Сильвия Дэй - Обнаженная для тебя
— Никак. Нужно встретиться сегодня.
— Но у меня перерыв на ланч всего час.
Почувствовав, что кто-то похлопывает меня по плечу, я обернулась и увидела подошедшего ко мне Марка.
— Используй два, — шепнул он. — Ты это заслужила.
Улыбнувшись, я губами изобразила «спасибо».
— Ричард, в двенадцать подходит?
— Прекрасно. С нетерпением жду встречи.
У меня не было особых причин с нетерпением ждать встречи со Стэнтоном, однако незадолго до полудня я, как и обещала, вышла на улицу, где меня ждал автомобиль. Клэнси, шофер и телохранитель Ричарда Стэнтона, распахнул передо мной дверцу и повез меня по деловому центру. И уже через двадцать минут я сидела в офисе Стэнтона за столом для совещаний, на котором был сервирован чудесный ланч для двоих.
Ричард появился вскоре после меня. Выглядел он очень элегантно и, несмотря на седину и избороздившие лицо морщины, не утратил былой привлекательности. Его глаза цвета потертой голубой джинсы светились острым умом. Подобранный, атлетически сложенный, он, невзирая на загруженность делами, всегда находил время, чтобы поддерживать себя в форме, и в результате заполучил трофей в лице моей матери, ставшей его женой.
При его появлении я поднялась, и он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Чудесно выглядишь, Ева.
— Спасибо.
Я была очень похожа на свою маму, тоже натуральную блондинку, но серые глаза унаследовала от отца.
Стэнтон, занявший место во главе стола, весьма выигрышно смотрелся на фоне видневшегося за его спиной города.
— Угощайся, — сказал он, и это прозвучало как приказ, что было естественно для столь могущественного человека. Такого же, как Гидеон Кросс.
Интересно, каким был Стэнтон в возрасте Кросса?
Взяв вилку, я налегла на цыпленка и греческий салат, благо все было вкусно, а мне страшно хотелось есть. Радовало и то, что Стэнтон не сразу перешел к делу, дав мне возможность насладиться едой, однако передышка оказалась недолгой.
— Ева, дорогая, я хотел бы обсудить твой интерес к крав-мага.
— Прошу прощения? — застыла я.
Стэнтон хлебнул ледяной воды и откинулся назад. Лицо его окаменело, и я сразу поняла: то, что он сейчас скажет, мне явно не понравится.
— Когда ты вчера вечером пошла в этот Бруклинский спортзал, твоя мать была вне себя. Я едва ее успокоил, объяснив, что смогу устроить все так, чтобы ты удовлетворяла свои интересы более безопасным способом. Она не желает…
— Погоди. — Я аккуратно положила вилку. Аппетит как-то сразу пропал. — Откуда она узнала, где я была?
— Проследила по звонкам на твой сотовый.
— Не может быть! — Я прямо-таки задохнулась от возмущения. Меня потрясла непринужденность его ответа, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Желудок скрутило: сейчас он был скорее настроен извергнуть ланч, а не переварить его. — Вот, значит, почему она настаивала, чтобы я использовала телефон твоей компании. К соображениям экономии это никакого отношения не имеет.
— Конечно же имеет, отчасти. Но заодно позволяет ей чувствовать себя гораздо спокойнее.
— Гораздо спокойнее? Шпионя за родной дочерью! Ричард, это ненормально. Как ты не понимаешь! Она что, по-прежнему ходит к доктору Петерсену?
— Да, конечно, — слегка смутился Стэнтон.
— А она рассказывает ему о своих закидонах?
— Не знаю, — натянуто ответил он. — Тут уже личное дело Моники. Я не встреваю.
Ну конечно, он не встревал. Он ее баловал. Потворствовал ей во всем. И тем самым портил ее. Позволял заботе о моей безопасности перерасти в манию.
— Ей давно пора обо всем забыть. Я и то забыла.
— Ева, ты не была ни в чем виновата. А она чувствует свою вину за то, что не защитила тебя. Мы должны предоставить ей возможность для самооправдания.
— Возможность? Да она изведет меня своими преследованиями! — У меня схватило голову. Какое право имеет мать посягать на мою личную жизнь? Себя с ума сводит, а заодно и меня. — Этому нужно положить конец.
— Все можно легко уладить. Я уже поговорил с Клэнси. Он будет отвозить тебя в Бруклин. Мать успокоится, да и тебе будет гораздо удобнее.
— Ой, только не пытайся повернуть так, будто все делается ради моего же блага. — Подступившие слезы обиды душили и жгли глаза. И кроме того, меня бесило то, что о Бруклине мы говорили точно о стране третьего мира. — Я взрослая женщина. Я сама принимаю решения. Таков, черт возьми, закон!
— Ева, не надо говорить со мной подобным тоном. Я всего-навсего забочусь о твоей матери. И о тебе.
— Ты потворствуешь ей, тем самым способствуя развитию ее болезни. И меня норовишь сделать больной! — вскочив из-за стола, воскликнула я.
— Сядь. Тебе надо поесть. Моника переживает, боится, что ты питаешься не слишком полезно для здоровья.
— Ричард, она вообще по любому поводу переживает. И проблема серьезнее, чем ты думаешь. — Я бросила салфетку на стол. — Все. Мне пора возвращаться на работу.
Я повернулась и, пулей выскочив из комнаты, забрала у секретарши Стэнтона свою сумочку, но положила ей на стол свой мобильник. Клэнси, поджидавший в приемной, последовал за мной, и у меня хватило здравого смысла не пытаться от него отделаться. Ведь он выполнял распоряжения исключительно Стэнтона, и никого другого.
Всю дорогу, пока Клэнси вез меня обратно, я кипела от негодования, хотя в глубине души прекрасно понимала, что в конечном счете и сама не намного лучше Стэнтона. По той простой причине, что, как всегда, готова уступить, готова опять позволить маме настоять на своем. Сердце мое разрывалось от жалости к ней. Ведь ей, бедняжке, и так досталось, и я не могла позволить себе заставить ее переживать еще больше. Она была ужасно ранима, да к тому же по-настоящему любила меня, пусть ее любовь и граничила порой с безумием.
Так или иначе, но вернулась я в поганом настроении. Клэнси уехал, а я осталась стоять на тротуаре, озираясь по сторонам в надежде увидеть аптеку, где можно было бы купить плитку шоколада, или магазин, где продают мобильники.
Обойдя в результате весь квартал, я купила полдюжины шоколадных батончиков и вернулась к Кроссфайр. И хотя отсутствовала я около часа, желания использовать предоставленное Марком дополнительное свободное время у меня не было. Напротив, мне не терпелось приняться за работу, чтобы отвлечься от мыслей о своей чокнутой семейке.
Оказавшись в пустой кабине лифта, я развернула батончик и жадно впилась в него зубами, твердо решив покончить с шоколадом до того, как достигну двадцатого этажа. Но лифт остановился на четвертом. Чему я даже обрадовалась, поскольку получила лишнюю возможность насладиться вкусом таявших во рту темного шоколада и карамели.
