Ида Кайзер - Возможная Жизнь
-А ты не преувеличиваешь? Это всего лишь семейный обед.
-Да, после которого, ты еще неделю ходишь, как в жопу ужаленный!
О, да неужели?!
-Тогда, может, составишь мне компанию? – было забавно, как сморщилось его лицо. Подняв одну руку ладонью вверх и слегка махнув ей, он, как и ожидалось, отказался, ссылаясь на то, что разборки внутри семьи, это личное дело каждого, и для этого у него и свой папаша имеется.
Усмехнувшись оба, мы замолчали, не зная, что сказать друг другу. Я вновь упал на пол, раскинув конечности и положив одну руку себе на грудь. Как бы ни хотелось, но мысли вернулись к Джейсону, как и всякий раз, когда речь заходила о семье. Хоть этот парень и не был мне кровным родственником, но я всегда принимал его за старшего брата. Брата, который научил меня всему, что я знаю о тачках, вождении, цыпочках, дружбе и преданности. Включая и его собственную, которую он подарил стерве, что уничтожила его во всех смыслах этого слова.
Зачем Джейсон? Зачем?
Я никогда не смогу понять тебя. И простить тоже не смогу. Ты оставил меня. Бросил семью, друзей. В чем был смысл? – многолетний вопрос, не имеющий ответа. Сколько раз я задавался им? Сколько нетрезвых ночей проводил, опускаясь все ниже, чтобы заполнить пустоту, которую ты оставил после себя.
Я помню наши самые первые разговоры о ней. Твои рассказы о вашей встрече, о ее многочисленных выходках. Ты был словно загипнотизированный этой девчонкой. Сходил с ума, и вскоре изменился до такой степени, что даже собственная семья не узнавала тебя. Ты стал чужим и незнакомым Джейсоном. Джейсоном, в котором я уже не видел жизненного огня.
Это любовь к ней разрушила тебя. Вывернула наизнанку. Превратила жизни близких тебе людей в кошмар. Но страшнее было то, что ты не стремился выбраться из этой зависимости, погружаясь все глубже в безумие, которое называл Ангелом. Дерзким и забавным Ангелом, чьего имени и лица я не знал до сих пор.
Для чего, брат?
Я помню все. Твои глаза, когда ты узнал то дерьмо. Когда попытался вернуть ее. Когда связался не с теми людьми, только ради того, чтобы заработать на кольцо. Достойное ее кольцо – что за хрень?! Почему всем, кроме тебя, было ясно, что ты тонешь?
А теперь тебя нет, и она даже не была на твоих похоронах. Ей просто было все равно. Она разрушила тебя по кускам и пропала. А тебя нет! Только чертов надгробный камень с именем и датой рождения.
«Она особенная, Вернон. Она другая…»
Может, это отчасти и правда. Ведь она смогла разрушить все. Разрушить жизни не одного человека.
«Я не могу без нее, пойми! Вер, мне даже дышать невозможно без нее!»
Я помню. И до конца сохраню эти слова в себе.
«В последний раз. Я должен поговорить с ней в последний раз»
Крепко зажмуриваюсь, когда воспоминания его слов причиняют боль, как и тогда.
«Все кончено. Его больше нет. Она убила его! Она убила нас, понимаешь?!»
Вскакиваю на ноги и начинаю метаться по комнате. Душно, чертовски душно! Хотелось бы оказаться на трассе, но по иронии судьбы, единственное, где я сегодня смогу быть – это родительский дом. Место, где окончательно перекроют доступ к кислороду.
-Приятель, с тобой сегодня и правда, черти играют!
-А ты не знал?! – рявкаю я. – Март всегда губителен для меня – ведь именно в марте погиб Джейсон. Двадцать третьего марта не стало человека, который значил так много.
-Не только для тебя – Роб встал, и подошел ко мне, кладя руку мне на плечо. – Он был и моим другом тоже Вер. Не забывай этого – я и не забыл. Мне не нужны напоминания, чтобы держать в голове тех, кто до последнего оставался с ним, а кто ушел. Но своими словами Роб так просто вызвал во мне чувство вины. Да, я не должен быть настолько эгоистичным, особенно в его присутствии. Но был ли Джей тем же для него, кем был для меня?
-Думаешь, моих действий достаточно? В смысле, не должен ли я делать большее для его семьи? – скорее всего, мой вопрос звучал жалко, но мне было необходимо услышать, что я все делал правильно. Что мой выбор оправдан теми поступками, которые я посчитал более важными, чем шанс на иную жизнь. Но его сочувствующий взгляд просто убивал меня.
-Даже я меньше забочусь о собственной матери, чем ты о его стариках. Поверь, он не смог бы лучше, со своим характером и образом жизни.
-Точно, это был еще тот псих – рассмеялись мы оба, понимая, о чем шла речь. – Но мне все равно не хватает его. Знаешь, я, наверное, опять не смогу прийти на кладбище. Для меня это слишком.
-Не думай, что кто-то осуждает тебя. Мы все знали, как ты был привязан к нему. Сильнее, чем кто-либо. Но если передумаешь, им будет приятно. Его предки считают тебя своим сыном, в принципе, как и меня со Слимом. Но ты засранец всегда был особенным – на лице Роба засияла улыбка, когда его рука опустилась мне на голову и взъерошила мои и так торчащие вверх волосы.
-Охренел? – скинув его руку, я провел несколько раз по волосам, немного приглаживая их. – Что за тупая привычка? Ты же не моя бабушка!
-Да, я определенно не твоя бабушка, но вот здесь – указал он на свою голову – сохранились все воспоминания о том маленьком мальчонке, который следовал по пятам за мной, Джейсоном и Слимом.
Закатив глаза, я двинулся в сторону холодильника, чтобы взять чего-нибудь перекусить. И совершенно не удивился, когда не обнаружил ничего, кроме нескольких заплесневелых кусков пиццы, оставшийся еще с позапрошлой недели и чего-то весьма подозрительного, что находилось в коробке из-под китайской еды и уже давно пережило стадию «испортилось».
Зажав нос рукой, я поспешил к окну, открыл его и только когда вонь немного начала проветриваться, ответил:
-Ты кретин, если думаешь, что три года разницы дает тебе какое-то преимущество передо мной. И, вообще, когда это я преследовал вас?
-А ты уже не помнишь? – довольно реалистично удивился Роб. – Тебе было одиннадцать или около того, когда ты притащился в гараж Джея и после, уже практически не вылезал оттуда.
-Это потому что он учил меня, как правильно обращаться с машинами и только по одному звуку определять, в чем именно заключается проблема! И, вообще, ты же сам сутками крутился с ним, не желая уходить домой – скорчив на лице гримасу, он признал собственное поражение.
-Что я могу сказать? Этот парень умел располагать к себе людей – ничего незначащий жест, в виде пожимания плечами, после которого вновь наступила тишина. И в этой тишине я готов был сорваться, потому что на ее фоне, мой внутренний голос был так громок, что, казалось, способен оглушить.
Мысли крутились от одной к другой, словно множество нитей, переплетенных между собой в тысячи маленьких узлов, и протянувшихся к одной-единственной. К той, которую мне не хватало сил разорвать.
