Джеймс Бертрам - История розги
— Я верю, что ты говоришь искренно; вероятно, в твоей милой Франции не существует нашего обычая! — сказала она, покраснев, как маков цветок.
— Видишь ли, — продолжала она нерешительно, — я была иногда неласкова с тобой, уклонялась от твоих ласк из простого упрямства, отвечала тебе грубо, а ты не только не прибег к этому, — и жена указала на стоявшую во дворе метлу, — но даже не ударил меня по щеке. Если бы ты любил меня сильно, то ты не только наказывал бы меня, когда я на самом деле провинилась, но просто по дружбе сек бы меня иногда розгами… Вот почему я подумала, что я тебе не нравлюсь.
— Отчего же ты мне раньше не сказала всего этого; я бы давно исполнил твое желание, хотя, откровенно говоря, я не понимаю такого способа выражения любви к жене!..
— Ты жестоко, мой друг, ошибаешься; приготовь сегодня вечером розог и накажи меня ими хорошенько за все мои прошлые вины, — ты увидишь, что тебе доставит большое удовольствие наказывать меня, это мне моя мать сказала.
— Ну, хорошо, пусть будет по-твоему! Я попробую.
К вечеру муж велел, под каким-то благовидным предлогом, приготовить пучок хороших березовых розог.
Перед тем как ложиться спать, супруг наглухо закрыл окна со ставнями и спустил еще шторы с занавесями… Когда супруга совсем разделась, он велел ей лечь поперек кровати и привязал ее за ноги и руки к средней стойке. Затем, подняв рубашку, стал ее сечь розгами. Сначала он сек ее несильно, но потом все усиливал удары и остановился только тогда, когда во всех местах показалась кровь, хотя жена давно просила перестать сечь. Все-таки, видимо, она была довольна… Когда она легла в кровать и он ее приласкал, то она, целуя его крепко, сказала: «Видишь, после этого выходит гораздо лучше!»
Флагелляция и лесбосские игры. В лесбосских играх флагелляция играет весьма важную роль. Можно сказать с полною уверенностью, что флагелляция лежит в основе всех наслаждений сафических.
Иногда она по форме отличается от чистой флагелляции. Она менее ограничена пространством и видом, более разнообразна, но вытекает из одной и той же потребности удовлетворения сладострастного чувства.
В то время, как флагеллянт или флагеллянтша, выдрессированная мужчиной, ограничивают область наслаждения сечением ягодиц и ляжек, лесбосская флагелляция ищет причину мучения всему существу своей жертвы.
Такая женщина не садистка, она не испытывает удовольствия от страдания своей жертвы, а наслаждается только тогда, когда причиняемая ею боль доставляет сладострастное удовольствие и ее жертве.
Разные манипуляции, щипки, уколы тела, особенно грудей и т. п. являются обычными играми активных лесбиянок. Очень редко, чтобы их возлюбленная не была вся исцарапана и в синяках, впрочем, безболезненных и воспоминание о которых только приятно щекочет их воображение.
Впрочем встречаются среди лесбиянок и чистые флагеллянтши, которые находят удовольствие сечь розгами или плетью своих возлюбленных, переодетых школьницами. Они же иногда охотно разыгрывают и другие комедии флагеллянтов.
Мадмуазель Клара, модистка в Вест-Энде, славилась не столько своими шляпками, довольно неважными, сколько своими комнатами, находившимися за магазином. В них ее клиентки, большей частью перезрелые кокотки, находили любезных гризеточек, послушных, хорошо выдрессированных, которых можно было, по желанию, слегка высечь розгами без добавочной за это платы.
Впрочем, у нее было запрещено снимать панталоны, а можно было сечь только через имеющееся в панталонах небольшое отверстие.
В Ницце десять лет тому назад полиция открыла существование одного дома, посещавшегося главным образом англичанками, где почти ежедневно происходили сцены флагелляции. Но тут имелось в виду скорее удовлетворение садистских наклонностей, и жертвами их было немало молодых девушек и подростков.
В Париже существуют немало фотографических заведений, являющихся центрами самого утонченного разврата.
Девочки-подростки с большими глазами, обведенными синими кругами, худенькие, еще не сформировавшиеся и уже порочные, мальчуганы с длинными волосами, обнаженными бедрами и накрашенными щеками, молодые беспутные женщины, мужчины с плутоватыми глазами, неудавшиеся актеры, а иногда апаши и коты, мелкие буржуазки, рассчитывающие на легкий заработок для покупки каких-нибудь тряпок.
В этом странном мире никто не умеет отказать в какой бы то ни было гадости. Здесь никого решительно ничем не удивишь. Все самые порочные любезности находятся, так сказать, в скрытом состоянии; продажные цены так низки, что покупающий известный порок может думать, что он напал на лицо, любящее тот же самый порок.
На одной из отдаленных от центра улиц Парижа приютилась фотография, служащая главным образом местом свиданий для лесбиянок, между которыми есть немалое число отчаянных флагеллянток.
На бархатном диване клиентки не раз секли розгами или плетью какую-нибудь молоденькую модель, безропотно выносившую побои ради наживы…
В этой мастерской если не все было регламентировано, то приход и уход гостей были подчинены самому строгому контролю, чтобы не произошло неприятных встреч. Здесь было можно встретить много интересных женских типов.
Вот госпожа Б., жена одного дипломата, достигшая пятидесяти лет, говорящая по-французски с самым отчаянным горловым акцентом, носящая тяжелые бархатные платья с разными фру-фру, грязными, потертыми и в пятнах.
В обществе это была безупречная женщина, величественная, немного даже строгая в отношении других. Для близких это была отчаянная лесбиянка, которая, старея, требовала все более и более молоденьких сюжетов; рука ее с особенной силой прогуливалась по молодой коже детей, попадавших в ее распоряжение.
Мадам Антонина, старая актриса, когда-то пользовавшаяся известностью и вызывавшая восторг у зрителей одной своей манерой обнимать своего партнера в любовных сценах. Этой требовались молоденькие девушки с гибкой талией, которую она любила сжимать своими пальцами, распухшими от подагры. Для нее всегда приготовлялся пучок из длинных и свежих березовых розог. У нее сафизм соединялся с небольшой дозой садизма.
Она то гладила рукой по обнаженному телу модели, то брала розги и секла.
Мадам Иссак, жена одного ювелира, представляла классический тип разбогатевшей еврейки. В молодости она была очень красива. Эта заставляла модель повернуться к себе спиной, так, чтобы голова находилась у ее ног, затем брала розги и долго секла, любуясь жадными глазами, как вертелась под ударами розог бедная девочка.
Через некоторое более или менее продолжительное время у нее появлялись сладострастные спазмы, и сеанс кончался.
