Рэйчел Кейн - Полуночные укусы
Он ждал, и после долгих нескольких вдохов мистер Прилизанный открыл лицо и встретился с глазами Майкла. Я не могла видеть их, но я знала, как они будут выглядеть – светящиеся, красные, страшные, если вы не тонули в этом бассейне малинового и не в состоянии чувствовать вообще ничего.
У Майкла была одна из самых сильных забудь–обо–мне способностей, которую Амелия когда–либо видела, и он доказал это сейчас низким, умеренным тоном:
– Бедный Джереми умер от голода в клетке. Повтори.
– Бедный Джереми умер от голода в клетке, – повторил мужчина унылым, спокойным голосом.
– И тебе от этого очень плохо.
– Мне от этого очень плохо. – Я видела, как глаза мистера Прилизанного вдруг наполняются горячими слезами, которые бегут по щекам беспорядочными дорожками. – Господи...
– Тебе настолько плохо, что ты больше не запустишь шоу такого рода. Не с теми, кто не подпишется на это и будет получать деньги. И никаких вампиров. Настоящих.
– Настоящих, – эхом повторил он. Его голос дрожал, как и его плечи. Вау. Майкл действительно покачнул его мир, и не в хорошем смысле. – Мне жаль, мне так жаль...
– Сколько человек знает о Джереми?
Мистер Прилизанный назвал их, но это был узкий круг людей – он, мистер Мертвый Бетти и еще одна женщина по имени Айсис, которая спала в своем трейлере возле колеса обозрения.
– У тебя есть ключ от этой клетки? – наконец спросил Майкл. Когда мужчина кивнул, он сказал: – Брось его мне.
Мистер Прилизанный бросил его, и Майкл без труда поймал в воздухе. Он бросил его на тело мистера Бетти и нахмурился от дела рук Джереми.
– Нам нужно сделать это менее... вампирским, – сказал он.
Я медленно подняла пистолет и нож.
– Я буду сожалеть об этом, – сказала я, – но думаю, знаю, как это сделать.
Лучше пропустить то, что произошло дальше, за исключением того, что я сделала вид тела мистера Бетти, словно он был атакован ножом в шею, а затем в него выстрелили. Достойный коронер – как те на телевидении – определил бы, что раны посмертные, но сомнительно, что в этом городке есть какой–нибудь хороший коронер. Если только работники карнавала сообщат о смерти, в чем я сомневаюсь.
Это бы прокатило. Я почувствовала слабость, позже, и Майкл схватил меня, когда я, шатаясь, пыталась встать. Он обнял меня и держал крепко в течение нескольких долгих секунд, а затем прошептал:
– Ева...
– Я в порядке, – сказала я и сглотнула подступающую тошноту. – Просто еще один чертов день в Морганвилле.
– Ты слишком много смотришь телевизор.
– Возможно. Итак? Что насчет этой Айсис?
– Я позабочусь об этом, – ответил Майкл и ослабил объятие, чтобы между нами оказался воздух, но он не отпустил меня. Я люблю его за это – за то, что знает, что мне нужно и когда. – Я люблю тебя.
Я выдавила усмешку.
– И тебе того же, жеребец. Ты любишь меня только за мое умение увечить тело.
Его улыбка померкла, и не было никаких следов вампира в его голубых глазах. Он выглядел как мальчик, в которого я влюбилась в средней школе. Мстительный ангел. Ни разу не павший.
– Нет, – сказал он. – Я люблю тебя за тебя. Всегда.
Я поцеловала его, что было странно, учитывая обстоятельства, но мне нужно вновь почувствовать его руки вокруг меня, твердый, надежный вес его тела и прохладный, сладкий вкус его губ. Мне нужно знать, что все нормально.
Он сказал без слов, что все хорошо.
Затем он отступил назад, посмотрел на Джереми и сказал:
– Я здесь, чтобы помочь тебе, но клянусь Богом, если ты хоть пальцем ее тронешь, я порву тебя на части. Все ясно?
Джереми пожал плечами, что, как я догадалась, было его версией да, и Майкл посмотрел на меня. Молчаливый диалог был примерно таким: Ты в порядке? Да. Люблю тебя. Тоже тебя люблю. И т. д. Ну, и где–то в этом взгляде он также предупредил меня держать нож и пистолет в руках, с чем я не собиралась спорить в любом случае.
– Нам пора идти, – сказал Джереми, когда Майкл исчез в открытой двери. – Не хочу, чтобы мой человеческий босс вспомнил что–нибудь.
Он был прав, но я плохо себя чувствовала, уходя – Майкл не сказал оставаться на месте, но мне было неудобно от мысли, что он может быть не в состоянии немедленно найти меня, если я попаду в беду. Потому что Джереми – беда. Он словно источал вокруг себя черную дымку – что–то призрачное в моем периферийном зрении, словно он был затуманен. Я должна сконцентрироваться и смотреть прямо на него, чтобы чувствовать, что он здесь. Полезное умение, возможно, но на самом деле страшно, когда я чувствовала себя как теплокровная добыча хладнокровного, голодного хищника.
Хотя он сдержал свое слово. Он не трогал меня и шел в трех шагах впереди, зная, что я не хочу, чтобы он был у меня за спиной. После того, как мы вышли из комнаты, я остановилась, потому что совершенно забыла, что это Мрачная Карусель... что я нашла эту комнату в первую очередь из–за адаптированных в темноте глазах Майкла.
Я ни черта не видела.
Я слышала слабый смешок Джереми в нескольких футах, и я увидела вспышку чего–то, что, возможно, было его глазами. Жутко.
– Нет фонарика? – спросил он. – У мертвого парня должен быть.
Я вернулась за ним и не смотрела на лицо мистера Бетти, пока доставала фонарик из его кобуры. Это тяжелый Maglite, что хорошо – еще одно оружие, хотя мне нужно убрать пистолет, чтобы держать его. Все равно от ножа больше пользы против Джереми.
Блестящий луч Maglite показал всех монстров в их ветхой славе – Дракула в его потертом плаще и пыльном гробу; Человек–волк, искусственный мех которого вылинял; большой паук над головой сделан из пенопласта и ткани, с настоящей паутиной, сотканной некоторыми очень амбициозными паукообразными. Место было грязным, полным крыс и тараканов, и я была очень рада своим ботинкам.
Самое плохое, наиболее реальным монстром здесь был Джереми цвета открытой кости, и чьи глаза были чужды, как и все на земле. Его улыбка – то, чему он научился, а не то, что чувствует, и хотя он был маленький и жилистый и выглядел жалко в его мешковатых штанах хаки, я так его боялась, что было трудно дышать.
Но он сдержал свое слово.
Мы вышли на холодный резкий ветер; над головой ржавый Мрачный Жнец скрипел, покачиваясь. Я не видела ничего движущегося кроме перекати поле и мусора.
Джереми отошел на несколько футов, а затем остановился, глядя на небо. Он закрыл глаза и сделал глубокий, медленный вдох, словно хотел выпить весь окружающий его мир. На тот момент он выглядел на свой физический возраст – я понятия не имею, сколько ему лет на самом деле, но он выглядит на тринадцать, может, на четырнадцать. Очень молод, чтобы стать вампиром, но в зависимости от того, когда это случилось, тринадцати или четырнадцатилетний считался взрослым.
