Сьюзен Джонсон - Добродетель и соблазн
Он выругался про себя, отнюдь не уверенный, что у него хватит самообладания. Едва ли он сможет быть настолько праведным, чтобы ограничиться лишь поцелуями.
– Прости меня, – прошептала она, неправильно интерпретируя отсутствие его реакции. Она открыла глаза. – Мне надо вернуться домой…
– Нет. – Тихое ворчание, может, даже приказ или на крайний случай вежливый отказ. Он провел кончиком пальца по ее нижней губе и улыбнулся. – Не уезжай пока, – произнес он мягко.
– Ты уверен? – На лице ее проскользнула вымученная улыбка.
– О да… абсолютно уверен. – Он склонился, их губы соприкоснулись, и дрожь пробежала по ее телу. – Обними меня, – прошептал он, взял ее руки и положил себе на плечи, сгорая от желания. – Поцелуй меня.
– Я не должна, – простонала она, однако тут же жадно потянулась к нему и легко, словно мотылек, коснулась его губ.
– У меня хорошо получилось? – спросила она с наивной надеждой порозовевшими влажными губами.
– Просто великолепно, – восхитился он и, взяв в свои ладони ее лицо, притянул ее к себе и приник к ней на этот раз жарким, неистовым поцелуем, в несколько мгновений доведя ее до полного исступления.
Он спрашивал себя, как далеко он мог позволить себе зайти практически на глазах у своих дружинников – не говоря уже о ее спящей дочери. Это было не совсем удобно даже для человека с его богатым опытом. Он поднял голову, чтобы осмотреться.
– Еще, еще, – бормотала она, задыхаясь и тесно прижимаясь к нему.
– Еще – что? – Он был готов продолжить, однако хотел заручиться ее согласием на случай, если она действительно столь целомудренна, как дала повод думать о себе.
– Я не знаю, не знаю… – всхлипнула она, дрожа всем телом, плотно зажмурившись, крепко обхватив его руками.
Боже, если она была столь непорочной, он не был готов заняться с ней любовью в столь сомнительных обстоятельствах. Взяв ее за подбородок кончиками пальцев, он прошептал:
– Посмотри на меня.
Она взглянула на него, хотя ее ресницы лишь чуть приоткрылись, а взор был устремлен куда-то далеко за его спиной.
– Я буду ласкать тебя, касаясь в очень интимных местах, – сказал он прямо, преднамеренно, чтобы она была готова. – Ты понимаешь?
Она кивнула, хотя ее взгляд еще избегал его.
– Скажи мне, что поняла меня. – Осознавала ли она действительно то, что он говорил?
– Ласкай меня… пожалуйста, я отдаю себе отчет во всем.
– Помни, тут недалеко наши люди. Ты должна вести себя тихо.
Она снова кивнула.
Странным образом он сам ощутил некоторую неуверенность. Женщина перед ним была крайне возбуждена, возможно, не сознавая последствий своих желаний. Это тревожило его, одновременно пробуждая любопытство, – он не имел представления, как она будет реагировать. И на какое-то мгновение он заколебался.
Но она вдруг взяла его лицо в свои ладони и впилась в его губы с неистовством, неловким и неумелым и в то же время в высшей степени возбуждающим.
Непорочное чувственное безумие оказалось для него полной новостью. Его охватил приступ неудержимого желания с головы до пят, член стал твердым, словно камень.
Если бы до него вдруг не донеслось издалека конское ржание, он мог бы отбросить в сторону всякую осторожность. Это было бы нечто новое даже для него. Но присутствие людей Татьяны остановило его.
Они были здесь, в пределах видимости, и уж, конечно, могли все слышать, а он вовсе не был уверен, что женщина будет вести себя тихо. И он с раздражением осознал, что сегодня ему придется принести в жертву свои желания. А вот пыл женщины мог быть утолен другими способами.
Осторожно сняв ее руки со своего лица, он положил их на одеяло и прошептал ей на ухо:
– Делай все, что хочешь, только не кричи.
– Да, да, да… все, что ты скажешь.
Это было не совсем то, что он хотел бы услышать, и ему пришлось проявить чудовищное самообладание, чтобы обуздать свои распаленные чувства. Скоро, убеждал он себя, обещая себе свидание с восхитительной княгиней Шуйской, когда время не будет иметь значения и не будет посторонних.
Ну а пока… он доставит ей хотя бы минимум наслаждения.
Он чуть приподнял юбку, и его руки скользнули и удобно устроились на ее коленях.
– Только не шевелись, – чуть слышно произнес он.
По коже у нее пробежала легкая дрожь, но она подчинилась.
Она сидела перед ним, раздвинув ноги, а его руки тихонько продвигались все выше.
Он не спешил, наблюдая, как жар страсти заливал ее лицо. Сквозь тонкий лен ее рубашки просвечивали соски. Полные груди туго натягивали материал. Будь у него больше времени и не опасайся он появления посторонних, он бы сорвал эту блузку и страстно целовал каждый затвердевший бутон.
Скоро, совсем скоро, пообещал он себе.
Его руки замедленными движениями скользили все выше, раздвигая ее бедра. Она намокла. Он увидел призывно сверкавшие жемчужные капельки на золотистых волосах ее лона, блестящий изгиб ее набухшей плоти, ожидающей утоления, жаждущей его. Или хотя бы его небольшой части, размышлял он, пока его пальцы проскальзывали внутрь влажной шелковистой щели.
Но в тот момент, когда они уже проникли в ее сочащуюся плоть, все ее тело напряглось, и он остановился в сомнении, не вызвано ли это протестом. Прошло мгновение, другое, он задержал дыхание, и тут она изогнулась под его пальцами, влажную плоть стали сотрясать нежные колебания, она непроизвольно непристойными движениями стремилась добиться, чтобы клитор терся о его пальцы. Она испустила тихий, полузадушенный крик и задвигалась еще сильнее – она жаждала большего. Он отлично знал, чего ей хотелось, и, убрав одну руку, двумя пальцами другой принялся массировать клитор. У нее вырвался глухой стон, она часто задышала и, сдаваясь, безвольно упала на его руки, открыто предлагая всю себя.
– Еще, – лихорадочно молила она, уже почти не узнавая его. – Еще, еще, еще…
Только настоящий мужчина мог выдержать такое. Это был физический зов плоти, особенно для молодого гетмана, который жил согласно солдатскому кодексу, по которому женщины были созданы только для того, чтобы ублажать мужчину. Высвободив одну руку, Ставр готов был уже расстегнуть первую пуговицу на штанах, когда неподалеку послышался вой волка. Знакомый, слишком знакомый звук.
Он выругался. Его люди проявляли нетерпение, а может, как он подозревал, появились слуги княгини, и дружинники подавали сигнал, предупреждали его. Но он все еще колебался, борясь собой, с недостатком времени и стремлением довершить начатое.
Благоразумный человек знал ответ заранее – вопрос был лишь в том, насколько здравомыслящим он себя ощущал.
Возможно, именно беглый взгляд на люльку, оказавшуюся у него в поле зрения, более чем что-либо другое удержал его мужские порывы.
