rain_dog - Еще одна сказка барда Бидля
Осталось найти ответ на вопрос почему? Почему меня, парня восемнадцати лет, так пугает мысль о том, чтобы просто вернуться к нормальной жизни? Влюбиться, например, в Джинни, или еще в кого-нибудь? Но мне даже тошно представить себе, как какая-нибудь девчонка станет лезть ко мне, дотрагиваться изящными пальчиками с безупречным маникюром до моих рук, покрытых сеточкой шрамов, прикасаться к моим вечно искусанным губам своими - свежими, пухлыми, сладко пахнущими помадой. Меня передергивает, и я понимаю, что если немедленно не изгоню эти картинки из своего сознания, все только что съеденное попросится наружу. А потом представляю себе его - как он склоняется надо мной, отводит отросшие за это время пряди моих непокорных волос со лба и целует - медленно, настойчиво, заставляя мои губы приоткрыться навстречу его красиво очерченным губам, языку - и тут я впервые за столь долгое время ощущаю, как меня словно толкает волна жара, зарождающаяся где-то внизу живота… Я хочу его? Бред! Я не могу этого хотеть. Как я могу? Он же насиловал меня! И понимаю, что для меня это абсолютно неважно. Неважно, и все! Или это магия ритуалов каким-то образом превратилась в это необъяснимое желание? Но мое тело не лжет - я хочу, чтобы он касался меня, и вовсе не так невинно, как это происходит сейчас. Я будто чувствую жажду, всем телом, хочу касаться его рук хотя бы кончиками пальцев, чувствовать его дыхание так близко… Мерлин! Что мне делать? Я же никогда не смогу даже сказать ему об этом! И потом - мое тело отвратительно! Эти кости, ребра, шрамы… А он… Он кажется мне совершенным. Если бы я сказал это Рону, о, да, вот кто напомнил бы мне и про крючковатый нос, и про хищный профиль, и глаза, прожигающие насквозь и при этом ничего не выражающие! Но это все неправда! Я вспоминаю его руки, изящные запястья, тонкие пальцы. И все его тело - такое недостижимо прекрасное, сильное… Вряд ли он захочет видеть рядом с собой такого урода, как я. А потом - он намного старше меня, нет, это здорово, что он старше, но ведь я для него, должно быть, глупый мальчишка. Ничего не знающий, не имеющий ни малейших познаний хоть в какой-нибудь области, ничего толком за всю жизнь не прочитавший. О чем ему говорить со мной? Но сейчас он же говорит! И мне не кажется, что ему скучно со мной, хотя, конечно, он же практически всегда мне что-то рассказывает. Может быть, ему нравится хотя бы то, что я умею слушать? Я же не могу попросить у него список литературы на лето, в очередной раз выставив себя дураком! Хотя нет, он же слушал меня, когда я рассказывал ему о последнем крестраже, ну, не о себе, разумеется, а о Диадеме. Причем был уверен, что Рон с Герми ему в общих чертах уже все пересказали. Но он почему-то хочет услышать все от меня - и я рассказываю ему про полупрозрачные виски мертвой Лукреции, про дни под теплым лазурным небом, проведенные нами в тени апельсиновых деревьев, шатрах, на веселых солнечных равнинах в ожидании ее смерти, про дрожащий отсвет свечей в часовне, про замершее время.
- Жоффре, - задумчиво говорит он, и у меня перехватывает дыхание от его интонации. - Гоффредо. Что ж, тебе подходит.
Я хочу, что он так же жарко шептал и мое настоящее имя.
Я не намерен так просто сдаваться. Видимо, жизнь все же возвращается ко мне - я же никогда раньше не был плачущим нюней, не ныл, не размазывал сопли кулаком. До того, как началась вся эта дурацкая история с крестражами. Я не плакал даже тогда, когда похоронил родителей, но устроил истерику сразу же после первого ритуала. Может быть, поэтому он и чувствует себя виноватым? Он же знал, каким я был раньше. Он знал меня всю жизнь… Северус, ты все, что у меня есть… Это правда. Интересно, а я у тебя есть? Я не знаю. Но мне бы хотелось узнать.
Так что на следующий день я прошу его разрешения брать книги из его кабинета, предусмотрительно умалчивая о том, что пару из них собираюсь использовать в качестве гантелей. И демонстрирую такую прожорливость, что Добби не нарадуется на меня. И хожу по спальне, как заведенный, зеленея от надежды, что мышцы мои так восстановятся быстрее. Потому что я хочу знать. Потому что что-то во мне не верит во все эти разумные аргументы про заботу, вину и лечение. Я же вижу, что он не хочет отпускать меня от себя. Почему?
* * *
А тем временем наступает июнь, и в один из дней Северус, как ни в чем не бывало, спрашивает меня, не хочу ли я проведать друзей. Наверное, у меня от удивления глаза в пол-лица, потому что он улыбается и молча указывает мне на небольшую серебряную подвеску, висящую у него на шее.
- Это амулет Хогвартса, - объясняет он. - Ты же наверняка замечал, что у Дамблдора было удивительное умение - он мгновенно оказывался там, где был нужен, причем именно тогда, когда его там никто не ждал. В Хогвартс нельзя аппарировать, но амулет действует как постоянный портключ. Мы можем отправиться, куда угодно. Мне почему-то кажется, что ты не очень жаждешь повидать Маг Гонагалл или Флитвика. А вот Грейнджер и Уизли уже ждут тебя около библиотеки. Готов?
Я совершенно ошалело киваю. Я Рона не видел со дня битвы с Волдемортом! Потому что он до сих пор ходит с палочкой из-за ноги, так что ему не одолеть лестницу в директорском кабинете, чтобы добраться до меня. Так что мы с ним обмениваемся новостями через Гермиону, которой ко мне доступ разрешен. И вообще я ничего и никого не видел, хотя сижу в Хоге почти месяц. Да я с осени ничего толком не видел! И тут я внезапно представляю себе толпу народу у библиотеки - вдруг все, кто сейчас в замке, выйдут посмотреть на воскресшего из мертвых меня? Мерлин, я же отвык от людей. Может быть, лучше не…
- Ты что, не рад? - он вопросительно смотрит на меня, видя, как я замер и не могу от изумления произнести ни слова.
- Что ты, рад, конечно. Я просто… я не ожидал.
- И одичал изрядно, - усмехаясь, констатирует он. - Не бойся, я просил, чтоб толпой на тебя не набрасывались - только Грейнджер и Уизли.
И он протягивает мне руку: - Ну же, давай! Только недолго!
Уже через пару мгновений я стою в каком-то совершенно незнакомом месте, так, по крайней мере, мне кажется поначалу. Потому что через какое-то время я понимаю, что это участок широкого коридора на подходе к библиотеке, только сейчас он почему-то весь заставлен цветами - кактусами исполинских размеров, пальмами в кадках, лианами, достающими чуть ли не до самого потолка. Как оранжерея. И даже пара апельсиновых деревьев…Наверное, все эти растения перекочевали сюда из разрушенных теплиц, соображаю я через некоторое время.
А у огромного стрельчатого окна двое - мои Рон и Герми. Мы просто стоим и смотрим друг на друга, отчего-то не торопясь кидаться друг другу на шею. Да у нас ничего бы и не вышло - я все еще боюсь отцепиться от Северуса, а Рон тяжело опирается на массивную черную трость. Вот у кого-то я видел такую… давно. А Рон, видя направление моего взгляда, как-то растерянно улыбается и говорит вместо приветствия:
