Елена Грушковская - Странник
— Альмагир, — проговорил лорд Райвенн, качая головой, — ты знаешь, что ты для меня всегда был желанным гостем… Ты сам не захотел войти. Что ты намерен делать? Ты уже как-нибудь устроился?
— Пока нет, милорд, — ответил Альмагир. — Документы я уже восстановил, но для службы я уже не годен по состоянию здоровья. Придётся искать другую работу.
— Тебе есть, где жить? — спросил лорд Райвенн.
— Я подыскиваю недорогое жильё, — ответил Альмагир. — Но пока ещё не нашёл.
— Ты уже нашёл его, — сказал лорд Райвенн. — Оставайся в моём доме.
— Благодарю вас, милорд, но я не могу принять ваше предложение, — сказал Альмагир.
— Снова, как тридцать лет назад! — вздохнул лорд Райвенн. — Хорошо, тогда я предлагаю тебе жить здесь при условии, что ты будешь помогать Джиму с ребёнком. Ему сейчас тяжело, он ещё не оправился от удара, нанесённого ему гибелью Фалкона… Надеюсь, ты не откажешься от возможности нянчить своего внука, свою родную кровинку? Это для начала, а потом мы можем придумать что-нибудь другое.
— Я бы с радостью, — улыбнулся Альмагир. — Но как бы малыш меня не испугался. — И он провёл рукой по голове и щеке.
— Он не испугается, — сказал лорд Райвенн. — Ты его родной дедушка, вы одной крови. Кроме того, другим он тебя не видел. Оставайся у нас, Альмагир! Ты правильно сделал, что пришёл сюда. Здесь тебе всегда рады.
— Я благодарю вас, милорд, — сказал Альмагир. — Признаться, мне и самому хотелось бы остаться, чтобы быть рядом с внуком. Как его зовут?
— Илидор, — сказал Джим. — Потому что он родился в илине.
— Фалкон успел его увидеть? — спросил Альмагир.
— Да, — вздохнул лорд Райвенн. — Он успел увидеть своего сына и подержать на руках, но совсем недолго.
Альмагир согласился остаться. Он был так похож на Фалкона, что Джима брала оторопь, когда он его видел. У него была та же стремительная походка, отличавшаяся лишь небольшой хромотой, в голосе звучали те же нотки, но главным сходством были глаза и их ясный, искренний и бесстрашный взгляд. Он был вылитый Фалкон, с тем лишь отличием, что он был старше, у него совсем не было волос, а его лицо безобразил ожог. Все его немногие вещи умещались в рюкзаке, а из одежды он имел только форму, которая была на нём надета. Его разместили в комнате неподалёку от комнаты Джима и детской, и он, по-видимому, очень усталый, сразу заснул.
С Раданайтом он встретился только утром, за завтраком. Увидев его, Раданайт нахмурился и сказал:
— Я не знал, что у нас гость.
— Познакомься, это Альмагир, отец Фалкона, — сказал лорд Райвенн. — Все эти годы он находился в плену, но недавно ему удалось освободиться. У него больше нет дома, поэтому он будет жить с нами. Я думаю, он имеет на это право, так как здесь живёт его внук.
— Я очень рад, — пробурчал Раданайт.
По его виду нельзя было сказать, что он был рад. Он позавтракал совсем едва, сухо со всеми простился и уехал. Лорд Райвенн сказал Альмагиру со вздохом:
— Увы, мой друг, они с твоим сыном не питали друг к другу братских чувств, хотя я старался воспитывать их, как братьев.
— Я бы не хотел, чтобы кто-то из членов вашей семьи тяготился моим присутствием, милорд, — сказал Альмагир.
— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал лорд Райвенн. — Раданайт уже взрослый и серьёзный, у него своя жизнь, да и бóльшую часть дня его дома не бывает. Он сейчас больше озабочен карьерой, нежели семейными делами.
Джим ещё никогда не видел, чтобы у лорда Райвенна так светился взгляд. Он вспомнил историю об их с отцом Фалкона любви, рассказанную лордом Райвенном при их первом с Джимом знакомстве. Теперь и лорд Райвенн, и Альмагир были вдовцами, и свет в глазах лорда Райвенна выдавал его чувства с головой. Однако Альмагир был сдержан и подчёркнуто почтителен. После завтрака он зашёл к Джиму.
— Можно к вам? — спросил он, останавливаясь у двери. — Я хотел взглянуть на Илидора.
Джим впустил его в детскую. Альмагир долго с задумчивой нежностью и печалью смотрел на ребёнка, потом шёпотом сказал:
— Признаться, я не очень-то умею обращаться с детьми. Уж не знаю, какой из меня получится помощник… Но я постараюсь научиться как можно быстрее.
Джим спросил:
— Как вы вообще попали на ту планету?
— Это была аварийная посадка, — ответил Альмагир. — Народ, с которым я столкнулся, довольно примитивный по сравнению с нами, у них нет ни техники, ни науки, но они очень искусны в приготовлении всяческих снадобий. Я не хотел убивать сына их вождя, это вышло случайно, я лишь хотел уберечь его, чтобы он никого не убил из моего оружия или сам по неосторожности не застрелился. Они устроили надо мной суд и всё-таки разобрались, что я убил его непреднамеренно. Вождь приговорил меня к рабству, и они крепко опоили меня одним из своих зелий. Всех этих пятнадцати лет я почти не помню — так, какие-то обрывки. Хорошо помню, как они мочили мне голову какой-то гадостью, после которой у меня вылезли все волосы и потом больше не росли. Этот рубец на моём лице — тоже их рук дело. А потом они почему-то перестали поить меня своей гадостью, и у меня постепенно стало проясняться в голове. Вождь сказал, что я свободен и могу лететь домой, так как отбыл своё наказание. У меня были серьёзные неполадки, поэтому мне пришлось посылать сигнал бедствия. Меня забрали оттуда, а потом ещё долго разбирались, кто я такой, как там очутился и не дезертир ли я. Разобрались, но выгнали на пенсию, так как я уже староват, и здоровье у меня уже не то. Там же мне сообщили, что есть ещё один капитан Индеора, недавно погибший на войне с Зормом… Так я узнал, что мой сын пошёл по моим стопам.
Альмагир надолго умолк, и Джим не решался его расспрашивать. Незатихающая боль по Фалкону снова начала жечь ему душу. Он сказал:
— Я знаю, что такое рабство. Я понимаю вас.
Альмагир нахмурился.
— Как вы, сын лорда, можете знать это?
— Я не всегда был сыном лорда, — сказал Джим. — Милорд Райвенн усыновил меня, после того как оказалось, что я не сын Фалкона.
И он стал рассказывать Альмагиру всё с самого начала, с первой зари своих воспоминаний. Он не упускал ни малейшей детали, он рассказал даже о Зиддике и о том, как Ахиббо продавал его. Удивительно, но эти воспоминания уже почти не ранили его, он рассказывал их, как чужую историю. Когда он начал рассказывать о Фалконе, из его глаз покатились тёплые слёзы. Он впервые писал на чистовик их с Фалконом историю — полную версию без умолчаний, и дни-строчки ложились на лист времени огненными письменами. Тёплая ладонь Альмагира коснулась его щеки, вытерев ему слёзы.
