Заячье сердце (СИ) - Ветер Полина

Да ладно! Философ, блин, двадцать первого века!

— Вчера кто-то очень даже меня хотел. — Шиплю. — А я, между прочим, вообще ни о чём таком не думала!

— Зато ты расслабилась и почувствовала себя желанной. Это разве плохо?

— Плохо, если это происходит не с тем, кого я люблю.

Димка хмурится на мои слова и отворачивается в окно. Ненадолго, правда. Тут же возвращается в амплуа «привычного засранца».

— Считай, это была тренировка. Как в футболе. Чтобы забить гол, нужно долго работать над техникой.

— Зашибись… Ты ко мне в тренеры записался? А если я не хочу? Мне не надо это!

— Да успокойся ты, Алин. Не буду тебя больше трогать, раз я настолько тебе противен.

Редкость — чтобы Крючковский называл меня по имени. И я не могу сказать, что мне противно было вчера. Скорее наоборот: даже понравилось. Просто в голове теперь такая каша… Я же люблю Ваню, почему моё тело так откликалось на действия другого? Вела себя, как шлюха. Как после этого себя уважать?

Не знаю почему, но говорить правду о своих мыслях и ощущениях Димке мне сложно. И сейчас мне хочется просто стереть из памяти вчерашний вечер, чтобы не чувствовать себя такой идиоткой.

— Обещай, что это не повторится. — Поворачиваюсь к нему.

Дима смотрит на меня, словно решает: всерьёз я или нет.

Потом паркует машину на стоянке.

— Как хочешь. — Отвечает, пожимая плечами.

— Зачем мы сюда приехали?

— Поможешь мне кое с чем.

Мы выходим и поднимаемся к нему.

Я в его квартире впервые, осматриваюсь и заключаю: обыкновенная холостяцкая берлога. Ничего примечательного: однотонные стены, большой диван, на кухне беспорядок. Разве что панорамное окно добавляет оригинальности. Такая же хата, как у Ромки, только запах другой, незнакомый.

— Проходи. — Бросает мне Димка, растворяясь за дверью ванной. — Хочешь чего-нибудь съесть?

— Может быть. — Три литра чая, выпитые у брата уже переварились, к тому же, я нервничаю.

По-хозяйски заглядываю в холодильник. Да… Негусто. Хотя, в моём-то обстановка ещё печальней. Не люблю я готовить, не моё это.

Выудив сыр и колбасу, сооружаю нехитрый бутерброд, начинаю его жевать.

Крючковский, переодетый в домашнюю футболку и штаны, находит меня, жующую без зазрения совести.

— Чай хоть давай разогреем. — Заключает, включая плиту. Садится напротив меня.

— С чем я должна тебе помочь? — Спрашиваю после недолгого молчания.

— У матери день рождения скоро. Она хочет вазу фарфоровую для коллекции. Я в интернете пошарился, там их огромная куча разных. Можешь со мной выбрать?

Удивлена.

— Зачем было к тебе ехать? Могли бы у общаги в машине посмотреть.

— Ой, Зайцева… — Пыхтит, вставая. — Вечно ты какие-то подвохи ищешь.

— С тобой как на вулкане. Надо быть ко всему готовой.

Не можем мы не возвращаться к этой теме.

— Да я устал просто, после тренировки. Хочу на диван лечь и спокойно выбрать подарок моей любимой матушке. Никаких подвохов. Просто ляжем вдоль, и вместе посмотрим.

Димка ставит передо мной кружку с чаем, подвигает сахарницу.

Сам садится обратно.

— А ты? — Киваю на бокал.

— Я не хочу.

— Ну ладно.

Допиваю свой чай, мою чашку и поворачиваюсь, устроив ладони на бёдрах.

— Ну что, показывай.

— Не. Сначала на диван. Я и так из последних сил спину держу.

— Какой ты слабенький, Крючковский. Как же Оксанка с тобой жить будет? Если ты на ходу рассыпаешься?

Как тут не подколоть. Это ж моё любимое занятие.

— Она со мной жить не будет. — Спокойно так, поднимаясь.

Хочется сказать ему, что я тоже на это надеюсь. Но вовремя затыкаю язык куда подальше.

Дима ложится на диван вдоль. Похлопывает по мягкой обивке рядом, показывая, куда мне нужно устроиться.

— Ты издеваешься? — Складываю руки на груди, подняв брови вверх.

— Да ладно! Боишься меня что ли? Я не кусаюсь. Иди сюда. — Снова хлопает.

Расстояние от парня до края дивана — сантиметров тридцать. То есть, я должна лечь вплотную к нему, а то ещё и ногу на него закинуть, чтобы удержаться. Зашибись, придумал.

— Мы не уместимся. — Отрицательно киваю головой.

— Тут бегемот уместится. Пошли.

Он так спокойно говорит, а я чувствую, что начинают дрожать руки.

Нам нельзя находиться в такой непосредственной близости. Это плохо закончится.

Дима так не думает, потому что ждёт, когда я уже сдамся.

Да пошёл он к чёрту! Мы ж не в детском саду…

Решительно плюхаюсь на предложенное место, задев его буквально всеми частями тела. Кажется, даже приложив локтем в лоб.

Сам напросился, я тут не причем.

— Ну? — Подгоняю его поскорее закончить этот балаган.

— Слушай, ну мы ж друзья с тобой. Чего ты так бесишься?

Друзья не целуются! Тупоголовая ты дубина.

— Не бешусь я. Показывай уже.

Вместо этого, Димка распределяет нас на диване, как ему кажется, чтобы было удобнее — свою руку кладёт мне под голову, а мою ногу действительно закидывает себе на бедро.

Я начинаю закипать. И не только в моральном смысле. Он провоцирует меня. И делает это с таким видом, будто не понимает в чём проблема.

Я не знаю, зачем всё это. Внешне я не в его вкусе. Характер у меня тоже не сахар.

— Вот. — Открывает приложение на телефоне. — Смотри, их тут куча. И все красивые.

Выдыхаю.

Ладно.

Мы просто выберем вазу.

— На какую цену ориентируешься?

— На цену не смотри. Главное, чтобы понравилась тебе.

Он листает бесконечную ленту с фото китайских ваз, и я понимаю, что выбрать одну действительно, офигеть, как трудно. Просто глаза разбежались.

По ходу просмотра мы обсуждаем некоторые из них, но я сосредоточена больше на своей ноге, которая почти онемела от напряжения, когда его ладонь, будто невзначай, устроилась сверху.

«Он делает это нарочно» — Повторяю себе. — «Не поддаваться на провокацию».

— Вот эта вроде неплохая. — Охрипшим голосом пытаюсь вернуться в реальность.

— Пузатая какая-то. Тебе точно нравится?

Дааа…

Нет!

Мне не нравится, что сейчас происходит.

От его близости и запаха голова куда-то плывёт. Горячие пальцы уже прожгли дыру на бедре. И я абсолютно не сконцентрирована на вазах.

— Мы так до утра не выберем.

— Я думал, ты мне поможешь, а получается, вдвоём ещё хуже запутались…

Его фраза звучит двусмысленно.

Я фокусирую взгляд на телефоне из последних сил.

Почему?

Ну почему я так реагирую?

И почему сейчас, когда на полпути уже к своей давней мечте?

Это неправильно.

— Рука устала. — Говорит тихо, опуская телефон. — Закажу эту, пузатую.

Теперь я полностью в кольце его рук, и чувствую, как его подбородок касается моей головы.

— Мне домой пора. — Тоже тихо, и как-то неуверенно.

— Останься. — Шепчет мне в макушку.

— Мы не сможем спать тут вдвоем.

Меня уже трясёт всю. И я понимаю, что дурная половина меня не хочет никуда уходить. Уж себе-то врать не стоит.

— Я разложу диван.

— Зачем, Дим? — Поднимаю глаза, чтобы видеть его лицо.

— Не хочу один оставаться. С тобой тепло. — Он улыбается как-то странно, а я отодвигаюсь немного, мне дышать трудно. — Обещаю, не трогать тебя, если боишься. Даже целовать не буду. Пообнимаемся только и всё.

Я мечусь между желанием убежать трусливо, сверкая пятками, и остаться тут навечно.

В мысли какими-то острыми иголками проникают воспоминания о Корзуне, но их быстро стирают Димкины пальцы, которые с бедра перемещаются мне на щёку.

Он водит ими по лицу, внимательно следя глазами, которые сверкают, когда я, в ответ на прикосновения, приоткрываю губы.

Его лицо наклоняется ко мне. Я уже не дышу, но последние отголоски здравомыслия складываются в одну фразу:

— Ты же обещал.

Голос подводит меня, хрипом украшая тембр, а Дима стискивает меня сильнее.

— Ты моей смерти хочешь. — Снова куда-то в макушку.

— Я же говорю, лучше мне домой пойти…