Михаил Окунь - Деревенская принцесса
Михаил Окунь - Деревенская принцесса краткое содержание
Михаил Окунь
Деревенская принцесса
Вертолет поднялся в воздух и взял курс на северо-восток. Позади осталась столица Южно-Африканской республики Претория. Вместо того чтобы, как нормальному человеку провести уик-энд на побережье океана в каком-нибудь курортном городишке с его комфортабельными отелями, бассейнами, ресторанами и доступными красотками всех рас и оттенков кожи я, как идиот, тащусь в неведомые дебри Черного континента. Да, этот хитрец Дэвид умеет убеждать…
В крупном издательском концерне солидный, седовласый Дэвид трудится главным редактором журнала, посвященного вопросам этнографии. А потому частенько получает приглашения на местные праздники из разных точек глубинки ЮАР (удивляться тут нечему, причуды цивилизации: мобильный телефон может болтаться на груди какого-нибудь племенного вождя вместе с бусами и клыками животных). На один из таких праздников Дэвид решил непременно зазвать и меня.
– Далось тебе это побережье! Побываешь в настоящей Африке, увидишь туземных девочек из древней народности. А повезет – так и не только увидишь… Они настоящие красавицы – не чета тем, что торчат в барах Кейптауна и Йоханнесбурга. Сам же утверждал, что в России самые красивые девушки живут в провинции. Вот и здесь то же самое.
И я, не устояв, согласился.
Слегка подташнивало, глаза слипались. Мысли невольно унеслись к прошедшей ночи…
После журналистской тусовки мы оказались в квартире Августины, на ее кровати размером с плоскую вершину Столовой горы. Загорелая спортивная редакторша отдела моды одного из глянцевых журналов оказалась на редкость бойкой, а ее любимая позиция – весьма нетрадиционной. Под руководством Авы наши тела образовали крест. Я лежал на спине, Ава – тоже, под углом в девяносто градусов ко мне. А в точке нашего пересечения крест был скреплен «кожаным болтом», с которого Августина, обладающая бурным темпераментом, ухитрялась срываться, подходя к пику наслаждения – независимо от того, в какое из двух горячих отверстий поперечной перекладины был ввинчен «болт». За эти «проколы в работе» Ава во время перекуров подвергалась легкому наказанию – порке брючным ремнем, от чего заводилась пуще прежнего…
Из полусонного состояния меня вывел голос Дэвида:
– Это Лимпопо – крикнул он, указывая на блестевшую под нами реку, – за нею уже Зимбабве. Скоро снижаемся.
Бог ты мой, куда занесло – Лимпопо! Только доктора Айболита не хватает…
Наш вертолет плавно опустился на площадку среди холмов неподалеку от большой деревни. Толпа от мала до велика встречала гостей. По единственной деревенской улице мы отправились к дому вождя. Как объяснил мне Дэвид, его титул приравнивается к королевскому, то есть он «король деревни», а его хижина, таким образом, королевская резиденция.
Резиденция была действительно побольше в диаметре, чем другие круглые глинобитные хижины, крытые тростником. Да еще ее окружал глиняный тын, разукрашенный какими-то геометрическими узорами.
Король по имени Мхеку принял нас благосклонно и явно обрадовался нескольким коробкам баночного пива, захваченным Дэвидом в подарок. До начала торжества мы побродили по деревне. Я удивился огромному количеству девчонок всех возрастов. Внешность их была весьма своеобразна: широкоротые, пухлогубые, скуластенькие. Большие глаза с яркими белками.
Прически как таковые им не требовались – головы юных прелестниц покрывали мелкие короткие завитки волос. Они были довольно высоки и стройны, хотя у тех, что постарше, животики уже подзаплыли слоем жирка, а большие груди смотрели не вдаль, а в землю. Кстати, о грудях. Я впервые заметил, что они были явно светлее остального тела. Но соски у молодаек были черны и остры.
Об их одежде, вернее, ее отсутствии, я уж и не говорю. Лишь у девчонок, которые были постарше лет десяти-одиннадцати, бедра охватывал узкий цветной шнурок, на котором спереди болталась небольшая тряпочка.
Сумерки начали сгущаться, и послышался грохот тамтамов и звуки труб. Приглядевшись, я обнаружил, что роль первых играют раскрашенные бочки из-под солярки, а вторых – выдолбленные антилопьи рога. Этакая смесь отходов цивилизации и охотничьих трофеев.
Вся деревня собралась вокруг большого костра. Маисовые лепешки, бананы, жареная говядина, домашнее пиво и особый деликатес – что-то вроде котлет из мяса страуса. Да, местный народ любит выпить и закусить. Кстати в ЮАР испокон веку принято раскармливать невесток в доме мужа – это свидетельствует о достатке в семье. Я с сожалением посмотрел на хрупких черных нимфеток – быть им через несколько лет дородными матронами.
Кстати, о выпивке. Кроме пива на пиру имелся напиток покрепче с мудрёным названием. Очень недурен, если отвлечься от способа его приготовления – старухи беззубыми деснами перетирают какие-то коренья и сплевывают в общий чан. После чего масса забраживает и подвергается процеживанию. Продукт натуральный, хлебай на здоровье! На Руси и не такое употребляют…
Наконец, местный шаман, мотавшийся вокруг костра, напялив шкуру бабуина, дал знак к началу танца девушек. Это было кульминацией праздника.
Юные танцовщицы плотно прижались друг к другу, образовав подобие «паровозика». Сходство с ним усугублялось тем, что они согнули руки и каждая взялась за локти подруги, стоящей впереди. На самом же деле они изображали гигантского питона – мифологического гаранта благополучия племени и обильного деторождения. Обнаженные девичьи фигурки ритмично извивались в отблесках костра, послушные темпу ударов тамтамов. Танец символизировал сотворение жизни. Попросту говоря, половой акт, совершаемый питоном.
Внезапно «паровозик» распался. Девчонки кинулись на землю и начали неистово демонстрировать, как они сумеют ублажать своих супругов, когда выйдут замуж. Они вытворяли черт знает что, и каждая стремилась перещеголять подруг в этой пантомиме. Ни в одном фильме класса XXX не видел я такой достоверной актерской игры. Думаю, даже старик Станиславский воспалился бы от подобного зрелища и заткнулся со своим «Не верю!»
Под утро, несмотря на перевозбуждение от выпитого и увиденного, стало клонить в сон. Сказалась и предыдущая бурная ночь с Августиной, и крепость старушечьего зелья. Дэвид оказался гораздо более привычным к нему.
Толстуха лет сорока проводила меня к местной «гостинице» – обычной хижине, всё убранство которой составляли несколько циновок на полу. Она зажгла фитиль в глиняной плошке глиняную плошку, после чего, наконец, удалилась, а то у меня уже закрались сомнения, не ее ли часом отрядили ублажать дорогого гостя.
Я завалился на циновку и начал погружаться в сон, как вдруг дерюжка, закрывавшая вход, отдернулась и на пороге появилась девочка лет тринадцати-четырнадцати.
