Э. Джеймс - На пятьдесят оттенков темнее
Я расцветаю от его похвал. Мне тут же приходит в голову, что я смогу готовить для него лишь по выходным. Я хмурюсь. Я люблю готовить. Пожалуй, испеку-ка я именинный пирог. Я смотрю на часы. Время еще есть.
– Ана? – прерывает он мои раздумья. – Почему ты попросила меня не делать твои снимки?
Вопрос застает меня врасплох, тем более что его голос звучит слишком ласково.
Вот засада… Фотографии. Я гляжу на свою пустую тарелку и хлопаю ресницами. Что я могу сказать? Я дала себе слово никогда не упоминать о том, что обнаружила его версию «Кисок «Пентхауса».
– Ана, – рявкает он. – В чем дело?
От неожиданности я подпрыгиваю и невольно смотрю на него. Когда это я думала, что больше не боюсь его?
– Я нашла твои фото, – шепчу я.
В его глазах я читаю ужас.
– Ты залезла в сейф? – недоверчиво спрашивает он.
– Сейф? Нет. Я не знала, что у тебя есть сейф.
Он хмурится.
– Тогда я ничего не понимаю.
– В твоем шкафу. В коробке. Я искала галстук, а коробка лежала под джинсами… которые ты обычно носишь в игровой комнате. Кроме сегодняшнего раза.
Я краснею.
Он в смятении глядит на меня и нервно проводит рукой по волосам, обдумывая полученную информацию. Трет подбородок, глубоко задумавшись, но не может скрыть смущения и раздражения, они написаны на его лице. Он в отчаянии трясет головой – и одновременно в уголках его рта появляется слабая улыбка.
– Это не то, что ты думаешь. Я совсем забыл про них. Коробка попала туда случайно. Фотографии должны храниться в моем сейфе.
– Кто положил их туда? – шепчу я.
Он сглатывает комок в горле.
– Это могла сделать только одна особа.
– А-а. Кто же? И почему ты говоришь «Это не то, что ты думаешь»?
Он вздыхает и наклоняет голову набок. По-моему, он смущен. «Он и должен смутиться!» – рычит мое подсознание.
– Возможно, это прозвучит некрасиво, но это моя подстраховка, – шепчет он, готовый увидеть мое возмущение.
– Подстраховка?
– Мера против огласки.
Монетка падает и со стуком катается в моей голове.
– А-а, – бормочу я, потому что не знаю, что еще сказать. Я закрываю глаза. Вот так. Вот они, пятьдесят оттенков порока, прямо передо мной. – Да. Правильно, – бормочу я. – Звучит действительно некрасиво.
Я встаю и начинаю убирать посуду. Я больше ничего не хочу знать.
– Ана.
– Они-то знают? Девушки… сабы?
Он сдвигает брови.
– Конечно.
А-а, ладно, уже легче… Он хватает меня за талию и прижимает к себе.
– Эти фотографии должны храниться в сейфе. Они не для развлечения. – Немного помолчав, он добавляет: – Может, когда-то и были такими. Но… – Он умолкает и испытующе глядит на меня. – Они ничего не значат.
– Кто же положил их в твой шкаф?
– Это могла сделать только Лейла.
– Она знает код твоего сейфа?
Он пожимает плечами.
– Возможно. Это очень длинная комбинация цифр, и я редко ею пользуюсь. Поэтому я записал ее однажды и никогда не менял. – Он качает головой. – Интересно, что еще она знает и вынимала ли оттуда что-либо еще. – Он хмурится, потом опять поворачивается ко мне. – Слушай. Если хочешь, я уничтожу эти снимки. Прямо сейчас.
– Кристиан, это твои снимки. Делай с ними, что хочешь, – бормочу я.
– Не надо так говорить. – Сжав ладонями мои виски, он смотрит мне в глаза. – Мне не нужна та жизнь. Я хочу жить другой жизнью, вместе с тобой.
Черт побери! Откуда он знает, что за моим ужасом из-за этих снимков стоит моя паранойя?
– Ана, я думаю, что сегодня утром мы изгнали всех призраков. Я чувствую это. А ты?
Я растерянно моргаю, вспоминая наше очень-очень приятное, романтичное и абсолютно безнравственное и порочное утро в его игровой комнате.
– Да. – Я улыбаюсь. – Да, мне тоже так кажется.
– Хорошо. – Он наклоняется и целует меня, обнимая за плечи. – Я положу их в шредер. Теперь мне надо поработать. Извини, малышка, но сегодня днем мне необходимо сделать кучу дел.
– Ладно. А мне надо позвонить маме. – Я морщусь. – Еще я хочу кое-что купить и испечь для тебя торт.
У него загораются глаза, как у маленького мальчика.
– Торт?
Я киваю.
– Шоколадный торт? – Его улыбка неотразима.
– Ты хочешь шоколадный?
Он молча кивает.
– Я попробую, мистер Грей.
Он опять меня целует.
Карла молчит, потрясенная известием.
– Мам, скажи что-нибудь.
– Ты не беременна, а? – шепчет она в ужасе.
– Нет, нет и нет, ничего такого.
Разочарование острым ножом колет мое сердце. Мне грустно, что она могла подумать обо мне такое. Но потом с унынием вспоминаю, что она была беременна мной, когда вышла замуж за моего отца.
– Прости, дорогая. Все это так неожиданно. То есть, конечно, Кристиан – выгодная партия, но ты такая юная и еще не повидала мир.
– Мам, неужели ты не можешь просто порадоваться за меня? Я его люблю.
– Дорогая, мне просто надо привыкнуть к этой мысли. Для меня это шок. Еще в Джорджии я видела, что между вами завязывалось нечто особенное, но брак?
Тогда, в Джорджии, он хотел, чтобы я стала его сабой… Но об этом я умолчу.
– Вы уже назначили дату свадьбы?
– Нет.
– Ах, если бы был жив твой отец, – шепчет мать с привычным драматизмом. Ой, нет… только не это. Не сейчас.
– Конечно, мама. Я бы тоже хотела на него посмотреть.
– Он только однажды держал тебя на руках и был так горд. Он сказал, что ты самая красивая девочка на свете.
В ее голосе звучит смертная тоска, она пересказывает семейную легенду… в который раз. Далее должна пролиться крупная слеза.
– Я знаю, мама.
– А потом он умер.
Она шмыгает носом, и я знаю, что эти слова всякий раз выбивают ее из колеи.
– Мама, – шепчу я, жалея, что не могу ее немедленно обнять и успокоить.
– Я старая дура, – бормочет она и опять шмыгает носом. – Конечно, дорогая, я счастлива за тебя. А Рэй знает? – добавляет она. Кажется, ее душевный покой уже восстановлен.
– Кристиан только что говорил с ним и просил моей руки.
– Ах, как это мило. – Она говорит это не без меланхолии, вероятно, делает над собой усилие.
– Да, они хорошо пообщались.
– Ана, дорогая, я очень люблю тебя. Я счастлива за тебя. И вы оба непременно должны приехать ко мне.
– Да, мама. Я тоже люблю тебя.
– Меня зовет Боб, я должна идти. Сообщи мне дату. Нам нужно все распланировать… А вы устроите грандиозную свадьбу?
Грандиозная свадьба, черт. Я даже не думала об этом. Грандиозная свадьба? Нет. Я не хочу грандиозной свадьбы.
– Я еще не знаю. Как только станет ясно, я позвоню.
– Хорошо. Будь осторожнее. Вам нужно пожить немного для себя… не спешить с детьми.
Дети! Ну вот, опять: прозрачный намек, что она родила меня так рано.
