Валентина Герман - Ведомые светом
— Я не могу уйти, — тихо проговорила она. — Тут везде вокруг твое заклятье.
Терлизан отчаянно выругался. Бледная кожа его вся покрылась испариной, он цеплялся пальцами за влажные камни и дышал прерывисто и часто, глядя на нее сквозь прищуренные ресницы.
— Тогда убей меня… Ты можешь… Как его.
— Нет!.. — выдохнула Диадра, и едва удержалась на ногах от одной только мысли о том, чтобы сделать подобное с ним.
Терлизан отвернулся и не то застонал, не то взрычал, заставляя Диадру вздрогнуть от отчаяния, которым был наполнен его голос. Его пальцы дрогнули и сжались, царапая камни ногтями, и в следующий миг отчаянный стон превратился в нечеловеческий шелест, и раскрылись черные крылья, и призрак во мгновение ока метнулся к Диадре.
Она, не шевелясь, словно завороженная, смотрела на него, краем сознания понимая, что бежать, в любом случае, было уже бессмысленно. Призрак взмыл над ней, глаза его вспыхнули, и Диадра подняла голову, встречая его изумрудный взор.
— Диадра… — прошелестел он сломленно и обреченно, словно моля о прощении за то, что собирался сделать в следующий миг. Он не хотел этого — о Боги, он не хотел, но он не в силах был противостоять своей сущности.
И Диадра, сознавая это, мягко сощурилась, и подняла пальцы, и коснулась его черной, неосязаемой груди.
— Ты сможешь справиться с ним, Терлизан, — сказала она тихо и так невозмутимо, что тотчас сама поразилась ровности своего голоса. О Боги, сейчас было как раз то время, когда ей стоило начать бояться его… а вместо этого она верила ему, верила так же безусловно и безрассудно, как прежде.
— Я не смогу, — прошелестел голос, и призрак, реявший в дрожавшей нерешительности, вновь подался к ней — и вновь остановился, еще на несколько дюймов ближе. Словно Терлизан из последних сил пытался сдерживать неизбежное, как человек под водой задерживает дыхание еще и еще на мгновение, зная, что рано или поздно ему все равно придется вдохнуть.
— Ты сможешь, — прошептала Диадра. — Потому что, Терлизан, я верю в тебя. И я… я тебя люблю.
Волна боли, отчаяния и безудержного голода хлынула на нее, заставляя в смятении отшатнуться и отступить на шаг.
— Убей меня, — прошипел он сипло, из последних сил. — Диадра… я не смогу… я все равно умру…
Она медленно качнула головой.
— Может быть, — прошептала она. — Но не от моей руки.
Отчаянный стон сорвался с его губ. Последним усилием воли он поднял пальцы — костлявые, нечеловечески длинные и черные, как сама бездна.
— Прости, — прошептал он, и Диадра только теперь почувствовала, как сердце ее заходится в неистовом ритме.
Удар — удар — удар — удар… еще один… быть может, последний…
Сверкнули изумрудные глаза, отражая блеск ледяной молнии, разорвавшей пространство между ними — и страшная боль пронзила все ее тело.
Всего на миг.
А потом мир принялся расплываться перед ее глазами, и последнее, что она видела — как складываются черные крылья, и как потухают изумрудные глаза, и Терлизан, окровавленный и обессиленный, опускается на колени, обнимая ее плечи.
— Прости, — шепчет он.
И, вместе, они падают на холодные каменные плиты.
Глава 21. Искупление
Листья. Цветные и шуршащие. Золотые лучи солнца. Смех. Она — ветер.
Или — нет?..
Кто она, почему что-то тревожит ее сквозь всю эту безмятежность?..
Ди?..
Слабый, но почему-то такой знакомый голос.
Диадра?..
Да. Теперь она вспомнила. Это она. Это ее имя.
Диадра.
Но если так, то чьи это листья?.. Кто кружит их весело и беспечно, если она — не ветер?
Отчего-то теперь ей так грустно.
Это не ее мир. Не ее листья. Не ее.
И солнце скрывается за тучами, и вместо его ласковых лучей теперь она чувствует только одиночество и холод. Смех сменяется плачем — испуганным и надрывным.
Из последних сил Диадра старается оглядеться вокруг, и мир начинает вращаться вокруг нее — и внезапно она видит и понимает все: причину и смысл этого видения, то главное, что было скрыто внутри. И увиденное ею важно настолько, что теперь сердце ее останавливается и дыхание замирает на ее подернутых льдом губах.
Нет солнца.
Нет солнца.
Нет.
Но без него этот мир исчезнет.
Редкий дощатый забор покрывается корочкой льда и осыпается осколками. Старый дом со стоном уходит под землю, поглощаемый ею, словно преисподней. И качели… старые, деревянные… они и есть весь ее мир…
— Диадра!.. Диадра!!.. ДИАДРА!!!..
Мгновения, минуты сливались для Берзадилара в смутном калейдоскопе, в котором не было ничего, кроме тревоги, ужаса и саднившего от бессмысленного крика горла. Он звал ее в голос, моля, и крича, и срываясь, но она исчезла, унесенная от него чужой силой, властной и могучей.
Он не смог даже последовать за ней. Он не смог остановить ее, не удержал ее ни в магических путах, ни в своих объятьях.
И теперь неконтролируемый страх жесткими нитями оплетал его сердце, рисуя перед его взором самые страшные картины.
Он не мог потерять ее.
Не мог. Не мог.
— Диадра!!..
— Терлизан!!..
— Диадра…
Он призывал их, раз за разом, снова и снова.
Ни один из них не откликался.
Они оба, казалось, просто исчезли в никуда.
Чей-то тревожный голос звал ее.
Где она?.. Что с ней?..
Зов был настойчивым, отчаянным и таким знакомым; она хотела поддаться ему, но не знала, как. Куда идти, если вокруг ничего, если она даже не уверена, что сама существует?.. Что это — сон?.. Странное видение?..
Внезапно что-то неуловимо изменилось. Словно пустота вокруг нее сгустилась, меняя очертания, а в следующий миг яркий свет залил все кругом…
Диадра открыла глаза и осознала, что стоит посреди знакомой столовой, где они совсем недавно ужинали с Берзадиларом. Вот и неубранные блюда еще стоят на столе; и сам Берзадилар — перед ней…
Бледный.
Сломленный.
Нервно качающий головой, словно не желая пускать в мысли нечто страшное и холодное.
— Нет. Нет, нет, нет…
— Что с тобой? — мягко и удивленно спросила Диадра, и в этот же миг вспомнила.
Подземелье. Древний. Терлизан.
Смерть.
— Ох!.. — она, вероятно, должна была задохнуться, но не знала, как сделать это — больше не знала. Она не помнила, каково это было — дышать.
Как странно…
Все эти человеческие привычки…
Они ведь совсем не нужны.
Она подняла руки и оглядела себя, свое призрачное тело, то самое платье, в котором она была в последние часы.
— Я мертва, да? — спросила она тихо, и отчего-то ей стало так грустно от этого. Но и плакать она тоже больше не умела. — Нечестно. Несправедливо… Почему, Берзадилар?..
