Памела Васп - Греческая смоковница (Ягода созрела)
Патриция была достойна самой большой любви — он это понимал и готов был дать ей все, что мог. Но один вопрос мучил его: а захочет ли она принять от него большую любовь, нужно ли ей это? Умом женщину не понять.
Он вздохнул и попытался определить направление ветра. Ветра почти не было — лишь какое-то подобие дуновения, и то северо-западного направления. А ему хотелось на юг, к бескрайним просторам Средиземного моря — заплыть далеко-далеко, на его остров, и быть только с ней. Наедине. Больше ему сейчас никто не нужен.
Неуместная мысль: «хватит ли провианта?» на секунду озаботила его. Еды-то должно хватить, но он запоздало подосадовал сам на себя, что вчера пожадничал и не купил лишнюю бутылку вина и больше фруктов. Ведь уговаривала же его старая хозяйка лавки, которая хорошо к нему относятся. Но кто ж мог предполагать, что он окажется не один? К тому же Том собирался завтра возвращаться в Пирей…
Он решительно собрал тарелки и направился к яхте. До его острова полдня добираться на моторном ходу — а он обязательно хотел сделать ей что-то приятное. Это представлялось ему наилучшим вариантом.
Стараясь не потревожить Патрицию, он управлялся с парусом, кладя яхту на требуемый курс. И постоянно глаза его искали спящую, такую сейчас беззащитную и желанную, фигурку девушки.
Наконец он завел двигатель и встал за штурвал.
Патриция открыла глаза, приподнялась на локте и сразу увидела сосредоточенного Тома за рулем.
— Доброе утро, — улыбнулась Патриция.
От этой ее улыбки ему захотелось петь. В душе словно расцвел изумительный цветок, подобный легендарному бутону Эфипикуса, распускающемуся один раз в тысячу лет.
— Доброе утро, Патриция. — Он постарался вложить в ответную улыбку все переполняющие его чувства.
Она привычно хотела сказать какую-нибудь тонкую, издевательскую фразу, но передумала, удивляясь, почему ей так хорошо с этим красивым, но в общем-то заурядным мускулистым парнем. Ну и что, что она впервые в жизни почувствовала безумное удовольствие от близости с мужчиной — оргазм, так вроде, по-научному? Мало ли с кем может наступить физиологическая близость… Ну не испытывала она оргазма с другими мужчинами — зато испытывали они…
И она поняла, что вряд ли Том заурядный. И тончайше чувство страха прозвенело в груди — а вдруг он сейчас что-нибудь скажет и все рухнет? И он окажется таким же как все остальные самцы?
Тем не менее спросила, провоцируя:
— А почему ты не разбудил меня, Том? Или тебе не понравилось вчера? Ты больше не хочешь?
— Разве можно не хотеть тебя? — мягко улыбнулся он и поменял курс на несколько румбов, следуя фарватеру. Слева возвышалась громада Саламина. — Я поцеловал тебя нежно-нежно, когда ты спала.
— Не ври, — Патриция подтянула под себя стройные загорелые ноги. — Я бы обязательно почувствовала.
— Я хотел, — виновато признался Том. — Очень хотел поцеловать, но ты так сладко спала. Я-то считаю, что поцеловал…
Их взгляды встретились и они оба радостно рассмеялись.
Она, не стесняясь наготы, но и не кичась этим, естественно спрыгнула на палубу и спустилась в каюту.
— А ты кофе пьешь по утрам? — донесся оттуда ее веселый голос. — Или живешь, как древний пират, без прихотей?
— В шкафчике, сразу у двери, справа, — подсказал он. — Кофеварка на верхней полке, розетка над кроватью.
— Здесь только твои рубашки, — разочарованно произнесла она, — Ах да, ты сказал справа…
— Молоко в корзинке, большая бутылка, — добавил Том.
Через десять минут она вышла на палубу, осторожно держа в руках по чашке с дымящимся кофе. Подошла к нему, протянула. Том закрепил штурвал и взял чашку. Он заметил, что она все-таки надела красные трусики, чтобы не дразнить его напрасно тем, что до поры до времени должно быть скрыто.
Он отхлебнул, приготовленный ею горячий напиток.
— Ты ж говорила, что ты не умеешь готовить? — изумленно выдохнул он. — Я такого кофе еще никогда не пил.
— Это тебя так кажется, — сказала она и они снова счастливо рассмеялись.
Хотелось смеяться просто так, без повода. Исключительно потому, что жизнь прекрасна, что небо голубое, что яхты плывет к далеким сказочным берегам и они вдвоем на этой яхте.
— А что ты делаешь, когда плывешь один? — спросила Патриция, когда они допили кофе и он вновь встал у руля, попеременно поглядывая то на своего матроса, то на ровную гладь залива.
— Что делаю?.. — Том задумался. — Плыву. Любуюсь замечательной природой. Я вокруг всей Южной Европы плавал… Но Греция мне больше всего нравится. Тут спокойно, красиво, все пронизано историей, лирикой и романтикой… Плывешь мимо какого-нибудь острова, и представляешь, как на берегу стоит гордый царь, всматривающийся вдаль, и ждущий нападения беспощадных, кровожадных врагов. Или гордая парка совершает на мрачных скалах таинство жертвоприношения. Оживают мифы, и слышишь голоса сирен…
Том посмотрел на девушку. Патриция слушала внимательно, не отрывая от него черных проницательных глаз, словно желала понять его и проникнуться его чувствами. И он признался в том, в чем не признавался даже лучшему другу:
— Когда я стою за рулем яхты, то мечтаю написать большой роман.
— О чем? — спросила она, видя, что он замолчал, уставившись в невообразимую заоблачную даль.
— Не знаю еще… Об этой удивительной стране, о людях, ее населяющих. Чтобы были головоломные приключения, хитросплетенные заговоры и чистая, всепоглощающая любовь. Об этих строгих берегах, мрачных руинах и шумных городах. О сияющем, совершенно особенном солнце и жизнеутверждающей природе. Об отважных героях и любящих их трепетных красавицах…
— Напиши обо мне, — сказала Патриция, улыбнувшись.
Он улыбнулся в ответ.
— Так я тебя совсем не знаю, — сказал он.
— Ну и что? — удивилась она и встала. — Я сама себя не знаю!
* * *Остров возвышался одиноко и горделиво посреди бесконечной глади моря, поражая воображение. Столь же гордый, сколь и бесполезный — расположенный вблизи больших земель, он не мог служить прибежищем утомленного мореплавателя, а ищущего уединения отшельника он не смог бы прокормить. Огромная базальтовая скала, устремленная ввысь и окруженная золотым поясом девственного песчаного пляжа. Остров был невелик — не более километра в диаметре. На самый вершине скалы одиноко росла смоковница, плоды которой Патриция так любила.
— Какая прелесть, — восхищенно воскликнула Патриция, когда яхта подплывала к острову. — Как он называется?
— Никак, — ответил Том. — Кроме меня этот остров никому не нужен, и его даже не удосужились как-то поименовать. Хочешь, я назову его твоим именем?
