Соловей (ЛП) - Адамс Джослин

— Моя мать, — сказал он наконец.

Дарси перестала о чем-либо думать.

— В самом деле? Но ты выглядишь так же, как и сейчас, и я думала, что она умерла… тебе было всего четырнадцать. — У женщины был более темный цвет лица, чем у Мика, возможно, латиноамериканского происхождения.

— Это не я. — Убрав рамку от груди, он провел большим пальцем по ее лицу, затем положил ее на столик. — Я ребенок.

Если бы не крепкие суставы, челюсть Дарси могла бы упасть на пол, когда она снова изучала фотографию, не решаясь приблизиться к ней.

— Удивительно, как сильно ты похож на своего отца. — Она поднесла руку ко рту, испугавшись, что в уголках ее глаз могут появится слезы. — Вы все выглядите такими счастливыми. Я не виню тебя за то, что ты оберегаешь это сокровище. — Черт побери, она только пять секунд в его доме, а уже впитывается в его жизнь.

Была ли их радость показухой на камеру? Нет, счастье невозможно подделать. Какой была жизнь Мика до их смерти? До сих пор она полагала, что он был избалованным богатым ребенком, но по какой-то причине изображение его родителей вместе изменило все ее восприятие, увеличив ее удивление в десять раз.

Как ребенок, выросший в любящих объятиях, превратился в пьяного сопляка, о котором весь Интернет?

Мика провел ее по остальным комнатам, включая прекрасную спальню, в которой она будет жить — очевидно, Синтия только что освободила ее, потому что там пахло ее духами.

— В шкафу и комоде полно одежды, — сказал он, — так что не стесняйся, надевай все, что захочешь. Синтия не будет возражать.

Дарси была не поверила ему после встречи с этой женщиной, но это было неважно.

— Спасибо, я взяла все необходимое. — Футболки и шорты на все случаи жизни.

Ванная комната была такой же стильной, как и все остальное помещение. В ней была огромная ванна на когтистых ножках и застекленная душевая кабина. И наконец, он представил свою спальню, мимо которой Дарси поспешила пройти, не увидев ничего, кроме темно-синей комнаты с кроватью королевского размера и еще одним кожаным диваном. Это было так близко, насколько она только могла осмелиться, особенно с учетом концентрации его восхитительного аромата, доносящегося изнутри.

Вернувшись на кухню, он открыл холодильник.

— Ты голодна?

— Просто умираю с голоду! — воскликнула она с большим энтузиазмом, чем нужно.

— Синтия уже разожгла уголь, так что я приготовлю стейки.

Упоминание об углях сработало как колокольчик Павлова, вызвав у нее во рту поток слюней. Дедушка жарил так все лето, когда Дарси приезжала к ним, и с тех пор она не ела так вкусно. Откуда Мика узнал, что она была близка к бабушке и дедушке и что они жили в этом районе? Она никогда не умела врать. Сколько у нее невербальных подсказок было? Она собиралась сыграть с этим парнем в психологическую версию покера на раздевание, и у него была своя игра. Проклятье.

Пока Мика возился с техникой из нержавеющей стали и кленовыми шкафчиками, с урчанием в животе она вышла на задний дворик в задней части коттеджа. С этой стороны веранда была больше и выходила на запад, где солнце висело низко в небе. Пышные сады, тщательно подстриженные кусты и яркие однолетних растений, окружали террасу и усеивали края дорожки, которая, вероятно, вела к коттеджу. По краям тропинки, которые, скорее всего, вели к воде между деревьев.

Деревянная лестница вела к бассейну, облицованному камнем, благодаря чему сливался с природным ландшафтом, словно произведение искусства, сверкающее на солнце. Благоухающие кусты роз по периметру наполняли влажный вечерний воздух, а цветущие виноградные лозы обрамляли дом темно-фиолетового цвета.

Естественно, у него есть бассейн. Она подумывала, не спросить ли его, кто занимается ландшафтным дизайном, но каждый вопрос стоил бы ей чего-то взамен, поэтому отказалась от этой идеи. Ему захотелось бы потыкать пальцами в синяки, которые на ней были. Они были не такими глубокими, как ей казалось, но все равно причиняли боль. Все, что она сможет достать, будет стоить того.

Мужчина-загадка появился с двумя толстыми стейками рибай, политыми каким-то маринадом, который едва не вылился с тарелки. Запах ударил ей в нос, мгновенно перенеся ее в счастливые дни, полные летнего бриза, фортепианной музыки и дедушки, рассказывающего истории у костра.

— Судя по твоим широко раскрытым глазам и влажным губам, полагаю, ты одобряешь мой выбор блюд? Если стейк тебя так нравится, подожди, пока не попробуешь мусс. — Он сверкнул улыбкой, ставя тарелку на круглый столик рядом с грилем в форме яйца и открывая его. Дым повалил ему в лицо, он встряхнул волосами, но они продолжали падать вперед.

Не в силах больше терпеть, она сократила расстояние и поднесла руку к его лицу.

Его рука внезапно накрыла ее, сжимая с такой силой, что у нее хрустнули кости.

— Что ты делаешь? — процедил он сквозь зубы, и его волосы каскадом рассыпались по плечам, когда он склонился над ней.

— Ты сказал, что это твое убежище, и мы будем здесь вместе целую неделю, так что давай разберемся со слоном в комнате, чтобы ты мог расслабиться. Знаю, ты еще не знаешь меня, но я понимаю. Тебе не нужно прятаться от меня.

В конце концов, его хватка ослабла. Его тело окаменело, дыхание стало учащенным и неглубоким. Медленно двигаясь, она запустила пальцы в его волосы, что доводило ее почти до безумия с момента их встречи. Они были мягкими и густыми, но при наклоне его головы переливались через ее импровизированную плотину.

Взяв его за руку, она подвела его к креслу у стеклянного столика и попросила сесть. Он закрыл глаза, но сопротивлялся, когда она встала между его коленями и попыталась приподнять его гладко выбритый подбородок.

— Пожалуйста, Мик, — сказала она. — Здесь только ты, я и деревья. Давай завяжу твои волосы, чтобы в процессе приготовления стейков, ты не поджарил свою упрямую голову.

Почему она была такой смелой? Она никогда не трогала людей без приглашения, по крайней мере, теперь.

Он издал отрывистый смешок и, в конце концов, перестал бороться с ней. Блондин откинулся назад, обнажив то, что он так отчаянно пытался скрыть. Зная, что он, должно быть, мучительно ждал вздоха или признаков ее ужаса, она, не теряя времени, подняла кончик пальца и осторожно провела им по вершине розовой линии, которая зигзагом проходила возле его левого глаза, спускалась по щеке до рта, затем сужалась на полпути к горлу.

Когда он затаил дыхание, она остановилась.

— Я сделала тебе больно? — Она наклонилась так, что могла видеть все его лицо. — Или ты просто чувствителен и не привык к тому, что люди в тебя тыкают?

Область вокруг ее шрама тоже была чувствительной.

Он открыл глаза, и необъяснимый страх в них тронуло ее в самое сердце. Она видела этот взгляд раньше, у дедушки в один из его плохих дней. Она и сама время от времени видела это, когда смотрела на себя в зеркало.

Забыв обо всем, кроме необходимости стереть этот страх, она снова наклонилась и провела кончиком пальца по шраму в уголке его рта.

— Меня всегда восхищала способность организма к самовосстановлению, — продолжила она, когда он сел, его дыхание нормализовалось и, возможно, даже замедлилось, словно он вот-вот заснет. — Моя бабушка назвала бы это родимым пятном воина. Она говорила, что это признак того, что человек пережил что-то ужасное, и вместо того, чтобы бежать, воин вышел и боролся за свое выживание.

Дарси улыбнулась, опустив руки ему на плечи, и смутно осознала, что его руки поднялись к ее талии.

— У дедушки были шрамы гораздо хуже твоих, и бабушка всегда говорила мне: «Ты должна поцеловать воина раньше, чем мужчину, иначе он поймет, что ты не видишь его там», а потом она целовала его шрамы, пока он не засмеялся.

— Красивые слова для чего-то настолько уродливого. — Мика опустил руки и откинулся назад в кресло, глядя на нее так, словно Дарси вытащила меч из своей задницы, наполовину впечатленный, наполовину испуганный. Казалось, он собирался снова спросить ее, кто она такая.