Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар
Да, Мелисанда не солгала о книге. Если Делоне сочинил эти строки, он совершенно точно посвящал их Роланду де ла Курселю, безвременно погибшему в Битве Трех Принцев. Роланду, чье обещание Делоне сдержал, вернувшись за Алкуином. Роланду, чью жену Делоне заклеймил убийцей, заплатив за эту дерзость своей поэзией, которую король предал анафеме.
Неудивительно, что до изгнания дело все-таки не дошло.
Внезапно что-то зашелестело, я развернулась и оказалась лицом к лицу с Алкуином, который неподвижно стоял у меня за спиной с открытым ртом. Я захлопнула книгу, но было уже слишком поздно.
— Не следовало тебе этого делать, — прошептал он.
— Я должна была найти ответ на вопрос. — Я закрыла крышку и защелкнула замок. — Именно этому, в конце концов, и учил нас Делоне, — добавила я, с вызовом глядя товарищу в глаза. — Помоги, пожалуйста, вернуть сундук на место.
Алкуин заколебался, но давняя дружба взяла верх. Он приблизился и помог мне удержать равновесие, пока я задвигала сундук на пыльную антресоль. Мы расставили по местам книги и высокий стул, убрав все доказательства моего прегрешения, затем вместе прислушались. В доме было по-прежнему тихо.
— Итак. — Я сложила руки на груди. — Делоне был возлюбленным принца Роланда. Ну и что из этого? Роланд де ла Курсель умер больше пятнадцати лет назад; так почему Дом Курселей до сих пор имеет дело с Делоне и наделяет его ливрейными гонцами, кассилианцами и тому подобными беспримерными милостями? Почему он именно сейчас вдруг помирился с герцогом л’Анвером, братом его также давно покойной соперницы, принцессы-консорта?
Алкуин посмотрел куда-то вдаль.
— Я не знаю.
— Не верю.
Он перевел взгляд на меня.
— Твое право, Федра. Я дал обещание и держу слово. А кто тебе подсказал, где и что искать? Мелисанда? — Я не ответила, и он нахмурился. — Она не вправе совать сюда свой нос. Если бы я мог различить границу между развлечениями и честолюбивыми устремлениями этой интриганки, спал бы гораздо спокойнее.
— О том, что я только сейчас узнала, — парировала я, — половина лордов королевства осведомлены с незапамятных времен, и, думаю, никто из них не собирается из-за этого убивать Делоне, раз до сих пор он живехонек. Изабель де ла Курсель в свое время ему уже отомстила, убедив короля запретить его стихи. Телезис де Морне говорила мне, что, повернись судьба по-другому, Делоне мог бы стать королевским поэтом. Но это все общеизвестно, а значит, неважно. Я вижу, действительно опасный вопрос — кем же он стал в итоге, лишившись возможности изливаться в виршах?
— А неужели ты не видишь, что Мелисанде Шахризай хватило ума заморочить тебе голову и послать сюда вынюхивать для нее? — приподнял брови Алкуин.
При этой мысли по коже пробежал холодок, и я прикусила язык. Алкуин уже обещал, что расскажет мне обо всем, когда я закончу туар, а еще обещал, что до того момента и рта не раскроет. В памяти всплыло давнее пророчество матери Гиацинта, и я вдруг побоялась перечислить товарищу дары Мелисанды.
— Ты расскажешь Делоне? — вместо этого спросила я.
Алкуин печально покачал головой.
— Нет, это твое дело. Я в этом не участвую, Федра. Если ты мудра, то расскажешь ему сама. Я в эту игру вмешиваться не стану.
И с этими словами он ушел, оставив меня такой одинокой, какой я никогда себя не чувствовала в доме Делоне.
В конце концов я решила потянуть время.
Я рассказала Делоне все, что смогла вспомнить из событий Самой долгой ночи, кроме эпизода с сундуком и книгой. Он заставил меня раз десять описать маскарад у герцога де Морбана и, уверившись, что торжество почти не оставило следов в моей памяти, наконец сдался и принялся разглядывать расшитую бриллиантами ткань, пропуская ее сквозь пальцы и покачивая головой.
— Что будешь делать дальше? — спросил он после долгого молчания.
У меня нашлось немного времени поразмыслить над этим вопросом, и я молитвенно сложила руки, набираясь смелости, чтобы озвучить свое желание.
— Милорд, — произнесла я, стараясь не запинаться. — Во Дворе Ночи, когда посвященный завершает свой туар, он вправе остаться в своем родном Доме и продолжить служение, преумножающее блага, пока сам не захочет уйти на покой. Я не… не хочу покидать ваш дом.
Улыбка Делоне походила на рассвет после Самой долгой ночи.
— Так ты хочешь остаться?
— Милорд, — я сглотнула, пытаясь унять в горле ком страха пополам с надеждой. — Вы мне позволите?
Он рассмеялся, привлек меня к себе и расцеловал в обе щеки.
— Шутишь? Федра, зачастую ты так рискуешь, что от страха за тебя я седею, но я сам научил тебя стремиться к цели, не ведая преград. Тебя уже не переделать, и раз ты все равно будешь удовлетворять свою неуемную жажду познания, по моей указке или нет, конечно же, я предпочту, чтобы ты и дальше оставалась под этой крышей, где я могу хоть в какой-то мере тебя оберегать. — Делоне погладил меня по голове. — Признаться, я опасался, что ты предпочтешь мне своего тсыганского мальчишку, — произнес он совершенно серьезно, — или даже Дом Шахризаев.
— Если Принц Странников думает, что я жду не дождусь завершение своего туара лишь затем, чтобы он наконец счел меня достойной внимания, то он крупно ошибается, — с кружащейся от облегчения головой выдохнула я. — Пусть ухаживает за мной наравне с другими, если пожелает. А Мелисанда… ей просто любопытно посмотреть, как далеко я убегу с ее ошейником, — добавила я, касаясь бриллианта на бархатном шнурке и заливаясь румянцем.
Делоне никак не прокомментировал мое заявление, за что я была ему благодарна.
— Федра, — серьезно сказал он, — ты член моей семьи и носишь мою фамилию. Если у тебя есть какие-то сомнения, отбрось их раз и навсегда, поверь, я никогда и ни за что не отрекусь от тебя и не выгоню из своего дома.
— Спасибо, милорд, — пробормотала я, неожиданно тронутая.
Он ласково мне улыбнулся.
— Даже если твое служение будет наполнять не мои сундуки, а твои и Наамах. — Он взвесил на руке ворох сверкающей бриллиантиками кисеи. — Ну что, отослать это ювелиру?
— Да, милорд, — лихорадочно закивала я, — пожалуйста, отошлите.
* * * * *
На оценку и совершение сделки требовалось несколько дней. С разрешения Делоне я прихватила угрюмого Жослена и отправилась в Сени Ночи, правда, средь бела дня. Алкуин одолжил мне своего коня, и, хотя на улице трещал мороз, было приятно ехать верхом, а не трястись в экипаже. Мое последнее воспоминание о карете содержало слишком много Мелисанды Шахризай, и я радовалась холодному колкому воздуху, проясняющему сознание.
Ее бриллиантовую слезу, однако, я так и не сняла. Даже мысли такой не допускала в голову, как и вопросов о причинах своего нежелания.
