Ее дикие звери (ЛП) - Бали Э. П.

— Дай мужчинам поговорить, Дикарь, — спокойно отвечает он. Я знаю, что он ждал моей реакции, и в этом есть мрачный подтекст, который мне не нравится.

— Этот парень, — мысленно говорю я своим братьям.

Лайл поджимает губы, словно знает, что я говорю с ними телепатически.

Я ухмыляюсь, потому что точно знаю, за что он меня ненавидит, и причина довольно веская.

Коса смотрит в панорамное окно кабинета и на некоторое время замирает, вглядываясь куда-то вдаль. Я примерно представляю, о чем он думает, но мой брат-акула совершенно непредсказуем.

В конце концов, его сапфировые глаза переключаются на Лайла.

— Будут проблемы. Я с ними разберусь. Не волнуйся, — голос Косы приводит в ужас каждого, кто раньше его не слышал, но вряд ли Лайла называют Сокрушителем Зверей за просто так, поэтому он никак не реагирует на повреждённый скрежет Косы.

— Я надеялся, что мы сможем работать вместе, — говорит Лайл.

Я усмехаюсь, но Коса спокойно отвечает:

— Наше перемирие будет зависеть от ряда факторов.

— Конечно.

Два зверя оценивающе смотрят друг на друга. Напряжение нарастает, как натянутая тетива, готовая лопнуть в любой момент. Даже Юджин чувствует это и начинает вибрировать, словно телефон у меня под мышкой. В этой комнате столько силы, что я чувствую, как она обжигает мою кожу холодным огнем, и это одновременно возбуждает и раздражает. В конце концов Лайл говорит:

— Я позабочусь о том, чтобы ваши просьбы были выполнены.

Значит, у него все-таки есть мозги.

Коса коротко кивает, и это больше, чем заслуживает лев.

Лайл поворачивается к Ксандеру.

— У тебя здесь будут проблемы со зрением?

Ксандр рычит, задетый за живое.

— Пока у меня есть моя магия, я такой же, как любой другой зверь. И даже без нее я справлюсь.

Он не преувеличивает, у Ксандера божественный слух. Однажды я сломал ребро и даже не знал об этом. Той ночью, когда мы лежали в наших кроватях — причем дракон был в наушниках, — он сказал мне перестать дышать, потому что его раздражал скрежет моих трущихся друг о друга ребер.

После чего ему пришлось уворачиваться от лампы, пущенной ему в голову.

— Тогда ладно, — тихо говорит Лайл, переводя взгляд с одного на другого. — Пока вы следуете правилам академии, у меня не будет к вам претензий. И да, Дикарь, твой петух эмоциональной поддержки может остаться.

— Да, да, — бурчу я, поглаживая Юджина по голове. — Мы не будем мочиться на мебель.

Лайл игнорирует меня и вручает каждому из нас пачку бумаг, без сомнения, список школьных правил, написанных крупными буквами, для тех, кто умеет читать. Когда он пытается вручить мне мой пакет документов, я игнорирую его, и вместо этого он отдает его Косе. Я примерно представляю, что там написано: не трахаться в коридорах, не обнюхивать самок, не бегать с голой задницей.

— У нас здесь судебная система, Дикарь, — многозначительно говорит мне Лайл. — Это чудо, что нам разрешили приютить тебя здесь, — По всем правилам, они должны были отправить меня обратно в тюрьму для больших мальчиков. Даже не представляю, за какие ниточки потянул Лайл, чтобы доставить меня сюда. — Никакого убийства. Никаких увечий. Понял?

Я рычу себе под нос, возмущенный его доминирующим тоном, и единственное, что останавливает меня от того, чтобы вцепиться ему в глотку, — это ответное рычание Косы.

Глава 8

Аурелия

— Сигаретка не найдётся? — доносится до меня монотонный скучающий голос. Я выныриваю из своих мыслей и оборачиваюсь, чтобы увидеть входящую девушку моего возраста. Первое, что бросается в глаза, — это тонкие золотые серьги-кольца, такие большие, что почти касаются ее плеч, облегающее фиолетовое платье-бодикон и белые кроссовки. Опираясь одной рукой на чемодан, она выпячивает бедро и морщит носик, глядя на меня. — Ты что, нашла эту робу в мусорном баке или что-то в этом роде?

— Нет, я пришла голой, — и хотя от комбинезона ужасно воняет, это поможет замаскировать то, что я скрываю свой запах. Звери обычно чуют орден друг друга, и у меня не должно быть способности так хорошо это скрывать.

Она кивает и делает вид, что впечатлена.

— Мило. Так что там с сигареткой?

— Нет, прости.

Девушка закатывает глаза и садится на скамейку напротив, постукивая акриловыми ногтями по колену. Я с завистью смотрю на глянцевые черные ногти и стараюсь не смотреть на свои, потому что знаю, что они неровные и грязные.

Но вот на что я действительно обращаю внимание — на ее розовом шнурке не написано ни слова. Чувствую себя по-настоящему особенной, когда меня вот так выделяют, вот что я вам скажу.

Всего через несколько секунд кто-то с топотом врывается в комнату, но сперва я слышу голос:

— Т-тронешь меня еще раз, и я с-сломаю тебе руку, щ-щенок.

— Да, да, динамит. Двигай внутрь, — мужской голос, без сомнения, одного из охранников.

Заключенный входит в комнату, рыча и нюхая воздух — высокий зверь с коротко остриженными каштановыми волосами, носом, бровью и губой, проколотыми серебром с обеих сторон. Пирсинг в перегородке шевелится, когда зверь принюхиваются ко мне. На нем выцветшая синяя джинсовая куртка и джинсы в тон, не оставляющие у меня сомнений в том, что это волк. Это также объясняет заикание. У некоторых волков могут быть проблемы с речью, потому что они с детства очень часто пользуются телепатией. Ремешок фиолетового цвета гласит «они/их», а удостоверение личности — оранжевая карточка с надписью «Волк-аним».

Тех зверей, у которых нет четкой дифференциации между анимой и анимусом, мы называем «Аним».

— Привет, Ракель, — говорит девушка с сигаретой. Голова Ракель поворачивается к моей соседке, и они резко кивают девушке, направляясь прямиком к ней, чтобы сесть рядом.

Входят еще две девушки с удостоверениями личности «Львица-анима». Одна — длинноногая блондинка, а другая — девушка из Восточной Азии с омбре на волосах от черного до светлого. Они возбужденно болтают о каких-то самцах, которых уже видели снаружи.

Значит, они все друг друга знают. Отлично. Я буду здесь единственным человеком, у которого нет друзей? От одной мысли об этом у меня сводит живот. Стены начинают давить на меня, и я зажмуриваю глаза, пытаясь контролировать дикие мысли.

Я ещё никогда не чувствовала себя настолько одинокой в месте, полном зверей.

— Мы готовы? — раздается бодрый голос.

Мои глаза распахиваются, и я вздрагиваю, потому что не могу поверить, что кто-то вошел в комнату незамеченным для меня. Я серьезно схожу с ума. Мне нужно успокоиться, черт возьми.

Угрозы нет. Это невысокая, фигуристая девушка с темно-коричневой кожей, длинными вьющимися волосами цвета жевательной резинки и большими светло-карими глазами лани, которые рассматривают меня и мои наручники. Ее зрачки на мгновение меняются с круглых на кошачьи с длинными щелями, но это длится совсем недолго. Серебряные браслеты украшают большую часть ее предплечий, а кольца — все пальцы, сжимающие ручку розового пластикового чемодана. Подмышкой у девушки ярко-розовая папка с пластиковыми вставками и радугой вкладок. На шее простой розовый ремешок, а в удостоверении личности указано «Анима-тигрица».

Она такая милая, что во мне просыпаются защитные инстинкты, хотя я не сомневаюсь, что как тигрица она может постоять за себя.

— Привет, — говорю я, улыбаясь ей.

Тигрица подносит руку к уголку рта и шепчет:

— О, я узнала тебя по телевизору.

Мое сердце замирает.

— Что, прости?

Она быстро устраивается на скамейке рядом со мной, осторожно кладя розовую папку себе на колени. Теперь я вижу, что на ней от руки написано «Школа-тюрьма» яркими бирюзовыми буквами, которые резко контрастируют с розовым фоном.

— Ага, — говорит она, широко раскрыв глаза. — Они объявили тебя в розыск. Ты не знала, да?

Я вздыхаю, а другие анима делают вид, что не слушают, но, очевидно, навострили уши.