Эрик Хелм - Критская Телица
А дышать в эдаком смраде чем прикажете?..
Но выбора не оставалось.
Эпей выбрал кратчайший путь и устремлялся к месту недавнего побоища, летя чуть ли не над макушками Эсимидовых молодцев.
Но капитан совсем недавно уже оставил без внимания безобидную миопарону, горько в том раскаялся, и сызнова рисковать не желал. Иди знай, кто устремляется к тебе по воздуху — друг или враг? И, ежели враг водоплавающий оказался необорим, чего можно ждать от небывалого, невиданного, невообразимого противника, парящего в поднебесье?..
«Лучники..!» — собрался крикнуть Эсимид, но один из великолепных критских стрелков, по-видимому, рассуждал в точности так же, как и его командир.
И тоже не желал играть в зернь с неблагосклонной судьбой.
Зазвенела тугая тетива.
Стрела прянула ввысь.
Ягнятник, совершавший очередной виток подле мчавшегося умельца, угодил прямо под меткое острие.
Не сразу поняв, что произошло, Эпей покосился и увидел: из груди орла внушительно высунулось прошедшее насквозь, окровавленное жало. Хищник слабо взмахнул крыльями, распластал их и канул куда-то вниз.
— Ах ты!.. — выдохнул перепугавшийся Эпей.
Стрелы были пострашнее целой стаи нес мысленных пернатых тварей.
Всполошившийся, проклинающий все на свете — и собственную непредусмотрительность прежде всего — умелец забрал влево, пытаясь как можно быстрее удалиться от окаянного корабля.
Каждую секунду он ожидал короткого свиста и удара в живот или грудь — в самом деле, что для умелого лучника, пускай и метящего в угон, значит лишняя сотня локтей?
«Артемида-охотница, Феб-стреловержец...»
Ни свиста, ни, тем паче, удара не последовало.
По Эпею никто не стрелял.
Не оборачиваясь, не мысля ни о чем, кроме спасительных, стремительно приближавшихся дымных клубов, он, разумеется не дал себе труда обернуться.
И лишь несколько лет спустя случайно уведал, сколь странному обстоятельству был обязан своим спасением.
* * *
Ягнятник погиб не сразу.
Некоторое время он боролся с надвигавшейся тьмой, пытался планировать на распахнутых крыльях, увлекаемый сопротивлением воздуха в сторону пентеконтеры, откуда нежданно-негаданно взмыла стрела, положившая орлиной жизни конец.
Но, примерно в семидесяти локтях от верхней палубы крылья перестали слушаться.
Ягнятник умер.
И камнем обрушился прямо в толпу лучников, сгрудившихся настолько густо и плотно, что не смогли сразу рассыпаться и увернуться от падающей птицы.
А головы, вполне объяснимо, оставались запрокинуты к небу.
Торчавшее из груди орла острие вонзилось прямо в горло сразившему ягнятника стрелку[78].
Славный Крисп — знаменитый и непревзойденный, — пожалуй, даже не понял толком, что приключилось. Только ощутил сильнейший толчок, невыносимую, неведомо чем причиненную боль, внезапную, сбивающую с ног тяжесть.
Потом окружающий мир померк.
Лучник повалился под ноги отшатнувшимся товарищам, нанизанный на одну стрелу с огромным орлом, который, казалось, прирос к собственному убийце страшным комом остывающей плоти и серовато-бурых перьев.
Широченные крылья распахнулись, почти полностью скрывая простертое человеческое тело...
* * *
Закричавшие от ужаса люди шарахнулись врассыпную.
— Знамение! — только и выдавил Эсимид, — Крисп вознамерился поразить летящего и принял смерть от своей же стрелы... Это не простой летун! К тому же, он устремляется прочь! Прочь от оскорбивших... Знамение!
Эсимид не страшился ни воды, ни огня, ни оружия, но гнева богов остерегался.
— Не стрелять! — рявкнул он зычным голосом — Отставить...
Надолго задумался.
И объявил:
— Возвращаемся в гавань...
* * *
Кодо оскалился, еще раз прикинул расстояние, сощурил глаза.
Легонько потряс правой кистью.
Заревел зычным голосом.
И повернулся.
В широченной, лоснившейся от пота спине чернокожего торчала рукоять ножа.
Незаметно и неслышно подкравшаяся Лаодика вложила в удар всю свою ненависть к похитителям и подлым убийцам. Теперь она смотрела на Кодо с вызовом и ждала немедленной гибели.
Негр прорычал нечто невразумительное, замахнулся мечом.
И рухнул, отбросив Лаодику тяжестью обмякшего исполинского тела. Женщина потеряла равновесие, в свой черед растянулась на полу.
Кодо кричал благим матом.
И не без причины.
Воспользовавшись тем, что грозный противник обратился к нему затылком, египтянин сильно и метко бросил собственный меч. По счастью, верзила Клейт пользовался весьма увесистым клинком, и лезвие, промелькнувшее в воздухе, вонзилось в цель чуть ли не по рукоять.
А целью отлично знавший человеческую анатомию Менкаура избрал крестец.
Во мгновение ока египтянин вскочил. Секунду спустя он выдернул завязшее в мышцах и костях нубийца оружие. Решительным уколом прекратил страдания невезучего бойца.
Посмотрел на окровавленную бронзу и отшвырнул меч, со звоном запрыгавший по темным 1ранитным плитам.
Протянул еле заметно подрагивавшую руку, помог Лаодике подняться.
— Спасибо, девочка. Считай, что сполна отблагодарила меня.
Лаодика уставилась на окровавленного негра с неподдельным ужасом и внезапно истерически зарыдала.
— Ну-ну, — успокаивающе произнес Менкаура, — утихомирься... Все обошлось и миновало. Могло быть гораздо хуже.
Женщина молча кивала и продолжала плакать.
Потрогав резную дверь, Менкаура удостоверился: Розовый зал отперт. Заглянул внутрь.
Пылали светильники.
Деревянная, тщательно обтянутая пятнистой шкурой телка обреталась на месте.
Немного поколебавшись и помедлив, египтянин беззвучно притворил дверь и направился прочь, увлекая за собой Лаодику.
* * *
— Священным именем Аписа и великим знаком четырех ветров приказываю: отомкните и впустите нас! — потребовала Алькандра, обращаясь к воинам, караулившим восточный вход Кидонского дворца.
Тысячная толпа, стоявшая за спиною верховной жрицы, гудела и волновалась. Повелительно вознеся правую руку, даже не потрудившись обернуться, Алькандра укротила горожан.
Воцарилось безмолвие.
— Приказываю: отомкните! — повторила жрица, устремляя на воинов немигающий взор.
Если бы подчиненные покойного Рефия не набрались от начальника преотменной дерзости по отношению ко всем и вся, если бы ведали они о гибели командира, если бы не страшились первого коронного телохранителя пуще Великого Совета — возможно, события приняли бы иной, менее сокрушительный оборот.
Но стража воспротивилась.
— Городскому сброду в государевых чертогах делать нечего, — надменно сказал старший воин. — Тебя мы готовы пропустить, но сперва изволь очистить дворцовую площадь от незваной черни.
