не Сашка.
Первое время я писала ей письма. Писала на конверте только одно слово – «Саше» и отправляла. Они не возвращались. И я верила, что где-то далеко она есть, она жива и помнит меня. А потом письма вернулись – все разом. И я поняла, что чудес не бывает.
Лёка замолчала, вытерла кровь с закушенной губы и подняла тяжелый взгляд. Катя сидела тихо, упираясь подбородком в сложенные ладони, и в глазах её блестели слёзы.
– Мне не нужна твоя жалость, – пробормотала Лёка, – Наверное, мне просто нужно было кому-то это рассказать. Не один год я хранила всё это в себе. Хватит уже, пожалуй.
– Отпусти её, – Катин шепот заставил женщину вздрогнуть, – Перестань снова и снова переживать то, что уже случилось. Отпустив, ты не потеряешь свою любовь, Лен. Она останется с тобой, но не будет уже такой горькой и болезненной.
– Отпустить? Как ты себе это представляешь?
– Просто отпусти. Перестань искать. Перестань болеть. Вспоминай её с теплом и радостью – как человека, подарившего тебе прекрасное чувство.
– Каким образом?
– То есть?
– А ты не понимаешь? – Лёка сузила зрачки в бессильной злости. – Все эти советы хороши в теории. Ты говоришь – отпустить, окей, я готова отпустить. Но как? Засунуть в сердце руку и вырвать оттуда неслабый кусок? Или пойти на приём к психоаналитику, который убедит меня, что черное – это белое, белое – синее, а моя любовь к Саше – результат детских нереализованных фантазий?
– Подожди. Тебя устраивает твоя жизнь такой, какая она есть сейчас? – вспыхнула Катя.
– У меня выбора нет.
– Он есть всегда. И если ты говоришь, что у тебя нет выбора – значит, свой выбор ты уже сделала. Лёк, нельзя всю жизнь прожить одной, стремясь найти то, что найти невозможно и доказать то, что нельзя доказать. Ты не переделаешь мир. Песня Макаревича хороша только в качестве песни. Но как жизненное кредо она – полный идиотизм.
– Какая песня? – удивилась Лена.
– Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас.
– И почему же это идиотизм? Ты предлагаешь стать частью всего того быдла, что есть вокруг?
– Лёк… Люди, которых ты называешь быдлом – в первую очередь всё-таки люди. Со своими недостатками и достоинствами. Ты хочешь идеальный мир. Но идеала в жизни не бывает. И быть не может.
– С чего ты взяла? Только потому, что ты этот идеал не видела?
– Нет. Только потому, что для каждого человека этот идеал будет разным.
Они разговаривали всю ночь. Спорили, иногда срывались на крики, иногда – на слёзы. А когда за окном забрезжил рассвет, Лёка вдруг вздохнула полной грудью и поняла, что ей действительно стало легче. Без алкоголя, без наркотиков, без сигарет. С чашкой чая и разговорами о вечном.
Прощаясь, Лена поцеловала Катю в висок и пожелала счастья. Она знала, что больше они никогда не увидятся – не таким была человеком Лёка, чтобы дважды показывать кому-то свою слабость. Знала, но была искренне благодарна.
За короткую игру в дружбу.
За короткую игру в понимание.
***
Постепенно всё устаканилось. Работа снова вошла в привычное русло, и снова – как тысячу раз до этого – Лёке стало скучно. Она давно забыла про свои метания, списала их на осеннее-зимний авитаминоз, и больше уже ни о чём не задумывалась.
Шоу-программы игрались, публика радовалась и оставляла в клубе немыслимые суммы, Игнатьев был любезен и приветлив, Марина – отстранена и равнодушна.
Но что-то всё равно занозой сидело в голове и порой давало о себе знать настойчивыми мыслями.
Марина. Конечно же, Марина.
В конце марта Лена, уставшая от собственных сомнений, поручила Никите добыть полную информацию об этой странной женщине. И вот теперь сидела в кофейне на Невском, перебирая полученные листы бумаги, и сосредоточенно размышляя. А подумать было над чем.
Во-первых, возраст. По паспорту, данные которого были давно внесены в договор, выходило, что Марине тридцать три года. По бумагам, которые Лёка держала в руках – тридцать семь. Характеристики с предыдущих мест работы оказались ложью – в каждом из них причиной увольнения было отнюдь не нарушение моральных норм. Личная жизнь Марины тоже изобиловала сюрпризами: гражданский муж, толпы любовников, какая-то трагическая история, о которой не было никаких точных данных…
Окончательно запутавшись, Лена вынула мобильный и набрала номер Никиты.
– Ты где? – спросила она, услышав бодрое «да, шеф». – И что ты забыл в Павловске? Ах, дворец… Сколько тебе нужно времени чтобы закончить с экскурсиями и родственниками? Отлично. Значит, как только освободишься – позвони мне. Затем. Свидание тебе хочу назначить. Счастливо.
Лёка раздраженно захлопнула крышку телефона и вернулась к чтению. Ник поработал на славу – он не просто нашел и расспросил многих знакомых Марины, но и приложил к отчету их фотографии и краткие биографические справки.
Павлов, Стрельцова, Трохин, Шурубин, Иванченко.
Много фамилий, много лиц, много данных.
Но большинство из них объединяло одно. Слово из четырех букв. Название клуба.
«Эгос».
Лёка задумчиво порылась в памяти, но название было ей незнакомо. Значит, клуб небольшой, не слишком популярный и не предоставляющий развлекательные программы.
Но Бог с ним, с клубом. Конечно, если не получится понять с начала, то придется заходить с конца, но для начала хотелось хотя бы понять мотивы Марины. А в том, что они должны быть, Лена уже не сомневалась.
– Вспомним с самого начала, – решила она, затягиваясь, – Со знакомства.
Почему она пришла устраиваться на работу именно к Лёке? Да, по возрасту она давно уже вышла в тираж и роль ведущей была для неё заказана на 99%. Но, исходя из информации, собранной Ником, она еще в молодости организовывала эротические шоу, причём с немалым успехом. Что ей мешало снова собрать труппу? Ничего. Значит, ей нужен был либо определенный клуб, либо определенный человек.
Всё так, да. Но если бы причина была в клубе – Марина бы отказалась от перехода в «Три чуда света», и осталась на старом месте – благо, возможность такая была: директор каждому из Лёкиных людей предлагал остаться.
Значит, не клуб. Значит, человек. Но кто конкретно?
Скорее всего, сама Лёка, конечно же. Но как тогда объяснить то, что Марина с самого начала не навязывалась? Всё их общение происходило сугубо по инициативе Лены. Играла? Может быть. Но слишком тонко, слишком филигранно – за год ни одной ошибки. И это при том, что Лёка давно уже убедилась, что Марина если не тупая, то и умной её никак не назовешь.
