Джеймс Бертрам - История розги
Наказывая девиц, Васька никогда не злился, он был всегда одинаково молчалив, равнодушен, и глаза его никогда не теряли выражения ненасытного голода, лишь порой он прищуривал их, отчего они становились острее…
Приемы наказаний не ограничивались только этими, нет — Васька был неисчерпаемо разнообразен, и его изощренность в деле истязания девиц возвышалась до творчества.
Например: в одном из заведений девица Вера Коптева была заподозрена гостем в краже у него пяти тысяч рублей. Гость этот, сибирский купец, заявил полиции, что он был в комнате Веры с нею и ее подругой Сарой Шерман; последняя, посидев с ним около часу, ушла, а с Верой он оставался всю ночь и ушел от нее пьяный.
Делу дан был законный ход; долго тянулось следствие, обе обвиняемые были подвергнуты предварительному заключению, судились и, по недостатку улик, были оправданы.
Возвратясь после суда к своей хозяйке, подруги снова попали под следствие; хозяйка была уверена, что кража — дело их рук, и желала получить от них свою долю.
Саре удалось доказать, что она ни при чем в этой краже; тогда хозяйка ревностно принялась за Веру Коптеву. Она заперла ее в баню и там кормила соленой икрой, но, несмотря на это и многое другое, девица не созналась, где спрятала деньги. Пришлось прибегнуть к помощи Васьки.
Ему было обещано сто рублей, если он допытается, где деньги.
И вот однажды ночью, в баню, где сидела Вера, мучимая жаждой, страхом и тьмой, явился дьявол.
Он был в черной лохматой шерсти, а от шерсти его исходил запах фосфора и голубоватый светящийся дым. Две огненные искры сверкали у него вместо глаз. Он стал перед девушкой и страшным голосом спросил ее:
— Где деньги?
Она сошла с ума от ужаса.
Это было зимой. Поутру другого дня ее, босую и в одной рубашке, вели из бани в дом по глубокому снегу, она же тихонько смеялась и говорила счастливым голосом:
— Завтра я с мамой опять пойду к обедне… опять пойду… опять пойду к обедне…
Когда Сара Шерман увидала ее такой, она тихо и растерянно объявила при всех:
— А ведь деньги-то украла я…
Разумеется, больше всего скопилось страха пред Васькой и ненависти к нему у девиц того дома, где он был «вышибалой». В пьяном виде девицы не скрывали этих чувств и громко жаловались гостям на Ваську; но, так как гости приходили к ним не затем, чтоб защитить их, жалобы не имели смысла и последствий. В тех же случаях, когда они возвышались до истерического крика и рыданий и Васька слышал их, — его огненная голова показывалась в дверях зала и равнодушный, деревянный голос говорил:
— Эй ты, не дури…
— Палач! Изверг!.. — кричала девица. — Как ты смеешь уродовать меня? Посмотрите, господин, как он меня расписал плетью… — и девица делала попытку сорвать с себя лиф…
Тогда Васька подходил к ней, брал ее за руку и, не изменяя голоса, — что было особенно страшно, — уговаривал ее:
— Не шуми… угомонись. Чего орешь без толку? — Пьяная ты… смотри!
Почти всегда этого было достаточно, и очень редко Ваське приходилось уводить девицу из зала.
Никогда никто из девиц не слыхал от Васьки ни одного ласкового слова, хотя многие из них были его наложницами. Он брал их себе просто: нравилась ему почему-либо та или эта, и он говорил ей:
— Я к тебе сегодня ночевать приду…
Затем он ходил к ней некоторое время и переставал ходить, не говоря ей ни слова.
— Ну и черт! — отзывались о нем девицы. — Совсем деревянный какой-то…
В своем заведении он жил по очереди почти со всеми девицами, жил и с Аксиньей. И именно во время своей связи с ней он ее однажды жестоко выпорол.
Здоровая и ленивая, она очень любила спать и часто засыпала в зале, несмотря на шум, наполнявший ее. Сидя где-нибудь в углу, она вдруг переставала «завлекать гостя» своими глупыми глазами, они неподвижно останавливались на каком-нибудь предмете, потом веки медленно опускались и закрывали их, и нижняя губа ее отвисала, обнажая крупные, белые зубы. Раздавался сладкий храп, вызывая громкий смех подруг и гостей, но смех не будил Аксинью.
С ней часто случалось это; хозяйка крепко ругала ее, била по щекам, но побои не спугивали сна — поплачет после них Аксинья и снова спит.
И вот за дело взялся Васька.
Однажды, когда девица заснула, сидя на диване рядом с пьяным гостем, тоже дремавшим, Васька подошел к ней и, молча взяв за руку, повел ее за собой.
— Неужто бить будешь? — спросила его Аксинья.
— Надо… — сказал Васька.
Когда они пришли в кухню, он велел ей раздеться.
— Ты хоть не больно уж… — попросила его Аксинья.
— Ну, ну…
Она осталась в одной рубашке.
— Снимай! — скомандовал Васька.
— Экой ты озорник! — вздохнула девушка и спустила с себя рубашку.
Васька хлестнул ее ремнем по плечам.
— Иди на двор!
— Что ты? Чай, теперь зима… холодно мне будет…
— Ладно! Разве ты можешь чувствовать?..
Он вытолкнул ее в дверь кухни, провел, подхлестывая ремнем, по сеням и на дворе приказал ей лечь на бугор снега.
— Вася… что ты?
— Ну, ну!
И толкнув ее лицом в снег, он втиснул в него ее голову для того, чтобы не было слышно ее криков, и долго хлестал ее ремнем, приговаривая:
— Не дрыхни, не дрыхни, не дрыхни…
Когда же он отпустил ее, она, дрожащая от холода и боли, сквозь слезы и рыдания сказала ему:
— Погоди, Васька! Придет твое время… и ты заплачешь! Есть Бог, Васька!
— Поговори! — спокойно сказал он. — Засни-ка в зале еще раз! Я тебя тогда выведу на двор, выпорю и водой обливать буду…»
Глава IX
Телесные наказания в семье и школе
Весьма редко бывает, чтобы волнения от половой зрелости, которые появляются зачастую гораздо раньше появления у девушки менструаций, не выражались у молоденькой девочки приступами свирепости, жестокости, степень которой зависит от состояния ее здоровья, от той среды, в которой она живет, и от природных ее наклонностей.
Обыкновенно еще недавно милая, пугливая и кроткая девочка превращается в этот период в существо своевольное, скрытное, злое, с неожиданными вспышками гнева, с порывами странными и непредсказуемыми.
Подобные вещи обычно проходят с наступлением зрелости, но у некоторых они внедряются глубоко и способны проявиться позднее, когда наступит настоящее чувственное волнение. У большинства же, наоборот, они пропадают бесследно.
Временный садизм и мазохизм — явления вполне обыденные в жизни как девочки-подростка, так и юноши.
Если заняться исследованием детей поближе, суметь познать их внутреннюю жизнь, угадать то, что они скрывают от своих родителей, мы откроем примеры довольно любопытных волнений страсти, которые терзают столько юных умов.
