Томмазо (ЛП) - Памфилофф Мими Джин
Он достал из кармана телефон, набрал номер своего портного и попросил его за ночь прислать несколько костюмов. Времени мало, так что одежда будет не сшитая на заказ, а готовая, но портной, по крайней мере, знает его размеры и сможет подобрать что-то лучше, чем есть в местных магазинах.
С одеждой Томмазо разобрался и набрал номер Эммы.
Он стоял рядом с большим фонтаном в большом саду, ожидая ответа Эммы, и наблюдал, как падающая звезда вспыхнула на небе над Палм-Спрингс. Удивительно.
Помимо джентльменских удобств, Томмазо наслаждался изысканной красотой природы. Родители воспитали его ценить красоту — изобразительное искусство, эмоциональную глубину классической музыки и хорошую еду, начиная от домашних ньокки с соусом песто, приготовленных матерью, и заканчивая филе миньон, обжаренным в масле ручной работы и зелёном луке. Но некоторые из самых красивых вещей в мире созданы не человеком или сложны. Они просты и доступны для всеобщего обозрения. Кварцевые прожилки в садовом камне, как послеполуденный солнечный свет танцевал на ряби пруда. И…
— Алло? — В динамике послышался нежный голос Эммы. А вот и… сладкая месть.
— Привет, Эмма, это Томмазо. Мне неприятно снова просить тебя о помощи, но твой муж…
— Милостивые боги, пожалуйста, не говори, что он снова взялся за старое, и ведёт себя как ревнивец. Я всё время говорю ему, чтобы он отпустил это, но он не хочет.
О чём говорит Эмма?
— Отпустить что?
Эмма раздражённо вздохнула.
— Ничего. Неважно. Я поговорю с ним.
— Эмма, ты можешь поговорить со мной. Что случилось? — Он вышибет дерьмо из Гая, если тот плохо обращался с ней. Эмма особенная, очень хороший человек с большим сердцем. — Эмма?
— Просто… — Она снова вздохнула. — Он продолжает говорить, что у меня есть чувства к тебе, что я всё время говорю о тебе. Но это потому, что я волнуюсь, и ты мой друг. Но он этого не оставит.
Предоставить Гаю быть таким гигантским, эгоцентричным придурком, который не может понять, что у него есть. Эмма любила его и прожила с ним почти всю жизнь.
— Гай — неуверенный в себе идиот, Эмма. Потому что любой, у кого есть глаза, видит, как ты смотришь на него.
Томмазо бы всё отдал, чтобы женщина смотрела на него так, как будто прошла бы сквозь адское пламя, чтобы быть с ним. Эмма так и сделала. Она прошла через худший из возможных кошмаров, чтобы быть с Гаем. Это гораздо больше, чем просто любовь, и если Томмазо найдёт женщину, которая рискнёт всем, отдаст всё, как Эмма отдала Гаю, никогда не отпустит её.
— Прости, что заговорила об этом, Томмазо, — тихо произнесла Эмма. — Но он не понимает и не хочет отпускать ситуацию, а я отказываюсь поддаваться его неуверенности и лишаться нашей дружбы.
Гай действительно придурок.
— Я поговорю с ним… Заставлю понять, что…
— Нет. Не нужно. Не хочу, чтобы ты вмешивался в это дело.
Бедная женщина. Он хотел вмешаться, но подчинится. Это важнее, потому что знал — Эмма ненавидела, когда люди пытались вмешаться или обращались с ней как с ребёнком.
— Очень хорошо. Но я рядом, если тебе что-нибудь понадобится.
— Спасибо, Томмазо. И если я могу что-нибудь сделать, только скажи.
Он уже собирался попросить её забрать Гая к чёртовой матери из его номера, но, обернувшись, увидел двух крупных мужчин за собой.
— Спасибо, Эмма. Передай мои наилучшие пожелания… малышу. Мне нужно идти.
«Почему я не могу запомнить имя ребёнка? Калулу? Кавортис?»
Он закончил разговор, не сводя взгляда с двух рычащих мужчин. Учбены, и он предполагал, что именно им поручено присматривать за ним.
— Добрый вечер, братья, — сказал Томмазо.
— Мы не твои братья, — бросил блондин справа, одетый в брюки цвета хаки и рубашку. — Ты грёбаный подонок и предатель.
Кровь Томмазо закипела. Он кто угодно, только не подонок, и уж точно не предатель.
Томмазо начал ослаблять галстук.
— Подойди немного ближе и скажи это мне в лицо.
На следующее утро Томмазо проснулся в своей огромной кровати от звонка телефона, в голове у него была мутная каша. Он сел и потёр лицо руками, застонав от тупой головной боли.
«Проклятье, чувствую себя, как будто с похмелья».
И поразмышляв над этим… Он поморщился, положив руку на грудь с правой стороны. Чёрт. Задрав рубашку, Томмазо обнаружил большой синяк в форме отпечатка ботинка. Какого хрена? Обрывки воспоминаний промелькнули в голове. Летящие кулаки, хрустящие кости и льющаяся кровь.
Всё ещё звонящий телефон вернул к действительности. Томмазо потянулся за ним и ответил.
— Да?
— Здравствуйте, сэр. Это Дженни с ресепшена. Ваш инструктор ждёт и интересуется, придёте ли вы на урок сегодня?
«Вот дерьмо!»
Он взглянул на часы. Семь часов пять минут. Он не планировал ходить ни на один из этих уроков; а хотел быть в постели со своей парой и просыпаться от того, что ему делают минет. Но, очевидно, этому не суждено случиться.
— Да. — Он прочистил горло. — Буду через пять минут.
Он встал с кровати и пошёл в ванную, где посмотрел на своё отражение.
— Матерь Божия.
Футболка порвана, и на ней видна кровь. Кожаные штаны измазаны липким сиропом. Он окунул в субстанцию палец и поднёс к носу. Клубника? Что, чёрт возьми, произошло вчера? Последнее, что он помнил — два Учбена, которых приставили следить за ним, оскорбляли его. Он разозлился… а всё остальное как в тумане. Проклятье. Сейчас нет времени выяснять детали. Он должен встретиться со своей женщиной.
Наскоро почистив зубы бесплатной щёткой, он умылся и мокрыми руками взъерошил волосы, чтобы они не лежали все на одной стороне. Затем выбежал из ванны и понял, что новая одежда ещё не прибыла.
«А вообще, как я попал в номер? И где Гай?»
Томмазо услышал приглушенный звук в шкафу. Он распахнул двери и отпрыгнул.
— Твою мать!
Внутри сидели двое вчерашних Учбен с кляпами во рту, прижатые друг к другу спинами и связанными руками. Мужчины не сказали ни слова, но их молчание и испуганный взгляд говорили о многом. Как и синяки на лицах. Вот же чёрт.
«Это я сделал?»
Томмазо собирался спросить, вытащив кляп изо рта блондина, но тот начал тараторить:
— Мы никому не скажем, обещаем. Пожалуйста, отпусти нас.
Мужчина выглядел так, словно вот-вот обмочится.
— Э-э-э… ладно. А что именно никому не расскажете?
Парень начал заикаться.
— Не морочь нам голову. Мы заключили сделку, и мы её сдержим. Только никому не отправляй это видео. Пожалуйста, чувак. Мы сказали, что сожалеем.
Видео? Томмазо посмотрел на часы.
Дерьмо. Ему нужно бежать.
— Отлично. Хорошо. Идите.
Он развязал их и выставил за дверь. Затем быстро вытащил мобильный из кармана брюк и стал просматривать видеозаписи. Потребовалось всего пять секунд, чтобы увидеть, как двое мужчин шлёпают друг друга и плачут, понятно, прошлой ночью у него случился очередной эпизод Мааскаб.
Это единственное объяснение.
«Я как хренов Халк. Только не зелёный. И гораздо красивее».
К счастью, он никого не убил, просто немного поколотил, а затем заставил снять довольно не мужественное, извращённое видео.
Зачем? Он включил видео снова и прислушался. Да, к звукам ворчания и шлепков примешивался характерный звук его смеха.
«Мать твою, я настоящий садистский ублюдок».
И он явно представлял опасность для окружающих. Особенно тех, кто его расстраивал. Вот почему нужно поторопиться.
Он вышел из номера и поспешил к главному зданию, с каждым шагом сожалея о том, что испортил одежду, но чувствуя небольшой укол удовлетворения. Он не убивал охранников, и они больше никогда не назовут его предателем. По крайней мере, не в лицо.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Томмазо вышел на лужайку, поёжившись от мысли, что именно так ему придётся провести день со своей парой.
«Я выгляжу полным придурком».