Пьер Рей - Аут
— Через час на этом стуле будет сидеть Вольпоне.
— Между нами, капитан, вы действительно верите в это?
— Нет, но хочу надеяться.
— Что конкретно он сказал вам по телефону?
— Он сказал: «Я еду…»
— А если он действительно приедет?
— Один шанс из десяти, и тот нереальный.
— Предварительно он посоветуется с адвокатами… Мне кажется, он сразу направится в Швейцарию, чтобы опознать ногу.
— А вот ты мог бы опознать чью-либо ногу, а?
— Если бы она принадлежала красивой девочке…
— Кстати, у тебя все готово?
— Да.
— Как только он выйдет из этого кабинета, я хочу, чтобы наши люди не спускали с него глаз.
— Если он сюда войдет…
— Если он сюда войдет, — с тоской повторил Кирпатрик.
Он покачал головой, и его лицо неожиданно просветлело.
— Представляешь, Финнеган, мы его прижучили!.. Какой поднимется шум!.. А его приговаривают к смертной казни! Садят на электрический стул! Ладно, я хочу сказать… Я отдал бы десятилетнюю зарплату, если бы мне разрешили дернуть за ручку трансформатора…
* * *Обычно после интимных отношений — он ограничивался одним разом в неделю — Хомер Клоппе два дня подолгу чистил зубы. Это было необходимо, как он считал, чтобы уничтожить миллиарды микробов, попавших в его ротовую полость в результате контакта его губ с нестерильной партнершей. Он ожесточенно чистил зубы восьмой раз, начиная с утра, когда раздался телефонный звонок.
— По личному вопросу и срочно, — сказала телефонистка. — Этот сэр назвал имя… «мамма». Это вы?
— Соедините!
Послышался щелчок. Две долгие секунды банкир отчетливо слышал чье-то прерывистое дыхание. Инстинктивно он насторожился: работа с деньгами выработала в нем шестое чувство.
— Алло?
— Алло?.. Мистер Клоппе?
— Да.
— Мамма.
Голос принадлежал не Дженцо Вольпоне. Это мог быть только тщедушный коротышка Мортимер О’Бройн. Странно, Вольпоне сказал, что звонить будет сам.
— Слушаю вас.
— Вы узнали меня?
— Да.
— Перевод осуществите, как было условлено.
— Разумеется.
— Есть небольшое изменение.
Пальцы Клоппе сильнее сжали трубку. Неужели он не ошибся? В воздухе запахло паленым?
— Какое изменение?
— Выбрано другое место перевода денег.
— Куда следует их перевести?
— Центральный банк Женевы. И сию минуту.
— Это сложно…
— Что вы сказали?
И снова Клоппе поразило прерывистое дыхание О’Бройна. Тот, вероятно, был чем-то очень взволнован.
— Я сказал, что это сложно. Я не могу перевести деньги по этому адресу только по желанию одного из двоих, имеющих на это право.
— Что? Но у нас нет времени! Мы же обо всем договорились!
Клоппе холодно уточнил:
— Наша договоренность остается в силе по условиям первого контракта. В данном случае вы меняете предусмотренное ранее направление…
— Ясно. Что я должен сделать?
— Секундная формальность: мне нужна ваша подпись.
— Но я уже не в Швейцарии.
— Сожалею. Человек, который был с вами вместе, по-прежнему здесь?
Последовала едва заметная пауза.
— Не думаю… Он должен быть уже в пути…
Хомер понял, что адвокат врет. Основная его функция заключалась в защите и соблюдении прав клиента, но в данном случае он сомневался и, несмотря на отсутствие прямых улик, решил, что его долг — выиграть время.
— Я прекрасно понимаю ваше положение, — сказал он. — Пришлите мне пару слов, подписанных вашим именем, и я тотчас выполню ваше указание.
— Повторяю вам — это срочно! — закричал О’Бройн.
— Я смог бы получить вашу подпись в течение двух суток.
— Это невозможно долго!
Оба замолчали. О’Бройн заговорил, явно стараясь держать себя в руках:
— Послушайте, принимая во внимание срочность… Мой клиент будет недоволен…
— Верьте мне, сэр, у меня нет другого выхода.
— Хорошо, я прилечу к вам сегодня вечером.
— Сегодня вечером? Откуда вы мне звоните?
— Из Нассау.
— Который у вас час?
— Двенадцать дня.
— Знаете ли вы, сэр, что в Цюрихе уже девятнадцать часов и вы застали меня в кабинете по чистой случайности?
— Мистер Клоппе, когда речь идет о такой сумме, время теряет свой смысл.
— Я так не думаю, сэр. Более того, сегодняшний вечер у меня занят…
— Когда вы сможете меня принять?
— Банк начинает свою работу в девять утра. Даже если бы вы вылетели сию секунду, я не смогу встретиться с вами до начала работы банка.
— А ночь!.. Ночь!.. Кто мне сказал, что нужна всего лишь секунда, просто подпись?.. Я настаиваю…
— По ночам, сэр, я не занимаюсь делами. У меня железное правило ложиться спать до двадцати трех часов. Сожалею…
— Буду у вас завтра утром, — сдался О’Бройн.
— Еще раз приношу вам свои извинения. Жду вас завтра.
Хомер Клоппе положил трубку, и у него возникло непреодолимое желание еще разок почистить зубы.
* * *Войдя в здание управления, трое адвокатов поморщились: воняло нестираными носками, прокисшими бутербродами, пивом. Два чернокожих полицейских не обратили на них никакого внимания. Один что-то печатал одним пальцем на антикварной машинке, второй, заложив руки за спину, стоял перед решеткой и с бесстрастным выражением лица слушал оскорбления какой-то проститутки в свой адрес.
— Извините, — с презрительной интонацией произнес Джонни Кифф и сделал два шага вперед.
Его коллеги Хьюберт Мердл и Честер Хенли остались стоять рядом с Вольпоне. Кифф, Мердл и Хенли считались самыми дорогими адвокатами в Нью-Йорке. В зависимости от важности персоны клиента гонорар каждого колебался от трех до пяти тысяч долларов в час. Естественно, эта деталь не касалась Синдиката, который в течение года выплачивал им такие баснословные суммы, что они в любую секунду бросали все свои дела и клиентов и сломя голову мчались выполнить любое его поручение.
— Слушаю вас, — не поднимая головы от машинки, сказал дежурный полицейский.
— Нас ждет капитан Кирпатрик, — недовольным тоном сказал Джонни Кифф.
Полицейский продолжал печатать.
— Вас? Кто вы?
Кифф сунул ему под нос свою визитную карточку. Негр взял плотный прямоугольник картона, повертел его в руках и неохотно встал со стула.
— Сейчас узнаю, — сказал он и исчез за дверью в глубине комнаты.
Через минуту он вернулся, безразлично посмотрел на адвоката и пробурчал.
— Капитан не может вас принять, на это время у него назначена встреча… Просит зайти позже или позвонить.
