Ана Феррейра - Амадора. Та, что любит…
Вдруг какая‑то женщина стучится в дверь кабинки. Мне страшно, я хочу остановиться, а он — ни в какую, да еще предлагает оральный секс. Мне, понятное дело, не вырваться — этот тип думает, что ему все можно, хоть он и в женском туалете. Он настаивал, я сопротивлялась, хотела выйти, он меня не пускал и совал мне член в рот. Меня стошнило. Я не терплю, когда меня принуждают к оральному сексу. Просто ненавижу. Я ему сказала по‑португальски, что меня тошнит. Он вроде понял и перепугался, что меня вырвет прямо на него, и выпустил меня. Как я его возненавидела! Я вышла из туалета, вернулась на танцпол, и меня тут же закадрил лысоватый, но симпатичный мужчина. Наш танец содержал многозначительные намеки, и через несколько минут он уже начал целовать меня в губы, уже целованный до него двумя мужчинами. Ночь промискуитета. Этот целовался лучше всех. Мы продолжали свои странные танцы, пока обоим не захотелось пить, и мы пошли в бар. Он спросил по‑французски две бутылки газированной воды. Мы выпили и снова стали целоваться, не говоря ни слова. Мне было ясно, что он не глухонемой, только потому, что я слышала, как он говорил с барменом. Полный экстаз!
Он взял меня за руку, и мы вошли в какую‑то дверцу. Поднялись по лестнице в полном молчании, я впереди него. Лестница завершалась террасой с восхитительным видом, от которого наворачивались слезы. Мне снова вспомнился мой фокусник, но я продолжала целоваться со своим красавчиком. Он задрал мне юбку и стал кусать за ляжки… потом выпростал мне грудь из‑под лифчика и стал целовать соски. Когда он расстегнул брюки, петушок тут же подскочил — трусов на нем, оказывается, не было. Он сунул мощный фаллос мне в руку, я его сжала. Казалось, что у меня в руке ракета, готовая выстрелить. Он достал из кармана презерватив… Время пошло: пять, четыре, три, два, один, пуск!
Секс на крыше. Я кончила, любуясь парижскими огнями! Кончила только один раз, он тоже. Мы еще немножко поцеловались, привели в порядок одежду и вернулись на танцпол. Сорайя танцевала со своим французом. Она взяла меня под руку и потащила в туалет.
— Ты куда подевалась?
— Была тут с одним… Вернее, с двумя…
— Не ври! Друг моего Рене тебя повсюду ищет…
— Ну и черт с ним. Не понравился мне он.
— Ты что, была с этим лысым?
— Ну да… А до него еще с одним…
— Что‑то мне не верится!
— Мне и самой‑то не верится…
Мы долго дожидались, пока освободятся кабинки в туалете, а когда наконец вышли, моего красавчика нигде не оказалось. Голос мой был ему незнаком — он ведь слышал только мои стоны. Где я только его не искала — в баре, на диванах, на балконе, на танцполе… Я даже подумывала, не подняться ли мне на террасу, да сил уже не хватало взбираться по лестнице. И вдруг у меня на пути возник этот придурок с шершавым языком… Только его мне недоставало! Я повернулась и смешалась с толпой, но вдруг заметила, что какой‑то парень трется возле меня. Все здесь толкались, прижимались друг к другу, чтобы освободить проход, но этот — как‑то по‑особенному. Я даже почувствовала, что его член касается моей попки. Я обернулась и увидела его лицо… Оно оказалось знакомым! Клаудиу! Я когда‑то его любила — после братьев Николау и Никодемуса.
— Анжела!
— Клаудиу! Вот так встреча!
— Анжела!..
— Да я это, я!
— Да вижу, вижу! Неужели это вправду ты?
Мы орали, как ненормальные.
— Ты тут что, в отпуске?
— Нет, на гастролях! А ты?
— Живу я тут!
— Да ну?!
— Два года уже!
— Какой сюрприз!
— Чего?
— Какой, говорю, сюрприз!
А музыка гремит…
— Может, свалим отсюда?
— Не поняла.
— Это что, любовник твой? Или муж?
— Кто?
— Ну, который с тобой тут был!
— Не поняла!
— Ну так свалим отсюда?
— Да не могу я!
— Я тут тоже с девушкой!
— Ты не понимаешь!
Он одарил меня влажным поцелуем, потащил за колонну и стал щупать мне грудь, как будто нам было по пятнадцать лет.
— Мне раньше так хотелось этого…
— Чего?
— Потрогать твою грудь. Ты ведь не давала…
А мне вдруг захотелось взять в рот его член… Клаудиу был парнем, за которым все девчонки бегали. И мне хотелось, но я скрывала и по собственной глупости ни разу с ним не переспала, хотя до него у меня было с полдюжины парней. Ему надоело, и он променял меня на Валькирию — дурнушку, которая давала всем без разбору… Злые языки раструбили, что в постели она была просто королевой, а уж кончала как… Они долго были любовниками. Мне, конечно, это не нравилось… А теперь член у него уже стоял. Я сжала его фаллос рукой и встала на колени. Он выпростал член, которого я никогда прежде не видела, и принялась сосать, вспоминая прошлое… Сосала я долго, и то больше целовала, чем сосала. Я встала, вытерла губы, и мы вышли из нашего убежища — из темного угла за колонной. Я пристально посмотрела на его расцвеченное огнями лицо. Он очень изменился, стал совсем не похож на прежнего Клаудиу. Я снова вытерла губы. Улыбнулась. Он тоже улыбнулся и стал несмело щупать мне грудь. Легонечко. Кто‑то приблизился. Уж не Валькирия ли?! Я обернулась и застыла от неожиданности. Клаудиу тоже посмотрел, не выпуская моей груди… Я потупилась. Женщина заговорила с ним по‑французски. Это, конечно, была не Валькирия, но уж очень походила на нее, словно сестра‑близняшка, двойник или клон. Я увидела, что молния на брюках у него расстегнута и виднеется влажный член. Он это заметил и застегнулся, да так, что псевдо‑Валькирия и не заметила. Она приблизилась ко мне. Я думала, она отвесит мне оплеуху, но, к моему изумлению, псевдо‑Валькирия тоже потянулась к моей груди, стала ее ощупывать, точно врач, и заговорила по‑португальски, хотя акцент выдавал в ней француженку.
— Хороша… Но у меня лучше. Хочешь потрогать?
Я не стала. Клаудиу попрощался. Уходя, они так громко болтали, что едва не заглушали музыку.
От Сорайи и ее французов я отделалась. Решила уехать, но на выходе боялась напороться на машину француза с шершавым языком. Поэтому рассудила, что лучше взять такси. Расплатилась кредитной карточкой и ушла, ни с кем не попрощавшись.
Я попыталась изъясняться на довольно плохом французском языке, но таксист оказался итальянцем. Красивым итальянцем. Я призналась, что я бразильянка. Он тут же сказал, что обожает бразильянок, мечтает съездить в Бразилию и очень любит кофе. Я тоже. Мы остановились, чтобы выпить эспрессо. Он проявил удивительную любезность — заплатил за кофе, открыл дверцу машины, денег за проезд не взял, зато впился в меня поцелуем и полез рукой под подол. Мы имели друг друга прямо в такси. Итальянским я не владею, но понимала все, что он говорил и, в порыве сладострастия, стонала по‑итальянски:
