Меган Максвелл - Ты только попроси. Сейчас и навсегда
Эрик кивает, но некоторое время задумчиво молчит. В конце концов он произносит:
– Я не допущу, чтобы ты работала официанткой ни здесь, ни где-либо в другом месте. Не выношу, когда на тебя глазеют мужики. Я жуткий собственник, когда речь заходит о тебе и…
Оглушенная порывом ревности – пусть я от него и улетаю на седьмое небо, – я отвечаю:
– Послушай, красавчик, на сегодняшний день в Испании жуткая безработица. Мне нужно найти работу, и, сам понимаешь, я не могу строить из себя принцессу. В любом случае я не хочу сейчас об этом говорить, договорились?
Эрик выглядит убежденным.
– А что насчет кольца?..
– Я не желаю его.
Ой, что я несу! Сама себе удивляюсь.
– Оно твое, дорогая, – нежно и спокойно отвечает он.
– Я не хочу его.
Он пытается меня поцеловать, а я уворачиваюсь. И, не дожидаясь, пока он еще что-то скажет, решительно его перебиваю:
– Не угнетай меня своими кольцами, компромиссами, переездами и прочим. Мы сейчас говорим о нас и наших отношениях. Произошло кое-что, что совершенно изменило мою жизнь. Теперь я не хочу ни титула невесты, ни обручальных колец – ничего. Понятно?
Он снова кивает. Меня просто изумляет его покорность. Неужели он меня так сильно любит? Однако песня заканчивается и начинает звучать «Нирвана». Отлично! Вот и закончилась романтика.
Между нами повисает напряженное молчание, но он ни на секунду не спускает с меня глаз. И вдруг уголки его губ расплываются в улыбке:
– Ты удивительно смелая и совершенно необыкновенная.
Не желая улыбаться, я вопросительно приподнимаю бровь.
– К тому же я иногда ругаюсь.
Эрик смеется моим словам.
– Я потерял дар речи от того, что ты устроила в офисе.
– От чего? Оттого, что я высказала правду своей бывшей идиотке начальнице? Или оттого, что я уволилась с работы?
– От всего этого и оттого, что ты послала меня к черту перед директором по персоналу. Кстати, больше не делай этого, иначе я потеряю свой авторитет в компании. Договорились?
На этот раз киваю я и улыбаюсь. Он прав. Это было просто ужасно. В комнате повисает молчание.
Эрик смотрит на меня – я вижу, что он ждет от меня поцелуя. Я понимаю, что он жаждет контакта со мной, но пока не хочу, чтобы для него это все так просто закончилось.
– Ты уверен, что ты меня так сильно любишь?
– Еще больше, – шепчет он, приблизив нос к моей шее.
У меня колотится сердце, я теряю голову от его запаха, близости и уверенности. Я сейчас могу мечтать только о том, чтобы он меня раздел и овладел мною.
Его близость невыносима, но я полна решимости высказать все, что накипело. Я отодвигаюсь и шепчу:
– Я хочу, чтобы ты знал, как сильно я рассержена.
– Мне жаль, крошка.
– Ты заставил меня страдать.
– Мне жаль, малышка.
Он снова за свое. Его губы целуют мое обнаженное плечо. О боо-о-оже, как же приятно!
Но нет. Он должен испить всю чашу, он заслужил наказание. И поэтому я глубоко вздыхаю и говорю:
– Ты, сеньор Циммерман, прочувствуешь это, прочувствуешь очень хорошо! С этого момента каждый раз, как я буду на тебя сердиться, ты будешь наказан. Я устала оттого, что наказываешь только ты.
Он удивленно поднимает бровь:
– И как ты собираешься меня наказывать?
Я встаю с кресла. Ему не нравятся неуправляемые? Ну, тогда держись. Медленно поворачиваюсь перед ним, уверенная в своей сексуальности.
– Пока что лишив тебя того, чего ты больше всего желаешь.
Айсмен встает. Ох! Он просто великан. Пригвоздив меня голубыми глазами к месту, он спрашивает:
– Что ты имеешь в виду?
Я делаю несколько шагов по комнате. Он наблюдает за мной, и, когда оказываюсь за столом, я проясняю:
– Ты не будешь наслаждаться моим телом. Это и есть твое наказание.
Вот это напряжение! Воздух можно резать ножом. Выражение его лица меняется у меня на глазах.
Я ожидала, что он начнет кричать и сопротивляться, но он внезапно произносит ледяным голосом:
– Ты хочешь свести меня с ума? – Я не отвечаю, и он мрачно продолжает: – Ты убежала от меня. Довела меня до безумия. Я терялся в догадках, не зная, куда ты делась. Все это время ты не отвечала на телефонные звонки. Захлопнула перед моим носом дверь, а вчера вечером ты улыбалась каким-то типам. И ты еще считаешь, что я наказан недостаточно, и пытаешься подвергнуть меня наказаниям?
– Ага!
Он ругается по-немецки. Ого, как он грязно ругается! Но, обернувшись ко мне, он совершенно меняет тон:
– Любимая, я хочу заниматься с тобой любовью. Я хочу целовать тебя. Хочу показать, как я люблю тебя. Хочу заключить в свои объятия твое обнаженное тело. Ты нужна мне. И ты говоришь, что лишишь меня всего этого?
Я подтверждаю это своим самым холодным и сдержанным тоном:
– Да, все верно. Ты не дотронешься ни до единого моего волоса до тех пор, пока я не разрешу. Ты разбил мне сердце и, если ты меня любишь, будешь соблюдать мои условия, как я всегда соблюдала твои.
Эрик снова ругается по-немецки.
– И до каких пор я буду наказан? – настоятельно спрашивает он.
– До тех пор, пока я это не решу.
Он закрывает глаза. Делает вдох через нос, а когда открывает глаза, решительно кивает.
– Хорошо, малышка. Если ты считаешь, что должна поступить именно так, вперед.
Я довольно улыбаюсь. Вышло по-моему. Ура!
Я перевожу взгляд на часы: ого, уже половина третьего, скоро утро. Спать мне не хочется, но мне нужно спрятаться от него подальше, иначе я первой нарушу это абсурдное наказание. Я потягиваюсь и спрашиваю:
– Ты скажешь мне, где моя комната?
– Твоя комната?!
Сдерживаю смех при виде его физиономии и настаиваю на своем:
– Эрик, ты же не думаешь, что мы будем спать вместе?
– Но…
– Нет, Эрик, нет, – прерываю его. – Я хочу собственное пространство. Я не желаю делить с тобой постель. Ты этого не заслуживаешь.
Он медленно кивает. У него напряженное выражение лица, и я понимаю, что он сейчас вспоминает всех моих предков, причем в самых забористых выражениях. Пережив первый удар, он тихо говорит:
– Ты сама знаешь, что в доме четыре комнаты. Выбирай, какую хочешь. Я буду спать в любой другой.
Не глянув на него, хватаю рюкзак и направляюсь в ту комнату, которой мы пользовались весной. Это наша комната. Она великолепна.
В центре Эрик поставил чудесную огромную кровать с балдахином. Декапированная белая мебель, льняные оранжевые шторы сочетаются с покрывалом такого же цвета. Поднимаю глаза и вижу вентилятор.
Я обожаю вентиляторы! Закрываю дверь, и мое сердце неистово колотится.
Что же я делаю? Я хочу, чтобы он меня раздел, поцеловал, любил меня так, как это нравится нам обоим… Но вот я здесь, отказываясь от того, чего сама страстно желаю, и отказываясь от него.
