Наталья Якобсон - Избранники Тёмных сил
Прежде чем меня успели заметить, я уже прошел мимо. Сзади мне все время слышались шаги, и казалось, что затылок вот-вот обдаст мертвенным зловонным дыханием. Шелест платья и возня червей долетали до слуха. Даже если бы я зажал руками уши, настойчивые звуки не прекратились бы. На пустынных, объятых тишиной улицах они казались еще более зловещими.
Платье шуршало уже где-то рядом. Даниэлла то ли бежала, то ли летела за мной, а церкви поблизости было не видно.
Вокруг не было никого, с кем я мог бы ненадолго заговорить, и тем самым вынудить Даниэллу на время спрятаться за углом. Она почему-то не приближалась ко мне вплотную, если рядом были живые люди. Я свернул в переулок и чуть не сбил с ног какого-то паренька, очевидно, художника, поскольку под мышкой он нес сложенный мольберт и рулон бумаги. Должно быть, его мне послала сама судьба.
— Помоги мне укрыться, — то ли попросил, то ли потребовал я, быстро подбирая выпавшую у него из рук коробку с кистями.
Юноша сначала рассеянно оглянулся по сторонам, потом, очевидно, заметил кого-то в переулке и быстро взмахнул рукой, предлагая следовать за ним. Наконец-то я нашел одну добрую душу в мире, где меня до сих пор окружало только зло.
— Пойдемте, быстрее! — поторапливал живописец. — Вот в этот дом!
Он толкнул какую-то обшарпанную дверь, схватил меня за локоть и чуть ли не силой втащил в темное помещение. Дверь была настолько расшатана, что тут же захлопнулась бы за нами, если бы чья-то худая, разлагающаяся руку с силой не вцепилась в косяк. На кисти блеснул браслет Даниэллы. Ногти скребли филенки, словно демонстрируя, что собираются сделать со мной, когда поймают.
— Идти на самый верх по лестнице! — услужливо предложил мой спутник, а сам попытался запереть дверь. Кажется, ему это удалось. Во всяком случае, он уже скоро бежал впереди меня по крутым скрипучим ступенькам.
— Ну и кошка! — выругался он, потирая поцарапанную щеку.
— Почему ты не испугался ее? — на бегу поинтересовался я.
— Мне они зла не причинят, — он беспечно пожал плечами, быстро вытащив ключ, отпер дверь мансарды и пропустил меня вперед.
Я понял, что очутился в мастерской художника. Здесь мой случайный спаситель, очевидно, и работал, и спал, потому что в углу стояла, помимо мольбертов, еще и кровать. Окно было приоткрыто, словно ожидая, когда вернется улетевшая птица. Я хотел закрыть его, но тут же услышал настойчивое:
— Не надо!
— Почему? — удивился я.
— Не надо, и все! — резко сказал художник, сам он уже накрепко запирал дверь. Я отлично слышал, что с другой стороны двери уже раздается противное поскребывание, но внутрь, сквозь не слишком плотную перегородку, Даниэлла почему-то просочиться не может. Неужели я снова оказался у колдуна. Может ли живописец быть колдуном? Я присмотрелся к нему повнимательнее и решил, что нет. Слишком чистое, открытое лицо, вполне человеческая усталость в больших грустных глазах и никакой магии, исходящей от правильных тонких черт, ничего, кроме радушия и обаяния. Порочная, обратившаяся к магии натура не может даже с помощью волшебства создать себе такую приятную наружность. В красоте сверхъестественных созданий угадывалась опасность или некая таинственность, от моего же нового знакомого исходили только готовность помочь и простодушие.
— Меня зовут Марсель, — представился он, после того, как убедился, что дверь надежно заперта, но ее можно было и не запирать вовсе, Даниэлла все равно бы не смогла переступить порог, возможно, некая тайная сила мешала ей и преграждала путь точно так же, как она сама недавно не позволяла мне войти в собор. Может, у Марселя есть свой собственный, очень сильный ангел-хранитель? Такой добросердечный молодой человек, как он, наверное, заслуживает, чтобы его оберегал святой дух. Марсель помог незнакомцу, ничуть не задумываясь о том, кем может оказаться спасенный, разбойником, душегубом или колдуном. Очевидно, поскольку сам он не творил зла, то и в голову ему никогда не приходило дурных мыслей о ближних.
— Мое имя — Батист, — представился я, и Марсель по-дружески, ободряюще улыбнулся.
— Добро пожаловать! — сказал он, и мне показалось, что, несмотря на радостную улыбку, в глазах у него затаилась печаль.
— Почему ты не позволил мне закрыть окно? Ведь она же способна забраться сюда через приоткрытый ставень.
— Не способна, — уверенно возразил он. — Тебе нечего бояться. А окно в моем жилище должно быть приоткрыто всегда, невзирая на зимнюю стужу. Распахнутый ставень, это условный знак, если хочешь, сигнал, но к тебе или к ней это не имеет никого отношения, — он кивнул на дверь, имея в виду ту, которая осталась за порогом.
— К тебе кто-то должен прийти? — я заметил, что в мастерской все убрано и выметено, будто в ожидании гостя. Не хотелось становиться лишним или обузой для того, с кем я едва знаком.
Марсель покосился на окно, словно в надежде на некое тайное знамение, и, не увидев такого, понуро отвел взгляд.
— Я ждал одного друга, — с грустью вздохнул он. — И, скорее всего, ждал напрасно, сегодня слишком тихая ночь.
— Тихая ночь? — переспросил я, мне из-за Даниэллы и начинающейся метели она таковой не казалась. — А ты что-то особенное надеялся услышать?
— Шелест крыльев, — Марсель мечтательно и в то же время горько усмехнулся, невозможно было понять, фантазирует он, как и положено художнику, или говорит серьезно.
— Это все твои работы? — как только страх прошел, внимание стало отвлекаться на обстановку вокруг, на чудесные фантастические картины. Я никогда не видел ничего подобного, но с первого взгляда смог бы назвать всю эту живопись невообразимо прекрасной.
— Располагайся, как дома, — учтиво предложил Марсель. — Только не трогай те картины, что стоят справа, краски на них еще не высохли.
— Ты работаешь на заказ? Я хорошо заплачу, если ты нарисуешь что-то подобное для меня, — зачем мне сейчас была нужна картина, я сам понятия не имел, наверное, мне просто хотелось сохранить и унести с собой хоть малую частичку всей этой красоты.
Услышав предложение, которое другому художнику показалось бы заманчивым, Марсель почему-то виновато потупился.
— Прости, но сейчас я работаю на одного-единственного заказчика, — извинился он, упорно пряча от меня глаза, будто в его взгляде можно было прочесть о чем-то таком, о чем никому постороннему не следует знать.
— На кого же ты работаешь, уж не на самого ли дьявола, что так боишься ему изменить? — с досады сболтнул я, и подумал, что мог бы и попасть в точку, если бы имел дело с таким же малодушным человеком, как я сам. Но Марсель был другим, он бы не соблазнился туманным обещанием колдовского богатства и силы.
