Юрий Барков - Запретный дневник
Так, мною теперь придумана отдельная теория о существовании Бога. Теория Бога. Вот она. Берем, скажем, электрон. Он вращается вокруг ядра атома, и его движение самим своим фактом создает некий закон. Закон своего движения. Атомы уже по другим, своим законам сцепляются, и получаются молекулы. Дальше — больше: те в свою очередь усложняются, образуется весь материальный мир, возникают белковые тела, появляется жизнь. Все — по законам. Так, может быть, эти законы в своей целокупности и образуют некое объективно существующее поле законов? Торсионное поле? Единое Поле Законов Вселенной? И это поле, существуя объективно, то есть суверенно и самостоятельно, и усложняясь внутри себя, определяет уже не только существование материи, но и психические законы внутренней жизни человека, законы социальные? Определяет карму? То есть законы существуют автономно, независимо от того, знаем о них мы или нет. Объективная реальность Бытия со свойствами Бога. Разве с этим поспоришь? Так вот самое главное: Бог — это не Поле. Это инструмент его изучения. То есть Его существование зависит от нас. Мы демиурги. Создатели Творца Вселенной. Все в мире закольцовано.
Вот такая теория. Ее недостаток: она создана логическим аппаратом, придуманным человеком, необязательно распространяющимся на Бога. Ее достоинство — ревновать теперь не к кому. Все — я, все я. Но теория эта не объясняет, почему Мария сливается с женой в моей любви. Да и саму любовь. Так что Бог для меня все равно остается. Хотя бы как сотворивший сына. И значит — ревность и ревность.
Апрель, 20Раздвоенность — это хорошо или плохо? Это приятно.
Еблись втроем; жена была сразу после месячных, и я мог через нее сливаться с Марией сколько угодно. Пока я дергался на суженой мне законом женщине, воображая под собою иной объект для излития семени, я думал только о том, как проткнуть мировое пространство и влиться в другое данное мне Богом существо. Однако я при этом не забывал, что должен доставить восторги наслаждения и первому, законному своему предмету, и потому пролонгировал пребывание в ее влагалище с возможно большей длительностью. Когда наша обоюдная радость взаимообладания завершилась ее сладостными корчами и я отвалился на спину, вдруг странное сопоставление пришло мне в голову. А интересно, в трансцендентном мире, то есть, по-другому, на небесах, бывает ли у дам женский цикл? Сравнимо ли существование земных женщин и тех, которые обретаются в пространстве, где находится Мария? Наверное, нет. Не хватало еще, чтоб они бы там детей рожали! Совсем не смешно. Ведь если да, то это в конце концов обусловливает существование страсти в том бесстрастном и уравновешенном бытии. А значит, отсутствие блаженства. А значит, рушится вся система существования миров. Тогда им всем пришлось бы как-то совокупляться. Таким образом, Он мог бы там иметь кого-то вместо Марии? Но, к сожалению, наверное, все-таки нет. Не думаю. Зачем Ему тогда было бы спускаться на землю и все эти сложности? Там соорудил бы сына. Да и ангелы тоже шныряли бы к дочерям человеческим, потому что у себя небось блядовать было не с кем.
А что любопытно: влюбился бы я в Марию, не будь она Богородицей и не имей я всех этих святых прелестей? Не будь у меня шансов (абсолютно никаких) попасть в эту группу риска, где я нахожусь теперь: шаг влево, шаг вправо — Божья кара? Иными словами, не попади я в тот февральский день в Новый Иерусалим? Не знаю. Но, наверное, все-таки да. Ведь втюрился я тогда лично в нее. А различных икон-то и раньше в жизни видел предостаточно. Можно сказать, ее судьба, известная всем, меня даже в какой-то степени охлаждает, как и всякого мужчину, знающего хахалей своей любовницы. А может быть, наоборот распаляет? Как стороннее препятствие, усиливающее любовь. Любовь, сдобренную душевной болью. Мазохизм усиливает чувственность, это известно.
Смотрю на Марию. Вид возмущенный. Зря я ее так. Ведь любимая женщина. А рядом кто? Опять виноват. В порыве раскаяния обнял обеих.
Как остановить мысль? Не дать себе думать о том, о чем не хочешь? Невозможно, невозможно. Человек раздвоен в душе: часть переживаний в нем сознательна, часть неуправляема и является неизвестно откуда! Впрочем, как такое могу писать я, человек верующий? Все от Бога. Тогда зачем Он насылает на нас этот мрак и кошмар? Ведь прийти в голову может что угодно! Испытует? Сын Его пытался помочь поставить мысли под контроль. Сделать заповеди ментальным императивом. Но только настоящим схимникам еще как-то удается путем физических воздействий на тело изгонять ненужное из головы. Всякий обыкновенный человек — в душе сущий дьявол и в мыслях носит в себе ад. А при этом стремится к раю. Как я: люблю Марию, а ебу жену. Как-то недавно удалось зайти с супружницей на второй круг. Она вилась на члене как угорь, а Марию все это, по-моему, затрагивало не очень. Это и впрямь так: вторая ебля принадлежит жене, но не как женщине, а как матери. Ну, можно все это писать? Хотя бы даже помыслить? Еще бы! С мысли все начинается. Вот источник нашего падения — Бог. Прямо как название бестселлера — «Толкающий в пропасть». А спасает сын. Смертью доказал, что обуздать себя человеку можно. И что все — в нем, в этом существе, раздвоенном, как ноги: и гибель, и спасение. И значит, существует грех, и это не метафизическое понятие, это выбор. Но ведь и в выборе, получается, Бог? Как и во всем. А следование судьбе есть Путь и Добродетель. Какая же добродетель, если — грех?
Помню, как-то раз мы с моей будущей женой, а тогда еще только бешено любимой молодой женщиной, возвращаясь поздно ночью от знакомых, ебались в подъезде какого-то дома. В то время нам хотелось друг друга с такой выворачивающей силой, противостоять которой никакая мораль просто не могла. В подъезде я нашел деревянную палку и всунул ее в ручку двери так, чтобы та перестала открываться наружу и чтобы кто-нибудь случайно не вошел с улицы. Моя прелесть встала на первую ступеньку лестницы, чтобы мне было удобнее, я все на ней расстегнул спереди, а был ноябрь, как я уже упоминал, и ей было холодно, но она все-таки послушно сдвинула трусики и уже вставила в пизду мой член, когда в запертую дверь постучали. Но мы теперь не могли остановиться, даже если бы кто и разнес в щепы это несчастное дверное препятствие.
— Не обращай… внимания… — утробно стонала будущая жена мне в ухо, обнимая за шею и стараясь поддать снизу, чтобы насадиться как можно глубже, при этом отдаваясь мне с каким-то стихийным восторгом под аккомпанемент дергавшейся двери.
Когда она, еще влажная в паху от выпущенной на нее моей спермы, вместе со мной покидала подъезд, некий несчастный отец семейства, уже, должно быть, вообразивший, что дверь закрыта кем-то, кто вознамерился убить и изнасиловать его уродливую жену и кретинку-дочь, с облегчением обругал нас ублюдками. Я ответил ему «козлом».
