Маленькая птичка (ЛП) - Уайлд Риа

У всех есть свое место, и я, нося имя Сильвер, с самыми близкими стою на чертовой вершине.

Глава 7

РЕН

Чего только я не отдала бы за приятную прогулку по парку прямо сейчас. Мои ноги болят от долгого вынужденного лежания, а по рукам, связанным над головой, кровь не может нормально циркулировать, поэтому пальцы покалывают каждый раз, при малейшем моем движении.

Я голодна. Мой желудок болезненно сводит, разочарованно выдыхаю. Солнце светит в окно, небо идеально безоблачно-синее. Время от времени мимо окна пролетает птица, но в остальном здесь совершенно тихо и спокойно. Я наклоняю голову и принюхиваюсь.

Иисус. Душ был бы кстати.

Желание выбраться отсюда было все таким же сильным, как и прежде, но я понятия не имела, как решить эту проблему. Большую часть времени я была одна и до сих пор не поняла, почему оказалась здесь.

Скорее всего, это связано с моим отцом, конечно же, но что бы он ни сделал, не похоже, чтобы они хотели вести со мной переговоры или даже выдвинуть требования.

Интересно, борется ли он вообще за меня? Интересно, знает ли он, что я у Александра Сильвера?

Когда дверь в комнату открывается, я не поднимаю головы. Просто лежу и смотрю в потолок, ожидая, когда кто-нибудь появится в поле моего зрения.

Александр стоит у кровати и смотрит на меня сверху вниз. Он одет в безупречный угольно-серый костюм, его непослушные волосы падают на лоб. Его руки в карманах брюк, из-за чего пиджак на нем немного приподнялся, обнажая ручку его Глока. Галстука, завершающего образ, нет, но две верхние пуговицы его белой рубашки расстегнуты, обнажая загорелую кожу. Я скольжу языком по порезу на нижней губе, резкое жжение заставляет меня вздрогнуть, и вдруг вспоминаю, что чувствовала его рот на своем: твердый, неумолимый и всепоглощающий. У меня нет желания вспоминать, как я себя чувствовала тогда, но мысль об этом все равно жжет меня, как это было опасно и как чертовски грязно…

— Похоже, мы зашли в тупик, Маленькая птичка, — тихо произносит он, приседая, пока его глаза не оказываются напротив моих. Лениво поворачиваю голову набок, втягивая воздух, готовясь к его безжалостной красоте.

Это действительно несправедливо, что такой человек, как он, обладает подобной внешностью. Он волк, красивый и в то же время смертоносный, один щелчок зубами, и ты потеряешь руку, или он просто разорвет тебе глотку. Он не тот человек, которого стоит недооценивать. Вся эта тихая буря, которая всегда бушует вокруг него и кажется, что не приносит вреда, но если вы окажетесь в ее эпицентре, она в мгновение ока сметет вас.

Этот человек — дьявол во всей своей красе.

Я чувствовала это в клубе, знала это, когда смотрела в дуло его пистолета, в то время как мой был направлен на него, и определенно знала это, когда его руки сомкнулись вокруг моего горла. Он безоговорочно готов был убить меня там же, голыми руками на полу моей гостиной. Если бы не ударила его ножом, я не сомневаюсь, что меня похоронили бы в безымянной могиле где-нибудь среди хвороста, чтобы падальщики легко смогли выкопать его.

Я быстро сглатываю, но в тоже время отказываюсь бояться его. Я не дам ему такую власть надо мной. Я нахожусь здесь в безвыходном положении, но никогда не покажу ему этого. Он может держать меня сколько угодно, может связать меня, может даже причинить мне боль, если захочет, но я никогда не покажу ему свою слабость.

Проявить бессилие перед этим человеком все равно, что показать хищнику свою яремную вену.

Глупо.

— Ах, да? — Голос у меня хриплый и тихий от долгого вынужденного положения и обезвоживания, и я болезненно сглатываю, глаза слезятся от боли. — Как так?

— Кажется, папа хочет отправить сообщение. — Он проводит рукой по загривку, глазами медленно бегают по моему телу. Я корчусь под его жаром.

Ему потребуется намного больше, чтобы он меня возбудил.

Но тянущая боль в животе и давление между бедрами говорят мне все, что нужно знать о моем отношении к этому мужчине.

Он может быть монстром, но я как развратная маленькая девочка, слишком любопытна, чтобы прислушиваться к предупреждениям, кричащим в моей голове, желающая точно знать, каково это быть трахнутой мужчиной вроде Александра Сильвера.

— Какое сообщение?

Значит, он все же искал меня и, возможно, вел переговоры?

— Ну, он поджег один из моих складов. — Александр мотает головой, крутя шеей.

Я не могу скрыть своего шока от этой новости. Не могу представить, чтобы человек, которого я знала как своего отца, поджег что-нибудь. Он выглядит слишком опрятным, чтобы испачкаться самому, я уверена, что у него есть люди, которые сделали бы это за него.

— Интересно.

Александр изгибает бровь:

— Знаешь, я потерял много денег.

— Я уверена, что у вас есть еще, можете сэкономить несколько тысяч.

— Несколько миллионов скорее.

— Что он хотел сказать? — Я меняю тему.

— У меня есть три дня, — ухмыляется он.

— Сделать что?

— Вернуть тебя.

— Или что?

— Он сожжет весь мой мир дотла.

Между нами воцаряется тишина. Мне нечего ему сказать. Он продолжает смотреть на меня, глядя мне в глаза, и я не хочу его прерывать, не хочу, но этот взгляд пронзает меня до глубины души, мой мозг карабкается, а тело пытается не отставать.

Я опускаю взгляд. Он смеется.

Мудак.

— Я не так легкомысленно отношусь к угрозам, Маленькая птичка.

— Ой, — огрызаюсь я, — кто-то задел твои чувства?

— Вот оно. — Он усмехается так неожиданно, что это застает меня врасплох, но через секунду удивление исчезает.

— Да пошел ты, Александр Сильвер.

— Может быть, если тебе повезет. — Он разворачивает свое тело. — Поскольку ты у меня только на три дня, Маленькая птичка, пора начинать планировать.

— Ты собираешься отпустить меня? — Я чувствую себя идиоткой, вкладывая в свой голос столько надежды, но она есть, нотки в моем тоне, которых не было несколько мгновений назад.

— О нет, Маленькая птичка. Я отправлю свое сообщение. — Я смотрю, как он пересекает комнату и останавливается в дверях, его массивное тело заполняет весь проем. Он наклоняет голову, глядя на меня через плечо. — Кто-то скоро поднимется с едой, а потом я разрешу тебе принять душ. Не откусывай им пальцы.

— Как благородно с твоей стороны.

Затем он уходит, и эхо его мягкого смеха прокатывается по коридору.

И действительно, в комнату входит женщина с тарелкой супа и хлебом. Запах помидоров и базилика ударяет мне в нос, и я практически пускаю слюни при мысли о еде.

— Можете ли вы освободить мои руки, чтобы я могла сесть? — спрашиваю я женщину.

Ей на вид лет сорок, но она не такая холодная, как другие, тем не менее, не отвечает, вместо этого берет ложку и окунает ее в красную жидкость.

— Как я должна есть, если я лежу?

Опять нет ответа. Она прижимает кончик ложки к моей губе и начинает вливать жидкость мне в рот. С пыхтением я открываю рот, и горячий суп попадает мне на язык. Я стону, когда вкус растекается по моим рецепторам, слишком легко скользя вниз по пересохшему горлу.

Суп заканчивается легко и быстро, и когда женщина отламывает кусок хлеба, чтобы накормить меня, я качаю головой, слегка поворачиваясь, чтобы она не могла заставить меня.

— С меня хватит, спасибо.

Она кивает, берет бутылку с водой и соломинку и подносит ко рту.

На этот раз я принимаю это с благодарностью, выпивая половину бутылки, прежде чем она вытаскивает ее и изгибает бровь.

Я пожимаю плечами, насколько могу в текущей позе, а затем она подталкивает обратно к моему рту соломинку, позволяя мне закончить. Она ледяная и освежающая, мгновенно утоляет жажду.

Закончив, она встает и уходит.

— Эй! Александр сказал мне, что я могу принять душ!

— Думаешь, мы позволим принять душ? — Это голос Здоровяка. Я до сих пор не слышала его имени, поэтому для меня он все еще Здоровяк. Ему это идет, он зверь, которого, наверное, где-нибудь далеко в горах вырастили на рубке дров. Его борода ухожена, волосы длинные, но зачесанные назад. Он одет так же, как и Александр, но его костюм черный, а не серый, и я не сомневаюсь, что тот тоже коллекционирует вещи.